В 1799 году Париж был полон слухами о "Похищении сабинянок" Жака-Луи Давида. Картина вызвала самый настоящий скандал: у некоторых сабинянок были обнажены плечи, шея и - о, ужас! - даже грудь, не говоря о воинах, на которых были надеты только плащи и шлемы. Художника называли "Рафаэлем санкюлотов" и поклонником обнаженных прелестей. Забавно, но Давид воспользовался бесплатной рекламой. Он стал показывать картину приватно и, впервые в истории Франции, за деньги. В результате маэстро смог купить себе вполне приличную виллу за 72 тыс. ливров.

На современный взгляд, ситуация выглядит очень пикантно. В это же самое время, по улицам Парижа фланировали элегантные дамы, одетые весьма легкомысленно. В соответствии с новой модой, отменившей корсет, фижмы, обручи и прочие атрибуты костюма рококо, они носили белые туники a la Diana без рукавов, с поясом под грудью, высокими, до бедер, разрезами по бокам и низким декольте, открывающим грудь. Ну, а бальные туалеты того времени, сшитые из муслина, газа или кисеи, были почти прозрачными. Причем нижнее белье заменялось трико телесного цвета или отсутствовало вовсе. Иногда ткань наряда слегка увлажнялась перед балом, так что прилипающая к телу туника ясно обрисовывала фигуру, вызывая аналогии с драпировками греческих статуй.

"Античное" платье периода Директории - первый опыт "нагой" моды Нового времени. Однако в восприятии современников эта нагота была лишена непристойности, которую они усматривали в картине Давида. Мода поддерживала идеологию революции, образцом для которой стала история классической древности. И, поскольку в Древнем Риме французы нашли ту героику, которую хотели видеть в себе, они создали собственную версию его костюма. Прозрачные покровы, в отличие от галантного костюма рококо, символизировали для них не готовность к куртуазным играм, а естественную античную наготу, чистоту и добродетель.

Разумеется, ориентация на античность в значительной степени была условной. Мода подражала образцу, утвердившемуся в общественном сознании после публикации статей Винкельмана, раскопок Геркуланума и Помпеи и, наконец, после того как в Лондон были привезены лишенные своей некогда яркой раскраски греческие скульптуры, ставшие основой коллекции Британского музея. Одетая в тунику женщина имитировала белую мраморную статую, и мужчина выбирал даму сердца в толпе античных богинь. В 1798 году писатель Шоссар так описывал бал, на котором он побывал: "Я падал на колени перед Венерой, преклонялся перед Грациями, восхищался Юноной, опьянялся ароматом роз богини Флоры. Прозрачная, как кристалл, вуаль колыхалась вокруг ее очаровательного тела. Здесь, в толпе бессмертных, я нашел все виды, все детали женской красоты..."

Облик модницы начала XIX столетия завершала прическа в римском или греческом стиле. Иногда женщины коротко стригли волосы, добровольно отказываясь от своего естественного украшения, чтобы еще больше приблизиться к идеалу античной скульптуры, в данном случае - мужской. Такие прически в коротких локонах, с выстриженной шеей называли в память о днях якобинского террора a la victime (жертва), а позднее a la Titus или a la Caracalla. Воспоминанием о древнем Риме были и парики, меняющие цвет волос. Иногда - красные. Обязательной принадлежностью "нагого" костюма стала шаль, которую носили на манер пеплума. Легкие сандалии с лентами, обвивающими икры, а также аксессуары - камни, браслеты, кольца, украшающие не только руки, но и ноги, - должны были подчеркнуть красоту этих обнаженных частей тела.

Античный стиль в костюме просуществовал до заката наполеоновской Империи, от которой и получил свое название - ампир (от французского empire - империя). Довольно скоро белизна одежд революции сменилась яркими восточными орнаментами придворных туалетов, легкомысленная обнаженность - рассудительной одетостью. Развитие стиля отличалось помпезностью и эклектичностью. Как любая империя, империя Наполеона гордилась трофеями своей воинской славы. И костюм, как губка, впитывал в себя экзотические мотивы Египта, Малой Азии и даже Польши и России. Появились тюрбаны, перья, меха. Газ и кисею заменили парча и бархат.

Набожная и ханжески добродетельная Реставрация окончательно закрыла тело и вернулась к твердым стоячим воротникам с белой крахмальной оборкой в стиле мужского костюма эпохи Возрождения. От прошлой поры она сохранила только высокий пояс под грудью. Однако и талия постепенно стала опускаться вниз и затягиваться. А в конце 20-х годов возвратились корсет и юбка в форме колокола.

Неправда ли, экстравагантная биография моды ампир, удивительным образом напоминает наше время. В ней есть все то, что мы считаем своим исключительным завоеванием. Разрушение принципов старой морали и связанная с ним радикальная смена формы костюма, прямое обращение к исторической цитате и, наконец, авангардные выпады, и сегодня раздражающие обывателя. Такие, как нагота, короткая стрижка, красные волосы. Кольца, украшающие пальцы ног, вполне можно сравнить с популярным в молодежной среде пирсингом. А обращение к этнографическим элементам костюма экзотических для жителя Центральной Европы стран сопоставимо с этническим направлением в развитии современной моды.

Ампир наследовал классицизму, по сути являясь его развитием. Но интерес к классике не ограничивается временными рамками XVII-XIX веков √ времени, официально отведенному классицизму историей искусства. Термин неоклассицизм применяется для обозначения различных художественных течений в искусстве XIX и XX веков. Так, неоклассицизм был официальным стилем фашисткой Германии и оказал влияние на советскую архитектуру сталинского периода - так называемый "сталинский ампир". Не обошел он и искусство костюма.

Любопытно, что различные версии античной туники взяли себе за правило появляться в моде на переломе веков. Костюм так называемого второго ампира, прежде всего, был воспоминанием об ампире наполеоновской поры. Его волна поднимается после празднования в 1899 году столетнего юбилея французской республики. Вновь она совпадает с борьбой против корсета и широкой юбки. Но на этот раз классика нашла свое выражение, главным образом, в удлиненном, демонстрирующем тело силуэте. Высокий пояс - лишь один из многочисленных элементов моды стиля модерн. К тому же, античным прообразом служили уже не Геркуланум и Помпея, а недавно открытые яркие красочные памятники крито-микенской культуры. В свою очередь экзотическую составляющую первого ампира - Египет, Малую Азию и др. - заменила Япония.

На античную моду второго ампира большое влияние оказали парижские гастроли русского балета Сергея Дягилева, костюмы и декорации для которого создавались Леоном Бакстом. Вакханки Бакста, безусловно, поразили воображение Поля Пуаре, идеи которого господствовали в моде до начала первой мировой войны. Платье-туника и пеплос были одной из основных тем его коллекций.

Вернулось и платье Директории, уже из непрозрачных материалов, но "сбоку разрезанное от талии до ноги", с просвечивающим сквозь разрез розовым трико. Новостью моды была блузка - в частности, "блузка с верхним просветом", которая не оставляла никаких сомнений в том, что женщина носит изящные dessous (белье). А на фешенебельных горных курортах дамы, обладающие красивой упругой грудью, позволяли себе надевать другую модную новинку - sweater (свитер), облегающий их, как вторая кожа, и позволяющий каждому видеть, что "под ним никакого другого одеяния нет". Подобные туалеты воспринимались современниками как торжество рафинированности, которой нет дела до морали и которая хочет проявить себя, во что бы то ни стало.

В конце XX века стиль империи вновь напомнил о себе. Но еще до того, как появились платья-туники, его остроумные идеи нашли свое выражение в иных формах и с иными акцентами. В определенном смысле повторялась история возникновения и развития этой моды в конце XVIII - начале XIX веков. Да-да, "нагая мода" 90-х годов - это хорошо забытое изобретение эпохи Директории, - как и отсутствие лифчика (читай √ корсета). Мы лишь акцентировали просвечивающее сквозь прозрачную ткань нижнее белье вместо того, чтобы только намекать на его присутствие (второй ампир) или отсутствие (первый ампир). Параллельно с тканью, через которую "видно все", на подиумах дефилировали кружево и сетка, чаще всего трикотажная, нередко ручной вязки. Последней новостью стал совершенно прозрачный пластик, с которым работают представители авангардных направлений моды.

Самый популярный сегодня вариант вечернего платья - длинные струящиеся туалеты на тонких бретелях. В момент своего появления они выступали не только в роли агентов "бельевого стиля", но явно эксплуатировали мотивы классики. Вначале их строгая лаконичная форма подчеркивалась тканью пастельных тонов, драпировками и даже высоко поднятым поясом. Затем они стали расшиваться сверкающими стразами и бисером; и, наконец, сегодня такие платья шьют из ярких набивных тканей, рисунок которых имитирует звериную шкуру или же воспроизводит геометрические и цветочные орнаменты, имеющие точный этнографический и исторический адрес. А традиционная форма античной туники в варианте мини-платья в конце 90-х годов по фантазии эклектичных разработок не уступала завершающему этапу первого ампира и моде модерна.

Что ж, ампир наполеоновской эпохи был модой новой аристократии. Он импонировал и семейству Бонапартов, уютно расположившемуся на европейских тронах, и лавочнику, купившему дворянский титул. Но только женщина могла символизировать успех мужчины. Такая женщина, как жена бывшего лакея мадам де Тальен, которая, по мнению современников, была "красивее Капитолийской Венеры". Или жена банкира мадам Рекамье, без которой не было бы лучшего портрета Давида. И мода конца XX века, мода женщины, самостоятельно добившейся успеха, как анфилада зеркал, отражает все версии античной туники и все женственное очарование тех, кто ее носил. С присущей ей иронией, она играет метафорой, с различной интонацией звучащей в разные времена. Метафорой, значение которой каждый раз подчеркивалось темным строгим фоном официального мужского костюма. Возрожденное нашим временем платье ампир и его идея "нагой" добродетели подчеркивают независимую роль женщины, переставшей быть пассивным объектом выбора мужчины. И, может быть, по-своему отражают так называемое "неоцеломудрие" нового поколения, о котором все чаще говорят сегодня.