Вполне академические кросс-культурные исследования (сравнительные исследования разных культур), коим так любят предаваться зарубежные исследователи, часто неожиданно высвечивают социологические и социально-психологические проблемы, имеющие непосредственное отношение и к нашему с вами настоящему, а может, и будущему. Одна из таких проблем - проблема доверия.

Сегодня только неграмотный не читает в разных изданиях, что коренная проблема нашей экономики - это проблема доверия и что именно из-за отсутствия доверия нет ни нормального денежного обращения, ни нормальных сбережений, ни нормальных инвестиций, ни...

Если верить рыцарям нашей национальной самобытности, народ мы - ну просто абсолютно коллективистский, так что доверия, вроде, должно быть хоть отбавляй. (Правда, есть и другие источники, преимущественно из сферы той же социологии и социальной психологии. Они, совсем наоборот, утверждают, что таких индивидуалистов, как позднесоветские/раннероссийские жители, еще надо поискать; к этой точке зрения мы, возможно, еще вернемся в будущем.)

Как же соотносятся коллективизм и индивидуализм с проблемой доверия (и злоупотребления доверием)?

Проблеме доверия в ее разных аспектах (в том числе, и близко связанной с нею проблеме надувательства, то есть злоупотребления доверием) посвящено немало исследований. Мы здесь остановимся лишь на нескольких, которые были выполнены в совершенно разных условиях, с представителями разных культур, решали разные задачи и даже проходили по разным ведомствам - один эксперимент ставился в рамках экономической психологии, другой - в рамках сравнительных исследований где-то на границе между социологией и социальной психологией (во всяком случае, опубликован в одном из самых престижных в мире социологических журналов). Но проблема изучалась, по сути, одна, и результаты оказались довольно сходными.

Сперва о том, что попроще - по крайней мере, для изложения. Немецкие психологи решили проверить, а так ли уж вправду честны немцы, как это принято думать. Или, если серьезно, является ли деловая честность следствием личностных, диспозиционных установок, или объясняется чем-то другим¹?

В ходе эксперимента участникам предлагалось принять несколько "деловых решений", от правильности которых зависел размер потенциального выигрыша, а иногда и вполне реального проигрыша (играли "на деньги", иногда выданные экспериментатором, иногда свои собственные).

"Торги", как и положено в современных сделках, проводились дистанционно и анонимно. "Игрок I" решал, будет ли он сотрудничать с не известным ему "Игроком II" ("вкладывать ресурсы" в "совместное предприятие"). В этом случае размер выигрыша был заведомо выше, чем тот, что можно было получить в одиночку, но вот действительно ли удастся этот выигрыш получить, целиком зависело от милости (или честности) "Игрока II" - тот мог по собственному произволу или честно поделиться совместно нажитым, или взять весь выигрыш себе, оставив доверившегося ему "Игрока I" в дураках.

Игра проходила в разных вариантах: просто, как мы только что описали; в несколько туров - и, наконец, с "аукционом": игроки указывали, сколько они готовы заплатить за возможность участвовать в игре (возможность "инвестировать" и "получать прибыль") и - отдельно - сколько готовы заплатить за позицию "первого игрока" (того, кто выбирает, сотрудничать ли) и "второго" (того, который, если его выберут, решает, делиться или надувать). Попутно в тех же бланках "Игрока I" просили указать, как он сам поступил бы на месте "второго" и обратно.

Результаты всех игр оказались в основном до обидного предсказуемы.

Очень немногие из "первых игроков" рассчитывали на честность своих неизвестных партнеров: лишь в самом простом случае, когда играли без аукциона, так что собственные деньги не шли на кон, возможный выигрыш был относительно невелик (50-80 DM), а сама игра проходила в три тура, что несколько подымало и уровень доверия, и уровень честности, - только в этом случае 21 из 28 игроков предпочли стратегию сотрудничества. Но и они не только ничего от этого не выигрывали, "падая жертвой" партнера, но и сами, когда выступали в роли "Игрока II", столь же беззастенчиво надували...

Если игра шла в один тур, большинство недвусмысленно отказывалось рисковать, доверяя кому-то.

В играх же "с аукционом", где и деньги первоначально приходилось вносить свои, и выигрыши были уже вполне чувствительны, люди уклонялись даже от самого выгодного сотрудничества, надували везде, где это было возможно, а очень и очень многие в ходе "аукциона" отказывались делать даже те ставки, что были заведомо ниже минимально гарантированного выигрыша, то есть вкладывать деньги в абсолютно верный выигрыш. В общем, совсем как россияне на следующий день после банкротства "МММ" или банковского кризиса.

Но ведь интересно, что при всем при том и пресловутая "немецкая честность", и "западная деловая рациональность" действительно существуют. Как и доверие, которое только и делает возможными нормальные деловые отношения.

Как, на каком уровне проявляется и мотивируется доверие, попробовали выяснить американские и японские исследователи в нескольких сравнительных экспериментах с представителями двух культур².

Начали они с общих положений, которые могут показаться весьма странными, но, если задуматься, чуть ли не самоочевидны. В США, стране классического "индивидуализма", общий уровень доверия к людям намного выше, чем в Японии - стране классического коллективизма³. Так, в ходе опросов американцам и японцам задавался один и тот же вопрос: стоит ли в большинстве случаев доверять людям, или лучше все время быть настороже? Среди американцев "доверчивых" оказалось 47%, среди японцев - 26%. А в ответе на вопрос, готовы ли люди помогать другим, или думают только о себе, разница была еще более разительной - 47% и 19%.

Странно это только на первый взгляд, если не задумываясь принимаешь мысль, что чем теснее в обществе связи между людьми, тем выше в нем и общий уровень доверия. А на второй взгляд, если подумать, - все строго наоборот. Между "людьми вообще" тесных связей нет и быть не может. Связи могут быть только между "своими" - членами традиционной "большой", или "длинной", семьи, общины, работниками предприятия, "живущего как одна семья" (что, кстати, не всем понравится), жителями деревни или городка и т.п. И чем крепче связи внутри таких сообществ, тем слабее они за его пределами, тем меньше доверия к чужакам.

Вот и выходит, что "человеку вообще" индивидуалист-американец будет доверять гораздо больше, чем коллективист-японец (хотя, как мы видели, немцы, которые по этому признаку ближе к американцам, чем к японцам, тоже не слишком доверяют друг другу).

Теперь о коллективе. Некоторое время назад американские и японские психологи провели любопытный эксперимент. Он, правда, не имеет особого отношения к проблеме доверия, но проливает свет на то, как формируется в культурах разного типа отношение человека к своему окружению и к людям вообще.

Эксперимент в чем-то напоминал знаменитый "Союз рыжих" А. Конана Дойла, где человеку поручили за очень приличное вознаграждение переписывать Британскую энциклопедию, причем подлинные цели этого поручения не имели к содержанию работы ни малейшего отношения.

В США и в Японии создавались небольшие "временные коллективы", которым поручалась определенная задача и выплачивались за работу вполне приличные деньги. Участники коллективов не были до этого знакомы друг с другом, характер работы был заведомо временным, работали в основном дома, в свободное от основных обязанностей время друг с другом общались мало. Зато работа была организована так, чтобы за "сачков" приходилось работать остальным, и в некоторых коллективах было достаточно подобных "сачков", вызывающих раздражение честных тружеников (но не во всех - нужны были и контрольные группы). Помимо количества "сачков" коллективы различались и оплатой работы.

Честные труженики, естественно, возмущались ситуацией и порой бросали работу. Но любопытно, что в тех случаях, когда материальные потери от ухода были сравнительно невелики, недовольные японцы и американцы расставались со своими коллективами примерно одинаково часто. А вот если потери были значительны - американцы уходили в 8 (!) раз реже японцев, хотя при общем более низком уровне жизни потери для японцев были чувствительнее.

Тут уж не о преданности коллективу дело идет, а о явно негативном отношении к нему - настолько, что не жалко и хорошие деньги потерять!

И хотя преданность современного японца своему коллективу, вообще-то, сильно преувеличена, по крайней мере если речь идет о сравнительно молодых людях, все равно ситуация более чем странная! При всех вариантах индивидуалистичные американцы должны были бы чаще стремиться избавиться от тирании группы, чем японцы, к тирании группы привычные!

Впрочем, когда знаешь, как реально обстоит дело, - и это объяснить несложно. Ведь в коллективистской культуре люди преданы не "коллективам" вообще, а группам, которые считают "своими" и в которых пользуются весьма специфическим правом контролировать других.

С обычных предприятий японцы, действительно, не уходят, даже если им что-то не нравится. Но, с другой стороны, о злостных "сачках" на японских предприятиях мы тоже как-то не слышали. Просто в обычном, постоянном коллективе, как и в семье, общине и даже в сравнительно замкнутом деловом сообществе, где все друг друга знают, у японцев действует отработанная, хотя и не осознаваемая система взаимного контроля и взаимных санкций.

В этой ситуации, да еще при "клановой" структуре общества, где нет места одиночкам, "преданность коллективу" оказывается вещью вполне рациональной: ставить интересы группы выше собственных оказывается самой выгодной в долгосрочном плане стратегией, и пока человек строго придерживается правил, норм и ценностей группы, у него всегда есть возможность участвовать в "наказании" диссидентов - тех же самых "сачков".

В случаях же, когда повседневный контроль за соблюдением групповых норм невозможен - как в искусственных коллективах наших экспериментаторов - при нарушении норм у "лояльного члена коллектива" возникает чувство, что "все несправедливо", и никакая лояльность такому коллективу для японца невозможна. В этих случаях он куда более склонен к бунту против группы, чем американец, и уходит, не считаясь с издержками. В группе, где нет возможностей для взаимного контроля и принуждения, японской коллективистской культуры просто не существует.

Иными словами, пресловутый "коллективизм" "коллективистских" обществ - не система личностных ценностей, а система "институтов" - взаимного контроля, взаимных санкций. Без таких институтов нет и коллективистских чувств.

Это утверждение проверялось в специальном эксперименте "на доверие" на том самом поле, где так оскандалились немцы, - на уровне кошелька. В экспериментах участвовали японцы и американцы. Участники эксперимента объединялись в группы по 4 человека. Каждому выдавалась символическая сума - 50 центов или их эквивалент в йенах - и предлагалось оставить ее себе или поделиться с другими. В последнем случае экспериментатор от себя добавлял этим "другим" столько же, сколько давал им щедрый даритель. В предельном случае- если каждый отдал бы другим всю полученную им сумму - каждый мог увеличить первоначально полученную сумму вдвое. Эксперимент повторялся 16 раз. Состав групп иногда тасовался, иногда оставался неизменным. Менялись и условия проведения эксперимента.

В обычных условиях американцы проявляли немного больше доверия к своим партнерам, чаще отдавая в общий котел все полученные деньги. Зато когда в группе появлялась возможность взаимного контроля - среди американцев доверие возрастало на 19%, а у японцев - на 30%.

Все эти странные и на первый взгляд, экзотические эксперименты имеют, к сожалению, прямое отношение к нашей жизни.

Речь идет прежде всего о специфическом соотношении "неопределенность ситуации - доверие" - именно это, в частности, и пытались прояснить авторы американо-японских экспериментов. Неопределенность ситуации понимается как положение, при котором у партнера объективно есть соблазн нанести тебе ущерб (то есть возможность, во-первых, нанести ущерб, во-вторых, получить от этого выгоду), а у тебя нет достаточной информации, чтобы предсказать, воспользуется ли он имеющейся возможностью.

Поскольку действовать в ситуации полного недоверия нельзя, на такую ситуацию могут быть две альтернативные реакции: "общественное доверие" - в каком-то смысле как акт веры - и "общественное недоверие", которое непременно оборачивается усилением лояльности "своим" (или усиление лояльности "своим", оборачивающееся ростом общественного недоверия, - причины и следствия здесь сильно перепутаны). (Последнее состояние, как показывают вполне серьезные исследования, царило в нашем обществе до самого последнего времени и, вполне вероятно, продолжает успешно царить. Одна из главных целей нынешней власти как раз и состоит в том, чтобы "переломить тенденцию" и средствами государственной политики спровоцировать тот самый акт веры. Правда, нам это выражение больше известно в его испанском звучании - "аутодафе", и, возможно, ассоциация не является случайным совпадением.)

Каждая из стратегий имеет свои преимущества. Стратегия "лояльности своим" снижает риск, но и резко сужает круг возможностей. Говоря в терминах современной экономики, эта стратегия снижает "трансакционные издержки" - стоимость заключения сделок и гарантирования их исполнения, но увеличивает "упущенную прибыль" - прибыль, которую ты мог бы получить, но не получил из-за того, что круг потенциальных партнеров был слишком узок и выбрать пришлось далеко не оптимального.

Эти проблемы, на которых пересекаются социология, психология, экономика и теория прав собственности, довольно подробно и вполне понятно рассматривались в экономической печати. Нам здесь интересно, что отсутствие доверия, механизма гарантирования сделок, сколько-нибудь равного доступа к информации и к возможности совершения сделок - "классические" ситуации экономики институтов - просто один к одному списаны с нашей сегодняшней жизни. И альтернативы перед нами стоят, вроде бы, похожие.

Но вот если принять "японо-американскую" идею коллективизма как "системы институтов", а не культуры ценностей - "своих групп" у нас практически не осталось и в ближайшем будущем не предвидится.

До сравнительно недавнего времени наше общество было в известном смысле традиционно-коллективистским. Правда, не было ни "большой семьи", ни общины. С коллективами было сложнее. Отношение к ним было самым прагматическим, но кое-какие механизмы взаимного контроля там действовали, что и стимулировало определенный уровень доверия. И уж совсем сильные связи и доверие были среди "своих" - друзей и родственников, связанных общими неформальными, но очень сильными отношениями, в том числе и "обменом услугами", жизненно важным при всеобщем дефиците.

Память об этом недавнем времени еще жива на страницах заполненных анкет социологических опросов - особенно в небольших городах.

Но с ослаблением взаимной зависимости членов таких групп (роль обмена услугами резко упала; роль таких групп как социальной и психологической "отдушины" тоже свелась на нет) возможности для взаимного контроля резко снизились. О коллективах или "деловых сообществах" и говорить не приходится. Быстрая смена состава таких сообществ и правил игры практически не позволяет сформироваться необходимым замкнутым, но достаточно большим группам, в которых такой контроль мог бы осуществляться.

В каком-то смысле это, может быть, и хорошо: замкнутые клики или кланы не могут обеспечить достаточную эффективность механизма сделок. Во всем мире происходит размывание и разрушение таких структур - международная конкуренция заставляет. А "общественное доверие" может реализовываться двумя путями, не обязательно исключающими друг друга: либо как "акт веры" (так вторгалась в жизнь, а порой и ломала ее знаменитая протестантская этика), либо как результат деятельности государства.

Беда только, что пока нет ни того, ни другого - случай в мировой практике не уникальный, но очень редкий, - жить невесело. Что именно начнет у нас развиваться быстрее - покажет история. Но что-то начнет. Как говорил персонаж "Бравого солдата Швейка": "Никогда так не было, чтоб никак не было". Во всяком случае, никогда так не бывало подолгу. Иначе вопрос неизбежно выходит за пределы социологии или психологии и становится предметом совсем другой дисциплины - эсхатологии, или учения о конце света...

Примечания:

¹ W.Guth, P.Oskenfels, M.Wendel. Cooperation based on trust: an experimental investigation // Journal of Economic Psychology. V.18. #1. P.15-43.

² Toshshio Yamagishi, K.Cook, M.Watable. Uncertainty, trust and committment formation in the US and Japan. // American Journal of Sociology. 1998. V.104. #1. P.165-194.

³ Правда, представление о современной Японии как о классической стране традиционных коллективистских ценностей в значительной степени миф - который, как и многие подобные мифы, разделяется большинством японцев. Одно из недавних исследований показало это со всей убедительностью. Но об этом как-нибудь в другой раз; благо, на результатах экспериментов по изучению психологии и социологии доверия данное обстоятельство никак не отразилось.