О счастье и других вечных вопросах

Чем должна в первую очередь заниматься наука, поставившая себя на службу людям, иными словами, желающая сделать людей счастливыми? Совершенно верно, счастьем.

Те, кому случалось читать книги еще лет двадцать-тридцать назад, должно быть, помнят о трудностях Федора Симеоновича Киврина, руководителя отдела нелинейного счастья в НИИЧАВО в "Понедельнике..." братьев Стругацких: ему все не удавалось построить осмысленное определение счастья. Он, например, безуспешно бился над стихами, для автора которых счастьем было

Менять вот так же состоянья духа,
Как пенни поменяешь ты на шиллинг,
Иль пенье юной девушки услышать
Не на моем пути, но вслед за тем,
Как у меня дорогу разузнала.

Жизнь, как ей и положено, оставила позади выдумки фантастов, и со счастьем, наконец, разобрались. Это, как установила передовая наука, "положительное эмоциональное переживание, аффективный компонент субъективного ощущения благополучия - СОБ (в оригинале - subjective well-being - SWB)"¹. Определение - и вправду, плод усилий передовой науки в целом: приводящие его авторы ссылаются на целых пять работ.

Эмпирическая ветвь передовой науки выявила и "детерминанты счастья", или "факторы, с которыми связано счастье и удовлетворенность жизнью". Это, в частности, высокая самооценка (впрочем, важна она в основном в "высокоиндивидуалистических" западных обществах), отношения с другими людьми, особенно влюбленность и сознание, что тебя любят. Еще отмечено, что люди, у которых больше друзей и которые проводят с ними больше времени, чаще относят себя к категории счастливых. Вопрос, что здесь причина, что следствие, кажется, не ставится. Впрочем, и дружба как проявление индивидуальности, похоже, важнее для тех же "индивидуалистических обществ".

Другие счастьеведы выявили такой фактор, как удовлетворенность браком и семейной жизнью (об этом см. ниже). В отличие от индивидуалистической дружбы это, видимо, равно важно и для "индивидуалистических", и для "традиционных" обществ.

Казалось бы, все это - довольно наивные тезисы, достойные разве что Козьмы Пруткова. Однако же, "наивность" эта не мешает проводить добротные эмпирические исследования и получать любопытные результаты. Расскажем об изучении представлений о счастье, где респондентами были четыре группы студентов: группа американцев из штата Нью-Йорк, англоканадцев и франкоканадцев из Квебека и сальвадорцев из города Сан-Сальвадор (группы перечислены здесь в порядке предполагаемого убывания "индивидуализма" и нарастания "коллективизма"²).

Все опрошенные были разбиты еще на три группы. Одних спросили: "От чего вы испытываете счастье?" Других - "Что нужно человеку для счастья?" Третьих - "Какого человека вы бы назвали счастливым?" Поскольку авторы вполне отдавали себе отчет в том, что эти вопросы затрагивали разные пласты личности, то в каждой группе задавали только один вопрос именно для того, чтобы в ходе исследования эти "пласты" не накладывались друг на друга и не взаимодействовали.

В отечественных исследованиях такую барскую методологическую роскошь не то чтобы вовсе не встретишь, но она, мягко говоря, не закон. А, на взгляд пишущего эти строки, в эмпирическом социологическом исследовании лучше допускать наивность в теоретических постулатах, соблюдая необходимый уровень строгости и осмысленности в методологии, чем наоборот: над утверждениями можно повеселиться, а результатами пользоваться с полным доверием - сразу двойная польза. Что и позволяет нам вернуться к результатам.

Методологическая строгость окупилась. Выяснилось, что ответы по трем группам √ то есть важность тех или иных "факторов" счастья при обращении к трем разным "пластам личности" - существенно разнятся. В первой, где дело касалось "тебя лично", обращали больше внимания на гедонистические моменты: "маленькие радости жизни" для индивидуалистических американцев и англоканадцев и "возможность делать, что хочется" для франкоканадцев. Во второй группе на передний план вышло незыблемое, объективное, вечное: здоровье, деньги, религиозные ценности. И, наконец, третий вопрос, отсылавший респондентов из разных стран одновременно и к личности гипотетического "счастливого человека", и к "философии счастья", активизировал еще один пласт представлений. "Счастливый человек", как оказалось, - это человек с определенными личностными качествами, делающими его счастливым: с "позитивным" отношением к жизни, с высокими целями, к которым он стремится...

Но что же все-таки такое счастье не с точки зрения искушенных исследователей, а с точки зрения наивных респондентов?

У сальвадорцев это, в основном, классические для высокотрадиционного общества представления: удовлетворенность семейной жизнью у женщин, удовлетворенность своим положением в местном сообществе и отношениями с окружающими у мужчин. Здоровье. Религиозные ценности.

У североамериканцев представления о счастье различаются не слишком сильно. На первом месте "по сумме очков" стоит та же семейная жизнь, на втором - наличие высоких целей, на третьем - "позитивное отношение к жизни", затем идут дружба и отношения с людьми. Деньги по той же "сумме очков" занимают 9-е место, здоровье √ 13-е (опрашивались люди до 25 лет). Все "северяне" значительно сильнее, чем сальвадорцы, озабочены своим социальным положением, статусом, отношениями с людьми за пределами семьи. При этом американцы меньше других придают значение "внутриличностным" факторам, франкоканадцы называют их чаще других, англоканадцы находятся где-то посередине. То, что франкоканадцы, наиболее "коллективистски настроенные" из всех "североамериканцев", больше всего озабочены именно внутриличностными компонентами счастья и возможностью "делать, что захочется", лишний раз показывает, что индивидуализм и коллективизм - понятия куда более сложные, чем нас некогда учили...

Интересно, что даже у молодых канадских французов любовь и интимные отношения стоят лишь на 6-м месте среди факторов счастья. Любопытно также, что для американцев, франкоканадцев, сальвадорцев деньги как компонент счастья играют относительно небольшую роль, а вот у англоканадцев они стоят в иерархии счастья значительно выше - на 5-м месте.

Огромное значение, которое почти все опрошенные придали "позитивному отношению к жизни" и высоким целям, в очередной раз подтверждает приоритет отечественного счастьеведения в лице Козьмы Пруткова: "Если хочешь быть счастливым - будь им".

Жизнь после семейной жизни

Медицина учит, что холостяки обычно умирают сумасшедшими, женатые умирают, не успев сойти с ума.

А.П.Чехов. "Руководство для желающих жениться"

Современная социология с утверждением "Человека без селезенки", скорее всего, не согласится. По крайней мере, данные, полученные некоторое время назад в США, говорят обратное: у женатых мужчин ожидаемая продолжительность жизни значительно выше, чем у холостых или вдовцов.

В США уже давно отслеживают изменения (или, если по-русски, ведут мониторинг динамики) семейных доходов вполне представительной выборки семей, охватывающей самые различные категории населения. Социологи использовали накопленную статистику, чтобы выяснить, как влияют на продолжительность жизни американцев величина доходов и семейное положение. Мы расскажем здесь о результатах, используя данные о 5 тысячах семей с 1968 по 1988 год.

На самом общем уровне анализа, как это часто бывает, не обнаружилось ничего неожиданного - того, чего мы с вами не подозревали бы и сами. Например, ожидаемая продолжительность жизни снижается с падением дохода и с наступлением одиночества. Любопытно, однако, что у женщин, по данным статистики, риск смерти увеличивается не вообще с потерей мужа, а именно со снижением дохода, обычно сопровождающим эту потерю. В тех же случаях, когда доход не меняется, - ожидаемая продолжительность жизни тоже остается неизменной. А вот у мужчин потеря жены увеличивает риск смерти независимо от изменений дохода. Зато этот риск существенно снижается, если с мужчиной, потерявшим жену, живет другой взрослый. В то же время у женщин совместное проживание с другим взрослым само по себе на ожидаемую продолжительность жизни не влияет - если только не ведет к росту среднедушевого дохода.

Интересно, однако, что и у мужчин, и у женщин риск смерти для вдовых или разведенных меньше, чем для тех, кто никогда не состоял в браке. Иначе говоря, даже прежний "семейный опыт" способен продлевать жизнь - тем больше, чем дольше был этот "опыт". Последний фактор сильнее проявляется у женщин - если только срок семейной жизни был достаточно длительным. А вот у мужчин благотворная роль семейного очага начинает проявляться почти сразу. У них даже недолгая жизнь в браке способна хоть чуть-чуть да снизить риск смерти.

И еще одно отличие женщин от мужчин: для мужчины, с точки зрения продолжительности жизни, в общем, все равно, потерял ли он жену из-за ее смерти, или из-за развода. Вероятность его собственной смерти от этого не меняется. А вот для женщины это - принципиальная разница. У вдов ожидаемая продолжительность жизни почти такая же, как у женщин, имеющих мужей. А вот у разведенных - намного ниже.

Американские социологи целиком объясняют эти различия разницей в материальном положении: в одних случаях оно ухудшается, в других - не меняется. А что касается мужчин - у них даже короткая семейная жизнь, якобы, избавляет от многих вредных привычек и тем существенно продлевает жизнь. Конечно, в жизни все это сложнее и тоньше. Тем более, что есть еще одно интересное наблюдение, совсем уж не вписывающееся в рамки "экономического детерминизма на семейном фронте": женщины с высшим образованием живут дольше, у мужчин образование на продолжительность жизни не влияет.

Зато высшее образование жены способно продлить жизнь мужу, а вот для жены (опять же, с точки зрения продолжительности жизни) образование мужа абсолютно безразлично.

Странно, но статистически значимо.

Исследователи, одержимые манией научного объяснения, и здесь просты, как правда: по их мнению, образованная жена способна лучше, правильнее "вести дом" и тем продлять жизнь своего спутника. Непонятно только, почему для здорового образа жизни недостаточно, например, колледжа и непременно нужно углубленно изучить высшую математику или историю средневековой французской литературы. И потом, женщина с высшим образованием даже в США - это обычно все-таки работающая женщина. Почему она непременно должна вести дом лучше, чем "профессиональная домохозяйка"?

Может быть, в добротной социологической статье без "материалистических объяснений" и не обойтись, но поневоле вспоминаются слова, которые у Давида Самойлова (и, кажется, в жизни) произнес в разговоре с Пушкиным Пестель: "Я душой матерьялист, но протестует разум!". А может, все дело в том самом счастье, столь же научно и глубокомысленно определявшемся исследователями, о которых мы говорили вначале? Тем более, что оно как раз включало в числе важнейших "детерминант" "удовлетворенность семейной жизнью". А она, удовлетворенность, как нам уже приходилось отмечать раньше, у американцев, оказывается, весьма тесно коррелирует с близостью образовательного уровня супругов. И может быть, даже в ситуации с различиями и изменениями дохода все дело в том, как они опосредуются тем самым "субъективным ощущением благополучия"?

Этого мы никогда не узнаем. По крайней мере, из работ западных социологов. И не потому, что они глупее нас с вами. Просто действующие в дисциплине стандарты накладывают запрет на подобные вольности. Ведь методологически чистым способом такие интерпретации не подтвердишь и не опровергнешь. Нам с вами, конечно, от этого и скучно, и смешно. Но для дисциплины скорее полезно - предохраняет от размывания границ между социологией и публицистикой, пусть даже очень умной, и от возможности доказывать с помощью социологических опросов все, что хочется доказать. А за это не жалко и кое-чем поступиться.

Примечания:

¹ N.Chiasson, L.Dube, J.-P.Blondin. Happiness: A look into folk psychology of four cultural groups. / Journal of cross-cultural psychology, v.27, #6. P.673-691.

² Постоянные читатели нашего журнала, должно быть, уже усвоили, что смысл этих понятий в мировой социальной психологии и культурологии имеет мало общего с тем "коллективизмом", который, якобы, был неотъемлемой чертой всякого истинно советского человека, и с тем "индивидуализмом", который должен был отличать человека истинно несоветского.