Я вернулся из Хельсинки, где работал в Выборге в коллаборации с Лиисой Робертс в библиотеке Аалто. Я помогал ей в съемках фильма, замысел которого переплетался с образами Гуго Алвара Генриха Аалто (1898-1976), гениального финского архитектора, построившего в 1935 году библиотеку в Выборге, которая была разрушена в ходе Зимней войны, потом восстановлена, и где в советское время собирались устроить кинозал. Когда я вошел в это здание ранним утром, чтоб сделать несколько снимков, первый, кто мне повстречался, был сидящий в фойе на скамеечке слепой в черных очках с черным псом у ног. Такой читатель попал в объектив моего Соntах 2.

Задачей моей было организовать общение юных пользователей с библиотекой. Это была идея Лиисы Робертс, которую мало у нас знают даже те, кто занимается видео-артом. Она принадлежит к новому поколению художников в этом жанре, пришедшему после Билла Виолы и Гарри Хилла. Родилась в Париже в финно-американской семье, училась в Англии и Америке, участвовала в Веницианском и Берлинском биеннале, кассельской "Документе", выставлялась в нью-йоркском Уайт-музее. Лииса Робертс работает с высокими технологиями, так одна ее инсталляция демонстрировала объекты со скоростью 2000 кадров в секунду. Количества осуществленных ею видеозаписей, показалось мне, хватило бы для гипотетического восстановления всего Выборга, даже если б он чудом вдруг исчез с лица земли.

Для начала я прочитал недорослям вслух рассказ Борхеса "Стена и книги" (из сборника "Новые расследования). Затем рассказал о космической сути природы книги - о первочтении, о том, что в корнях времен издревле было две книги: одна звездная, мистериальная книга, другая - наземная, книга охотников, читавших отпечатки звериных следов зверей. После чего предложил им отправиться в разные части здания, чтобы они выбрали и выписали из любой книги какую-нибудь фразу по вкусу.

Удивительно, но библиотека сделала свое дело: когда листочки с фразами были собраны, оказалось, получился почти связный сюжетный рассказ! Возможно, это оказалось бы под силу любой другой библиотеке, но получился бы другой рассказ - по тону, по драматургии (одно дело - симметрично устроенная библиотека Тринити-Колледж в Дублине, с однотипными корешками уходящих ввысь книг, с палубами читальных залов, стоящими визави рядами мраморных бюстов и догоняющими бесконечность арками, совсем другое - Ленинка, иной тип архивирования, поиска). Здание Аалто не обозримо и не представимо из одной какой-то точки благодаря своим лабиринтам, зато повсеместно ощутимо как цельный организм. Светоносное устройство проекта архитектора само по себе влияет на восприятие. В эпоху Интернета нет ничего удивительного, что библиотека выдала связный текст. Мы знаем, что все тексты могут быть связаны между собой и образуют гипертекст (термин, изобретенный великим электронным гуру Тедом Нельсоном), и бродя от одной электронной страницы к другой, мы видим, что слова и знаки соединены между собой и могут увести в бесконтрольное неведомое. Однако подростки в библиотеке Аалто без всякого Интернета убедились в существовании гипертекста, так сказать, вручную. Акция удалась благодаря доверию участников к языку. Доверяя языку, понимаешь, что мир тянется к тебе со всех сторон и хочет разговора, и за сопротивление, ты заплатишь биографией, то есть не оставишь следов на земле (а может быть, и выше).

Здание библиотеки задумано Аалто как двойная спираль с разбегающимися от нее крыльями читальных залов и хранилищ. Архитектор гуманизировал функциональный стиль Баухауза - введя волнистую линию, добавил растительного сока в его геометрические решетки (все же ни Провидение, ни эволюция не создали квадратного животного). Таким образом, он оказался ближе по духу к нелинейному мышлению и биологическим образам, чем его коллеги, утверждавшие функционализм и целесообразность, представления о которых меняются довольно скоро.

Зал выдачи книг выглядит иератично: подковообразная коричневого дерева стойка, мысом выходящая к читательским столам, а за ней суконного цвета штора, перегораживающая помещение по всей ширине, - это алтарная часть библиотеки Аалто. Раздатчица скрывается за завесой и появляется из-за нее с книгами в руках. Привести получившийся рассказ "библиотеки Аалто" было бы заманчиво, но, увы, до конца проекта я обещал Лиисе не рассекречивать текст шедевра. В этой ситуации, впрочем, прослеживается и другой феномен, по-английски зовущийся background reading. По-русски нет в точности такого понятия, но в целом это значит, что существует некий общий корпус начитанности, который управляет выбором читателя и общественным мнением и предопределяет суждения, действуя как логический киль. Чтобы не говорить метафорами, я расскажу историю, приключившуюся с Марко Поло (об этом пишет Умберто Эко в книге "Language and Lunacy"). Красавца-единорога с шипом на лбу в Европе так и не обнаружили, хотя никто не сомневался в его существовании (так Доменико Вампьери уже в начале XVII века писал свою знаменитую "Девушку с единорогом" - считалось, что этот мифический скот приручаем только девственницами), его изображения вводили в гербы и ему посвящали стихи. И вот Марко Поло неожиданно нашел единорога где-то в Индонезии, что ли, и записал, что у него ноги, как у слона, железная шкура, что он весьма свиреп - то есть встреченного носорога он описал как искомого единорога! Так и в моем эксперименте дело было не только в мистике библиотеки, но и в уровне начитанности этих подростков. Я хочу сказать, что они выбирали фразы приблизительно из одного и того же культурного и лингвистического бассейна. Корпус чтения отражается на маневренности внутреннего поискового напряжения (равно как и на формировании внешности читателя - поскольку наши лицевые мышцы, которых около тридцати, незаметным для нас образом передают эмоциональные реакции от встречи с текстом). Я говорю не о пользе чтения, а о его психосоматике. И лица участников этого перформанса были прекрасны, говорю без тени сентименатльности.

Выборг - это вокзал и таможня, одноногий вокзал, где только одна колея продолжает свой путь в другой мир, на Хельсинки, остальные же упираются в полосатые шлагбаумы. Пространственный объем этого железнодорожного узла напоминает... фигу. Развернем метафору: платформы делятся на две части небольшим островком, как большим пальцем, выглядывающим из сжатого кулака. Три других согнутых пальца - это русская часть вокзала, где замирают поезда из России и зачуханные электрички из Питера, для которых дальнейший путь заперт шлагбаумами. Существование такого вокзала где-нибудь в Западной Европе невозможно себе представить - нет стимула для подобных инженерных решений. Да еще ряд дверей высотой в четыре человеческих роста (слабаку не открыть) выводят на безлюдный перрон.

И уличные сценки необычные. Вот я бегу в гостиницу, что-то там взять, и миную открытое кафе.

- Эй, - слышу сзади, - ты не американец? - спрашивает сидящий за столиком рыжебородый в компании еще двух таких же.

- Нет, - отвечаю.

- Но ты по-русски можешь?

- Могу.

- Прошу тебя, скажи этой девочке, чтоб она отдала мне сдачу.

Я подхожу к девочке, ей лет 12, такая Неточка Незванова, и говорю со вздохом и почти без признаков вопросительной интонации:

- Ты не отдала сдачу этому иностранцу?

- Нет, - признается она.

- Это нехорошо, - говорю, - лучше отдай.

Она подходит к рыжебородому и кладет на стол большую, толстую русскую монету.

- И что ты ей сказал? - спрашивает меня обрадованный американец.

- Я сказал ей, что у Бога запасено для нее гораздо больше в будущем, вот и все.

К библиотечной акции в Выборге подключился также фотограф - долговязый, с белой головой Оливер Уайтхед, еще один участник проекта Лиисы Робертс. По происхождению он англичанин из Манчестера, преподавал 13 лет в Хельсинской школе изящных искусств, известен. Занимается концептуальной постановочной фотографией с применением рисовальной техники. Снимает он маленькие предметы, переводя их в антропологический масштаб. В его студии на широком столе лежит множество миниатюрных вещей, иногда обломков, по которым трудно сразу угадать - частями чего они были, откуда то или это? Но на отпечатках они поставлены вровень с человеком - свифтовское направление видения: уменьшать или увеличивать, добиваясь рифмы и смыслового ассонанса из разнобоя величин. Так Аалто с другого конца усмирял рационализм Баухауза, приспосабливая его модули к условиям человеческого обитания (и в этом специфический лиризм его архитектуры).

Я спрашиваю Лиису, что же все-таки происходит при демонстрации объекта со скоростью 2000 кадров в секунду? Какое-то окаменение этого объекта? (У Лиисы была инсталляция, где с такой быстротой экспонировалось изображение скульптуры "Три грации" - казалось бы, они сами по себе каменные, чего же еще?!)

- Окаменение собственного "я" у зрителя, - отвечает художница. - Есть известный "эффект отчуждения" в театре Бертольта Брехта, у которого, по идее, зрительный зал отчуждался от сценического действия, а актер дистанцировался от эмоций героя, создавая образ стилизованными движениями и мимикой. Брехт считал, что таким образом можно избежать аристотелевского катарсиса, основанного, по его мнению, на страхе и жалости, и создать "эпический театр".

Что на самом деле затевает Лииса Робертс, втягивая в свой проект такого метафорического фотографа, как Оливер Уайтхед, и работая с теплыми архитектурными образами Алвара Аалто, пока не знаю. Но уже успел почувствовать, как библиотека Аалто втягивает в себя, откровенничает и говорит с тобой - в частности, и о тебе самом.