Из пособий по гражданской обороне мы помним, что взрывная волна в разных средах распространяется с различной скоростью, к тому же примененное оружие может иметь целый комплект поражающих факторов. Террористы на угнанных самолетах сумели протаранить едва ли не все слои сущего и происходящего: от повседневности и текущей политики до исторического и метафизического измерения бытия человека в мире. Пыль от взрыва осядет не скоро, но протяженность разломов (как образовавшихся, так и проявившихся) обозрима уже сейчас. Конечно, по горячим следам не восстановить полной картины, неизбежны поспешные выводы и пресловутые эмоциональные перекосы. Однако есть свое преимущество в погоне по горячим следам; оно состоит в том, что сигнал тревоги еще включен и его все слышат. С этого мы и начнем - с вопроса о бдительности.

Не ожидали, не готовились, подвела доверчивость и (или) самонадеянность - всех вполне обоснованных упреков не сосчитать. Нет недостатка и в уже обнаруженных виновниках: тут и спецслужбы, и персонал авиакомпаний, и робкие генералы ПВО... Между тем, уязвимость систем безопасности, сколько ни перечисляй конкретные проколы, указывает на более глубокую, решающую точку уязвимости: речь идет о хрупкости самого гражданского общества в том его виде, в котором оно существует сегодня. Именно поэтому не так просто сделать выводы и принять надлежащие меры возмездия и предотвращения. Представим себе, что напуганные американцы, наказав в очередной раз "плохих парней", перейдут, со свойственной им законопослушностью к соблюдению мер повышенной предосторожности. Итак, вводятся существенные ограничения свободы передвижения. Усиливаются всевозможные "проверки на дорогах" и не только на них. Появляются элементы запрета на профессии. В багаж в обязательном порядке сдаются маникюрные ножницы, иголки, булавки и лица арабской национальности. Страна погружается в атмосферу подозрительности: все это означает, что цель террористов достигнута, враг деморализован и поставлен на колени.

Отказ от достигнутого уровня свободы, повседневного комфорта и даже беспечности соответствует требованию о безоговорочной капитуляции; тем не менее, все это не остановит новых мстителей. Дело в том, что деморализация гражданского общества произошла значительно раньше и самые выгодные плацдармы для атаки давно захвачены потенциальными террористами. Самый главный из проявившихся разломов связан с постепенным незаметным перерождением, с эволюционным процессом перерастания героического гуманизма в экологический маразм. Права граждан, обретенные их доблестью и самостоятельностью, были неразбочиво раздарены первым встречным, в соответствии с глубоко ошибочным тезисом, будто со всеми можно договориться. Автоматическое расширение правового поля казалось поначалу признаком силы, хотя проницательным умам сразу было ясно, что речь идет о нарастании капитулянтских настроений. Уже война на Балканах продемонстрировала всеобъемлющий кризис фраз-заклинаний, к тому же никогда не договариваемых до конца. Дежурные лозунги маскируют отсутствие мужества и упадок политической воли.

Остановимся лишь на некоторых моментах проявившегося бессилия, всегда характеризовавшего эпохи заката. Начнем с инфляции человеческого достоинства, ведь именно представление о высоком статусе человека составляло главное содержание гуманистического вызова эпохи Возрождения. Еще через двести лет пароль этого мировосприятия сформулировал Гете: "Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой". Сегодня мы стали свидетелями торжества прямо противоположного тезиса. Опошленный и обесцененный статус подлинного человека разбрасывается направо и налево; незаметно преодолена граница, отделяющая феномен равноправия от его самопародии, граница, за которой обессмысливаются сами принципы утверждения человеческого достоинства.

На первый взгляд трогательная поддержка албанцев (да и палестинцев) выглядела торжеством демократии: оказано покровительство (да еще какое) обиженным и угнетаемым, а угнетатели поставлены на место самым решительным образом. При этом все эгоистические соображения как будто бы остались в стороне - ради всеобщности абстрактного принципа. Лозунги новых левых воплотились в жизнь на уровне инстинкта и стали центрами внутренней повседневной цензуры; кажется, что сделан зримый шаг и к гуманизации природы человека как таковой, в создании синтуры - воспользуемся этим прекрасным термином Станислава Лема. Вот как определяет синтуру (синтетическую культуру) знаменитый фантаст и футуролог:

"Этификация окружающей среды, а также наслажденческо-принужденческие и злопоглощающие технологии, вместе взятые, составляют синтуру" ("Осмотр на месте"). Согласно Лему, гуманизм порождает синтуру примерно с той же неизбежностью, с какой социализм, в соответствии с учением Маркса, переходит в коммунизм. В определенный момент умудрение среды обитания доходит и до стадии гедопраксии - распределения счастья по разверстке... Но всякое существенное изменение в экологии ноосферы имеет и свои теневые стороны - закон превратности благих намерений со времен Гегеля не утратил своей действенности и силы. И балканская война, и американская катастрофа представляются прямым следствием перерождения гуманистических принципов в принципы синтуры.

Попробуем восстановить основные вехи, ведущие к этификации окружающей среды и одновременно, как говорит Ницше, к все большему разжижению той доли неприкрытой истины, которую мы готовы вынести. По мере того, как всем другим облегчается доступ к обладанию теми же правами, какими обладаю и я, сокращается взаимная интенсивность усилий, требуемых для опознания. В какой-то момент опознавательные знаки "Другого" утрачивают свою определенность и становятся произвольно смещаемыми; тем самым появляется возможность для вольной и невольной фальсификации. Пока на переднем плане успешно отстаиваются и утверждаются права женщин, национальных и сексуальных меньшинств, инвалидов, реабилитированных преступников, на заднем плане разворачиваются куда более глобальные процессы размывания границ между существом и личностью. Диснейленды как важнейшие комбинаты воспитания, компьютерные игры, Голливуд успешно решают задачу одомашнивания всего дикого. Мы видим, как охотно беседуют с нами добрые зверушки, монстрики, динозаврики, призывая нас к конструктивному обсуждению и пониманию их проблем. Нет ничего проще: надо только научиться "трансформироваться" - так теперь называется ускоренный и беспроблемный переход к бытию-для-другого.

Трансформирование и есть первая операция, знаменующая переход от гуманизма к созданию синтуры. К этому моменту для постиндустриального общества ничего радикально другого в других культурах уже не осталось: маски африканских воинов висят в музеях, культ вуду и атрибутика панков успешно стилизованы для безопасного повседневного пользования. И очень жаль, просто до слез жаль динозавров - такие были милашки, не чета современным фаллоцентристам и прочим сербам...

Уже появились первые признаки смягчения отношения к вампирам; из некоторых мультиков следует, что они тоже ни в чем не виноваты, им просто хочется кровушки, и наверняка проблему можно решить конструктивно, в духе Дейтонских соглашений. Утрата навыка распознавания "Другого" на наших глазах приводит к духовной демобилизации. Если вдруг пчелки, обязанные приносить мед, обнаруживают свойство кусаться - и при этом отказываются трансформироваться, несмотря на сочувственное к ним отношение, то такие неправильные пчелы уничтожаются нажатием кнопки. Легкость переключения картинки провоцирует распространение кодекса синтурной справедливости, трансформирующиеся существа избегают возмездия. А динозаврики подрастают, пребывая, до поры до времени в позе покорности как в прочной скорлупе, еще более усиливая демобилизацию и инфляцию человеческой подлинности.

Человек, не научившийся сосуществовать с опасностью, отстаивать свою подлинность перед лицом смерти и перед лицом "Другого" (а только так и можно обрести достоинство), уже сделал шаг к аморфному трансформеру. Но не следует обольщаться его терпимостью и мягкостью характера: если сколько-нибудь реальная опасность (в виде неправильных пчел) вдруг просочится в его одомашненное пространство, растерянный обитатель синтуры запросто может повести себя "как сумасшедший с бритвою в руке".

Европа доказала свою гуманность в самой гуманной войне. Если, конечно, гуманность состоит в том, чтобы пожалеть прикованного Минотавра, освободить его, покормить и указать выход из лабиринта. В дальнейшем, выйдя на свободу, Минотавр сможет кормить себя и сам.

Демографические изменения (мягко говоря), происходящие сейчас в Европе, трудно определить точнее, чем феномен контр-колонизации. Могли ли представить себе высокомерные и торжествующие плантаторы, несущие "бремя белого человека" в Африке и Азии, что пройдет каких-нибудь сто лет - и бесправные, порабощенные туземцы высадятся на их землях, чтобы мстить? Белые захватчики отступили (или бежали), а через некоторое время черные и цветные нанесли ответный удар, заполонив европейские города, взяв в осаду столицы и наложив на побежденных жесточайшую контрибуцию - разного рода социальные выплаты (пособия безработным, многодетным, больным и т.д.). Причем, в отличие от белых колонизаторов, новые первопроходцы отступать не собираются, они с большей основательностью несут "бремя черного человека", не жалея времени на изучение культуры аборигенов. Не стала исключением и Америка: достаточно вспомнить возникший около двадцати лет назад феномен новых городских джунглей. В центре Чикаго, Детройта и ряда других крупных городов США появились обширные зоны, заселенные латинос (выходцами из Латинской Америки и стран Карибского бассейна), в этих расширяющихся анклавах почти не звучит английская речь, здесь не действуют общефедеральные законы, и даже полиция, соблюдая негласное соглашение, избегает соваться сюда. Все дело в ложности этого негласного соглашения, этой, можно сказать, Хасавъюртовской капитуляции "открытого общества" перед посланцами другой цивилизации, отнюдь не собирающимися становиться такими, как мы.

В этом диалоге обоюдные заверения и вообще слова играют незначительную роль. Играют роль сила и решимость - но не в форме нанесения точечных ударов и демонстративных акций возмездия, во время которых мститель остается сидеть в комфортном кресле. По-своему блестящая акция террористов-смертников странным образом подтвердила приоритет духа над материей. Еще недавно (во время войны в Персидском заливе) казалось, что совершенная техника легко восполнит пробелы в отваге и бесстрашии и образумит всех "плохих парней", как бы далеко те ни находились. Теперь выяснилось, что это не так. Во-первых, "плохие парни" находятся здесь, рядом (им пришлось уступить гостиную, а самим перебраться в прихожую), а во-вторых, для победы в новейшей, самой "модной" войне совсем не обязательно иметь высокотехнологичное и сверхточное оружие - не обязательно иметь даже авиацию и бронетанковые войска. Достаточно безграничной веры в идею и готовности ради этой веры пожертвовать своей жизнью.

Впрочем, именно это условие было необходимым и достаточным всегда. И когда христиане Европы шли в крестовые походы, не слишком заботясь об оружии, и когда покорители Дикого Запада с заряженными кольтами на ремне учреждали самую совершенную в мире демократию. Сообщество свободных граждан неизменно возникало лишь при участии духа воинственности - проблема в том, что социальные институты не могут долго существовать просто по инерции, они нуждаются в периодическом возобновлении оснований своего бытия. Если нет подлинных оснований, определяющих человеческое достоинство, никакие договоренности не помогут. На мой взгляд, хорошей иллюстрацией к сказанному может служить отрывок из воспоминаний полузабытой писательницы XIX века К.Павловой. Она описывает свою бабушку, характеризуя ее как истинную аристократку:

"Слуга, подавая чай, стоял перед ней с подносом в руках. Наливая сливки в чашку, она обратилась к нему с вопросом: "Скажи пожалуйста, зачем же ты так подносом трясешь?

- Так ведь Фиделька (домашняя собачка - А.С.) больно ноги кусает, ваше превосходительство.

- Велика беда, мой милый, что Фиделька тебе ноги кусает? Должно ли из-за этого подносом трясти?"

Этот забавный пример является лучшим определением жизнеспособности любой элиты. Пока мы готовы так отстаивать свое право жить по своему усмотрению, нам не сможет помешать никто. Бесчисленные калики перехожие, поселившиеся в общеевропейском доме (равно как и в американском), могут сколько угодно доказывать, какие они сирые и убогие, обделенные счастьем и обиженные судьбой. Стоит внимательно выслушать все их аргументы. Но необходимо отметить, что это еще не повод подносом трясти. Иначе третий мир рано или поздно окажется единственным.