Русский Журнал / Вне рубрик /
www.russ.ru/ist_sovr/20020122_ya_fr.html

"Интеллигенты" и "интеллектуалы"
Ревекка Фрумкина, Алла Ярхо

Дата публикации:  22 Января 2002

Р.Ф.: Как из Вашего французского далека видится недавно возникшее в русском дискурсе противопоставление "интеллектуалов" - "интеллигенции"?

А.Я.: Я читала Вашу статью из предпоследнего номера "Неприкосновенного запаса" и в общем с ней согласна.

Во Франции словари фиксируют для слова intellectuels несколько значений. Из них одно примерно соответствует русскому понятию о лицах умственного труда, а другое - традиционному русскому представлению именно об интеллигенции с ее социальной миссией. Однако словари - словарями, а узус - узусом. Мне-то кажется, что два параллельно существующих в наши дни слова, интеллигенция и интеллектуалы, в сознании носителей языка (по крайней мере, в моем) поменялись местами.

Посмотрите, что происходит. В России слово "интеллектуалы" вошло в обиход с определенными коннотациями - предполагается, что это люди, чувствующие себя призванными влиять на развитие общества. В силу этого они не могут сидеть в углу и "думать думу", но просто обязаны доложить городу и миру о плодах своих размышлений. И чем громче, тем лучше.

А во Франции слово "интеллигенция" с легкой русской руки в последнее время тоже вошло в обращение, но обозначает уже не российское, а сугубо местное явление.

Но обоим "феноменам", за этими словами прячущимся, явно не везет с народной любовью.

В России слово "интеллигенция" становится почти ругательством в масс-медиа (видимо, отсюда и название Вашей статьи - "Извините за выражение..."), а во Франции с отчетливой долей насмешки начали относиться к понятию "интеллектуал".

Р.Ф.: Кто начал? В России об интеллигенции глупости (и пакости) пишут чаще всего вовсе не "новые богатые" - они заняты иным, а сами же интеллигенты. Почему - это другой вопрос. А во Франции?

А.Я.: Здесь бизнесмены и буржуа считают, что интеллектуал - это такой сухарь, полностью ограниченный сферой своей интеллектуальной деятельности и не способный к спонтанному проявлению эмоций.

Отрицательный оттенок оно приобрело и в устах "интеллигенции", видящей главным условием существования интеллектуалов способность и стремление "гнать волну", то есть их установку на публичность.

Р.Ф.: Я все-таки не поняла, из чьих уст во Франции исходят такие упреки. У "вас" "интеллигенция" - это кто?

А.Я.: Судя по всему, это учителя, врачи и то, что во Франции называется cadres. То есть высокооплачиваемые инженеры и начальники среднего звена.

Р.Ф.: "Средний класс"?

А.Я. Если хотите. Ведь на французской почве не удастся выделить "интеллигентов" по наличию у них обостренного интереса к духовной пище - я об этом писала.

Это в России духовные запросы (серьезное чтение, в частности - систематическое чтение "толстых" журналов) - своего рода диагностический признак интеллигента доперестроечных времен. Консерватория, выставки, театр и страстное обсуждение событий в мире книг и искусства сильно коррелировали с "анкетным" определением интеллигентской прослойки.

Здесь же всем этим интересуется тот, кто интересуется.

Скажем, в Бордо, крохотном по сравнению с Москвой городе, редко встретишь в театре или на концерте университетского коллегу. Меж тем залы неизменно полны, и, очевидно, имеются завсегдатаи. Российский слух удивит полицейский, моющий машину и при этом насвистывающий арию Фигаро. Но не только Моцарт, а даже Карл Орф - музыка, звучащая из динамиков в супермаркетах.

У меня есть французский знакомый, полностью соответствующий моему представлению о русском интеллигенте. Встречаемся мы с ним раз в два-три месяца на всяких мероприятиях и тут же с чисто российской страстностью начинаем обсуждать последние фильмы и концерты.

При этом он прекрасно ориентируется и в сегодняшних культурных новостях из России. Всю жизнь проработав школьным учителем, он, выйдя на пенсию, постоянно принимает участие в каких-то гуманитарных педагогических проектах: уже несколько раз ездил в забытые богом украинские городишки, где учил студентов техникумов французскому языку. Жил он при этом в студенческих общежитиях. Условия тамошней жизни предлагаю вообразить читателям. Скажу только, что и холодная вода там не всегда бывает. А теперь раскрою секрет: мой знакомый до выхода на пенсию был преподавателем русского языка - не это ли объясняет его похожесть на нас - недаром же он выбрал себе такую профессию!

Р.Ф.: Ну, это все же и в самом деле особый случай.

А.Я.: Есть, однако, вещи, которые удивляют. Недавно в связи с 10-летием со дня смерти Ива Монтана по ТВ прошли передачи о нем и о Симоне Синьоре. Их друзья рассказывали, как всегда могли придти в их небольшую квартиру на площади Дофин или же в любой момент, не спрашивая, приехать погостить в их просторный деревенский дом, купленный в большой степени для дружеских сборищ; как они обсуждали там волнующие темы, то смеясь, то вполне всерьез. "И все это происходило в середине XX века!" - с изумлением восклицал один знакомый, чем поверг меня в еще большее изумление - для нас, советских интеллигентов, в таком времяпрепровождении не было решительно ничего необыкновенного. Именно таким был наш обычный образ жизни - в больших городах уж точно.

Р.Ф.: Итак, кого же причисляют к интеллектуалам во Франции?

А.Я.: Называют писателей, философов, нередко университетских преподавателей (причем только гуманитариев!), ведущих журналистов. Все это люди, у которых есть досуг для размышлений и желание сделать плоды этих размышлений публичными - это необходимое условие.

Ни врачей, ни учителей к интеллектуалам во Франции не относят.

Помните, в старой шутке нужно было не задумываясь назвать поэта, фрукт и часть лица. И все говорили: Пушкин, яблоко и нос. Так же и на вопрос, кого считать интеллектуалом par exellence, последует дружный ответ: Сартра и Мальро.

Такой оценке не мешает тот факт, что оба они - фигуры довольно одиозные и сомнительные, за которыми числится ряд поступков, вполне несимпатичных с точки зрения обыденной, "неинтеллектуалистской" морали. Интересно, что то же самое никак не приложимо к типичным "правым" интеллектуалам, Мориаку и Раймону Арону. Зато эти последние куда менее популярны. Что наводит на грустные размышления...

Р.Ф.: Я попыталась перечислить качества, без которых трудно вообразить русского интеллигента - то есть описать тип, так сказать, апофатически.

А.Я.: Вы назвали, среди прочего, профессионализм и толерантность.

Да, профессионализм во Франции действительно высок - "путь наверх" требует огромных усилий: чтобы получить, например, постоянное место школьного учителя, нужно сначала проучиться в университете 4 года, а потом пройти общегосударственный конкурс, подготовка к которому занимает еще минимум год, а иногда и два, и три.

Такой конкурс (разумеется, разного уровня) проходят практически все государственные служащие, независимо от того, хотят ли они стать почтальонами, полицейскими или секретаршами. О врачах я и не говорю: учиться надо лет 10-12.

Но не менее строгий профессионализм присутствует и в том, как французы предаются своим хобби: любители спортивного бега регулярно принимают участие в ежегодном местном марафоне; любитель бабочек досконально знает их классификацию и латинские названия - иначе он просто не сможет беседовать с коллегами из других стран; математик, интересующийся китайским языком, параллельно с работой поступает в университет на китайское отделение, учится там как обыкновенный студент и потом едет в страну изучаемого языка - таких примеров можно привести много.

И если в России терпимость еще не стала общепризнанной добродетелью (я недавно разговаривала с российским коллегой, время от времени наезжающим во Францию: он решительно не может понять, как это на ученых советах люди буквально "рубятся" за свою точку зрения, а потом идут обедать вместе, - он воспринимает это как игру, а не отстаивание собственного мнения), то во Франции терпимость имеет столь долгую историю, что оспаривать право человека на свое мнение никому просто не придет в голову.

Причем здесь это качество присуще отнюдь не только интеллигенции. Толерантность проявляется и во всенародном сочувствии к бастующим, хотя забастовки нередко парализуют всю страну, и в абсурдно мягких приговорах суда. Чтобы далеко не ходить за примером: недавно некий молодой человек бросил в проходящий рейсовый автобус бутылку с "коктейлем Молотова". Она взорвалась, но, по счастью, никого не убила. Автор этой "шутки" получил 6 месяцев условно. Такой приговор никого не возмущает. Если что во Франции и способно вызывать возмущение публики, то скорее слишком жесткий приговор.

При этом профессионализм и толерантность никак не мешают наличию социальной озабоченности. Напротив, людей искренне волнует неблагополучие в обществе, растущее число безработных и бездомных. Одна моя хорошая знакомая говорила мне, что охотно согласилась бы платить более высокие налоги, если бы знала, что таким образом количество "отвергнутых обществом" удастся уменьшить. Но это не попытка непременно противостоять правительству - это именно потребность сделать то, что велит тебе совесть, и то, что ты лично можешь сделать. Отсюда и добровольцы, работающие в больницах, в разного рода ассоциациях помощи неблагополучным подросткам или малоимущим. Таковы, например, знаменитые во Франции "Рестораны сердца", "Restaurants du coeur", организованные в 1985 г. популярнейшим комиком Колюшем, - их функция состоит в сборе и последующей раздаче малоимущим семьям продуктов питания.

Р.Ф.: Да, институт волонтерства в России практически не развит. Но это, на мой взгляд, объяснимо - в своей массе в России люди жили (да и сейчас живут) слишком тяжело, чтобы безвозмездно помогать многим и притом на регулярной основе.

А.Я.: Это, наверняка придет со временем. А вот что интересно: во Франции общественное мнение, создаваемоe именно интеллектуалами, нередко выступает как репрессивный механизм, посильнее государственной цензуры советского разлива. Во время бомбардировок Косово все телевизионные программы показывали толпы албанских беженцев - жертв Милошевича, и нужно было иметь большое мужество, чтобы сказать вслух, что жертвы и беженцы имеются и имелись с обеих сторон.

Ярлыки здесь наклеивают ничуть не хуже, чем когда-то в СССР. Владимир Путин, видимо, до конца своего президентского срока обречен оставаться "бывшим кагэбэшником" - оно и понятнее, и моментально возводит любого журналиста в ранг защитника свободы. По той же причине Солженицын навсегда останется противником демократии, а Ельцин - популистом. Как результат, немногие действительно серьезные аналитики предпочитают печатать свои более или менее объективные работы в специальных изданиях с небольшим тиражом.

И все же интеллектуалы во Франции - это люди, составляющие оппозицию правительству и взывающие к общественному мнению. Косвенным доказательством может служить вышедшая недавно книга Мишеля Винока "Век интеллектуалов", где автор начинает свой рассказ с дела Дрейфуса. Эта социальная функция интеллектуалов - формулировать назревшие конфликты и доводить их до сведения тех, кто может принять решение на государственном уровне, - существенным образом содействовала изменению общественного климата во французском обществе.

В сущности, "революция 1968 г." в большой степени была именно "бунтом интеллектуалов". Однако сейчас их престиж сильно уменьшился. И не последнее тому объяснение - сомнение в мотивах поступков. Не является ли подлинной целью просто стремление "интеллектуалов" быть на виду?

Этот тип Милан Кундера в романе "Неспешность" называет танцорами, полагая тщеславие главной силой любого публичного действа. Танцор стремится не к власти, а к славе. При всем благородстве целей, невозможно не заметить, как много места в публичной активности интеллектуалов отводится "танцам".

Р.Ф.: Мне кажется, что публичность как таковая вообще невозможна без "танцев" - если я обращаюсь к многим, то вынуждена использовать СМИ, а тогда момент саморекламы неизбежен. Вообразите, что по нескольким каналам ТВ известный российский писатель призывает пожертвовать деньги на реконструкцию погибающей Ленинки. Разве это не риск? Обязательно будут подозрения в желании чего-то добиться персонально для себя - в том числе, влияния на власть.

А.Я.: Во Франции интеллектуалы никогда не были (и не будут) допущены к реальной власти - их основное занятие состоит в том, чтобы говорить. И это как бы вынесено за скобки. Яркая социальная активность в результате сочетается с политической безответственностью - вот вам типичные черты современных французских интеллектуалов.

Когда вдруг такой человек все же оказывается у власти, то в самый короткий срок ему удается наломать дров. Ровно это произошло во Франции с министром образования Клодом Аллегром. В свое время, на посту помощника министра образования, он отличился изобилием нетривиальных идей. Но став министром, буквально за два месяца ухитрился тяжко обидеть практически все преподавательские кадры страны. Он, может, и хотел, как лучше, но явно не обладал и самыми отдаленными представлениями о практической деятельности. Теперь он пишет книги о том, как его не поняли.

Р.Ф.: Но, Алла, мне кажется, это просто две разные и редко совмещающиеся функции - знать, что делать, и знать, как именно это можно реализовать на практике. И можно ли вообще.

А.Я.: Боюсь, что если не знать, как делать, не очень очевидно и что делать. Французским интеллектуалам повезло, что они многих "реализаций" не видели...

Р.Ф.: Я часто думаю, что западный радикализм даже в утонченных изводах только потому и возможен.

А.Я.: Знаете, что любопытно - по моим наблюдениям, сегодня лучшие человеческие качества сохраняют как раз те французы, кто в 1968 г. отдал искреннюю дань политической моде и стал коммунистом, троцкистом или маоистом. Особенно часто их встречаешь в университетской среде, и многие наши теперешние друзья - как раз из них.

Повзрослев и поумнев, они перестали проповедовать политические взгляды своей молодости - но остались хорошими людьми. Именно они первыми угадывают, когда нужно придти на помощь, готовы приютить в своем доме странствующего россиянина, отвезти его на вокзал, заняться его непростыми административными проблемами.

Утопические иллюзии в молодости - вещь вполне простительная, но если у вас есть мозги, хорошо бы, чтобы вы вовремя ими воспользовались - и очнулись. Что же касается ярких маргиналов, то когда эти люди заняты профессиональной политикой, чаще всего речь идет просто о демагогии. Злободневный пример - современный герой антиглобализации Жозе Бове, начавший свою политическую карьеру с разрушения Макдональдса и уничтожения делянки генетически модифицированных растений - плода трехлетнего научного эксперимента.

И пусть Жозе Бове интеллектуалом не назовешь; его имидж - этакий пейзанин от сохи, в усах и с трубкой. Но совершенно очевидно, что демагогический арсенал он заимствовал у своих учителей - интеллектуалов призыва после 68-го года.

В любом обществе найдутся люди, желающие протестовать - не очень важно, против чего. И на здоровье. И всегда найдутся "танцоры", по тем или иным причинам охотно оформляющие чьи-то вполне искренние протесты интеллектуальными хороводами.

Однако хотелось бы, чтобы люди хотя бы отчасти отдавали себе отчет в том, что совсем не всегда протестующие отстаивают правое дело и, главное, вряд ли в современном обществе есть вопросы, имеющие шанс быть решенными только при помощи демонстраций и отвлеченных рассуждений.


Закончу (А.Я.) двумя цитатами из записных книжек умнейшего Петра Андреевича Вяземского. Впору было бы употребить их в качестве эпиграфа к нашей беседе, не будь они немного длинны.

"Чадаев был ума и обхождения властолюбивого. Он хотел быть основателем чего-то... В положении своем, если не совсем опальном, то по крайней мере несколько двусмысленном, он, вероятно, доволен был показать москвичам, что и он что-нибудь да значит в возвышенных общественный сферах".

"Боратынский никогда не бывал пропагандистом слова. Он, может быть, был слишком ленив для подобной деятельности, а во всяком случае слишком скромен и сосредоточен в себе. Едва ли можно было встретить человека умнее его, но ум его не выбивался наружу с шумом и обилием. Нужно было допрашивать, так сказать буровить этот подспудный родник, чтобы добыть из него чистую и светлую струю. Но зато попытка и труд бывали богато вознаграждены... Он не любил возбуждать вопросы и выкликать прения и словесные состязания; но зато, когда случалось, никто лучше его не умел верным и метким словом порешать суждения и выражать окончательный приговор..."

Не здесь ли главное различие между интеллектуалом и интеллигентом?..