Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Новости | Путешествия | Сумерки просвещения | Другие языки | экс-Пресс
/ Вне рубрик / < Вы здесь
Быков-quickly: взгляд-27
Дата публикации:  25 Января 2002

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

В истории развития русских жанров зияет огромная дырка. На этом месте в небе должна быть звезда под названием "сатирический роман". Его у нас нет, то есть наличествуют три гениальных образца, все построенные по одной схеме. Катаев в свое время изобрел теорию движущегося героя, которую подарил брату и другу. Брат, друг и Катаев не скрывали, что заменили мертвые души на стулья, а Чичикова - на общего друга с редким именем Остап, одесского чекиста, в прошлом поэта. Тогдашние чекисты так же отличались от нынешних, как Питер от Одессы. Впоследствии герой странствовал уже по Средней Азии, но на "Золотом теленке" традиция прервалась. Сатирический роман - трудная штука, он должен как-никак сочетать сильную фабулу (достаточно серьезную, чтобы удержать читательское внимание) с гротескностью персонажей, ситуаций и интонаций, с иронической дистанцией, которую задает авторская речь. Вот тут и крутись. Проще всего, казалось бы, гротеском как раз и спастись, - но фантастика (пресловутая сильная фабула плюс мощная культурная традиция, стоящая за сказкой) утаскивает повествование в совершенно другую плоскость. В результате назвать "Мастера и Маргариту" сатирическим романом решительно невозможно - или остается признать его сатирой на христианство, от какового кощунства Булгаков, конечно, пришел бы в ужас. Мне приходилось уже писать, что Москва тридцатых была для Воланда, да и для Булгакова, слишком мелкой мишенью. Чисто же сатирические "Записки покойника", обозванные при первой публикации "Театральным романом", не случайно остались незаконченными: все, что надо, уже сказано, а фабула еще далека от разрешения. Чем прикажете заканчивать? Самоубийством героя? Но герой слишком жив, реален и задушевен, это почти автопортрет - самоубийство такого персонажа в финале способно свести на нет весь комический эффект книги, выйдет ни то ни се. Закончить все триумфальной премьерой, спеть гимн театру вопреки всему? Какая жалкая капитуляция, какая неуместная елейность. Возможен был вариант с гибелью мира, вариант гротескно-сатирический: в некий момент количество пошлости переходит в качество, и взрывается сначала театр, а затем и вся Москва к чертовой бабушке. Булгаков довольно успешно опробовал эту фабульную модель в "Роковых яйцах", и вообще это хороший прием для сатирического романа - пустить гротеск по нарастающей и в конце концов взорвать жанр, город, страну, всех. Заслужили. Но у Булгакова, при твердом сознании собственной уникальности, не было такой фантастической самооценки, чтобы из-за своей пьесы взрывать хотя бы и один только Художественный театр.

Рукопись 'Бесов'В России есть романы, которые отделяет от чистого сатирического жанра единственная тончайшая черта - взять хоть "Бесов", блистательный гротеск с его ускоряющимся ритмом; есть без пяти минут социальные гротески - таков весь Пьецух; есть первоклассные сатирические сказки Стругацких и Успенского. Беру вещи нарочито разные и уж точно разнокалиберные - но все они свидетельствуют об одном: чистота жанра нигде не соблюдена. "Бесы" улетают ввысь, к философскому и психологическому роману-предвидению, но на психологическом своем реализме, как ни странно, проигрывают: в чистом гротеске была бы куда большая степень обобщения. Пьецуха гораздо больше интересует философия, нежели быт, и быт ему нужен только для того, чтобы немножко снизить философию, сделать ее читабельной и веселой, - более же всего он был самим собою в "Роммате", чистом эссе. Стругацкие и Успенский слишком хорошо выдумывают, их от сатиры утягивает фантастика, и "Понедельник" с "Тройкой", не говоря уж о "Там, где нас нет", остаются сказками. В которых побеждает добро.

Кстати, "Мертвые души" ведь тоже не окончены...

Пожалуй, некоторое приближение к собственно сатирическому роману наблюдается у Салтыкова-Щедрина, и самое однообразие его стиля работает на комический эффект, как впоследствии у Хеллера или, беря родные палестины, Максима Соколова. Но будем откровенны: лучший роман Щедрина "Господа Головлевы" может быть назван сатирическим лишь с огромной натяжкой, а прочие его романы вроде "Современной идиллии" остаются собраниями очерков, рассыпаются из-за отсутствия фабулы. У нас нет ни своего "Путешествия Гулливера", ни своего "Что-то случилось", ни, наконец, своей трилогии об Уилте; опять-таки беру вещи принципиально разнокалиберные, но родственные по единственному признаку: чистота жанра. Во всех трех фабулах налицо гротеск, причем довольно жестокий; юмор везде очень черный, циничный, на грани кощунства; везде у автора наличествует четкий позитив, представление об идеале, - и здесь, на стыке цинизма и сентиментальности, возникает дополнительный комический эффект. Особенно это заметно у Шарпа (чей Уилт по праву войдет в галерею обаятельнейших персонажей ХХ века) и у Хеллера, чье огромное, разветвленное, фугообразное сочинение "Что-то случилось" так просит русского аналога, так явно подталкивает к нему. Однако у нас не нашлось человека, готового рассказать о себе с той же мерой цинизма и искренности - вещи-то взаимосвязанные, не правда ли? Именно недостаток здорового цинизма в русской литературе привел к тому, что своего полновесного сатирического романа у нас не было до самого "Generation P": Пелевин удержался (или почти удержался) от мистики, выдержав свое сочинение в жанровом каноне очень строго. Есть там и напряженная, замечательно придуманная фабула, и нужная мера обобщения, и великолепный цинизм, оттененный пелевинским неизменным высоким идеализмом. Однако когда Пелевин писал свой роман, все было еще далеко не так смешно.

Я, собственно, вот к чему все это (долгое литературное вступление преследовало цель отсечь идиотов, и сейчас, я надеюсь, все свои). Современная русская действительность плачет по сатирическому роману, ибо ни в каких других формах воплощена быть уже не может. Все стало смешно - настолько смешно, что хочется послать в задницу любую политкорректность и написать что-нибудь вроде "Профессора Криминале" (я почти уверен, что переводчики Кузьминский и Чхартишвили сами по-английски написали этот роман, где так много советских аллюзий и реалий, и опубликовали его на Западе, после чего сами же и перевели). Вот там - и острый сюжет (почти мистика, человек-невидимка), и достаточный уровень омерзения к миру, продиктованного опять-таки идеализмом (все циники - бывшие идеалисты). Как раз Кузьминский мог бы написать прелестный сатирический роман на русском материале - его омерзение, распространяющееся на большинство современных текстов и их авторов, продиктовано высочайшим идеализмом и предельным задиранием планки, и жаль, что столько ума и таланта потратил он за свою жизнь на размазывание разных ничтожеств. Почему сейчас пришло время сатирического романа? Потому что все стало позорно, мелко и по-настоящему комично, как никогда еще не было; особенно комично все сакральное - все эти трансляции богослужений, попы, поучающие телезрителей, и как апофеоз комизма - поздравление в адрес Московской межбанковской валютной биржи от патриарха Алексия, с цитатами о том, что каждый должен нести свой крест. Не верите - почитайте "Известия"; ММВБ это там помещает на правах рекламы. (Здесь - тоже, добавил бы я, будь я Пелевин.)

Собственно, вся российская история последних двухсот лет - хроника деградации (с редкими всплесками истерического созидания, тоже обусловленного деградацией общества: всех умных перебили и ну созидать). Сегодня эта деградация дошла до полного вырождения.

В чем, собственно, особенность сатиры Чехова, который никаким сатириком не был, а испытывал все то же омерзение к миру и людям - омерзение книжника и идеалиста, мальчика, днями работавшего в лавке, а ночами много, жадно читавшего, полюбившего культуру всем истосковавшимся сердцем провинциала? Это ведь, в сущности, никакая не сатира - или сатира на уровне жанра, издевательство над литературой как таковой. Что делал Чехов? Он наглядно демонстрировал именно вырождение русской жизни, поверяя реальность конца века сюжетными схемами времен расцвета. Берет дуэль и пишет "Дуэль", в которой уже не умный лишний человек убивает глупого, а жестокий и ограниченный дарвинист не может на практике убить слезливое и пошлое ничтожество. Берет любовную историю - и пишет "Даму с собачкой", в которой всех, конечно, очень жалко, но посмотрите, во что выродился русский любовный роман! Был волк - стал шпиц... Впрочем, не исключено, что неумолимый этот пародист отсылает на самом деле к "Даме с камелиями": у вас с камелиями, а у нас с собачкой. У вас куртизанка, умирающая от чахотки, у нас неуклюжее грехопадение добродетельной супруги. У вас камелия, у нас вот: поди сюда, собачка! "Усиньки, усиньки, тю-тю-тю, фить".

ЛесинТак вот, современная русская политическая жизнь просит, умоляет, требует, чтобы ее наконец адекватно воспели. Возьмите вы ситуацию с ТВ-6, говорить о которой уже просто неприлично. Вот дает Борис Березовский интервью в прямом эфире на радио "Свобода". И Березовский серьезный, и радио серьезное. Задают вопрос: не потерял ли Лесин лицо? А Березовский отвечает: ну, чтобы потерять лицо, надо иметь голову. Вот я вам сейчас про это расскажу анекдот. Мальчик спрашивает папу: папа, а почему у коровы сиси между ног, а у нашей мамы между рук? А потому, отвечает папа, что у твоей мамы вместо головы... ну, в общем, понятно. Этот анекдот так потряс ведущего, что он тут же поспешил откреститься: это было мнение Бориса Березовского, и радио "Свобода" его не разделяет. То есть радио "Свобода" не считает, что у министра печати России Михаила Лесина вместо головы это.

Но вот ведь в чем парадокс: и главный оппозиционер страны, выродившийся в мальчишку, который из-за забора показывает язык и кричит "жопа!", и совершенно уже невразумительный Лесин, чистые глаза которого становятся все более выпуклыми, - ну никак уже не тянут на героев национальной трагедии. И еще менее тянут на эту роль комментирующие ситуацию обозреватели, надевающие скорбные маски: "Тошно стало жить в России. Противно. Взглянешь на экран - а там противно... Взглянешь в зеркало - еще противнее... Пойду удавлюсь". Но не идет и не давится.

Все смешно, вообще - все! Смешна забота Путина о беспризорных детях. Это у них, чекистов, инстинкт такой - очень детей любят. Поймают, бывало, и гладят по головке, пока до кости не загладят. Возможно, Путин понимает, что из беспризорных детей получится отличная армия хунвейбинчиков, а из домашних детей - шиш: они сколько-нибудь критичны к тому, что им внушают, а у беспризорников выбора нет. Однако вряд ли он умеет считать так далеко. Ему, Путину, просто фасад хочется подкрасить. И вот Валентина Матвиенко обещает поехать по вокзалам и лично этих детей собрать. Так и вижу ее едущей, собирающей... своего рода Белоснежка во главе семи гномов, Красная шапочка и семеро волков... Ну что, не смешно? Это вообще трагифарс, но слово "фарс" перевешивает. Не думайте, пожалуйста, мне действительно очень жалко беспризорных детей, хотя я не питаю на их счет особенных иллюзий. Я очень хорошо помню, как три актрисы, три главных героини одного теплого, доброго, чистого фильма делали картине пиар, отыскав на улице во время съемок беспризорного мальчика и притащив его в программу "Взгляд". Мальчик сидел именинником, Сергей Бодров оглаживал его взглядом, потом его торжественно препровождали куда-то в собаководческую роту под Москвой, потому что он собак очень любит, собачек (специально договорились, вы что, целое дело). И за всем этим так отчетливо был виден и характер этого мальчика (что-то я не помню обещанного сюжета о том, как ему хорошо в собачьем питомнике), и характер Бодрова-мл., и истинное отношение трех актрис к происходящему (они все время слезы глотали очень натурально), что не рассмеяться мог ну только самый черный меланхолик!

Или вот тоже взять Бодрова-мл. Вы видели этого доброго, очень доброго Бодрова недавно в программе "Последний герой", где он разыгрывал на аукционе право позвонить домой? Это было зрелище столь позорное и жалкое, что уже по-настоящему смешное: бывают, знаете, ситуации, когда жалеть больше нельзя - надо или убить, или расхохотаться. Подобная ситуация описана у Некрасова, когда русские мужички поймали француза с семьей во время войны двенадцатого года (семья с ним в обозе ехала), сначала его убили, а потом жену (уж больно голосила, жалко стало), а потом и деток (чего сиротам мучаться? - тоже жалко!). На этой же гремучей смеси сентиментальности, цинизма и отвращения держится прекрасный фильм Балабанова "Про уродов и людей", где все люди - такие уроды, что легче их убить, чем сострадать... И вот, значит, публика на острове покупает у Бодрова право позвонить домой. Он дразнит, не уступает, набивает цену. Самые нежные чувства - тоска по семье, одиночество, всякая любовь идут с молотка, и туп будет человек, который начнет возмущаться. Это не стоит возмущения. Это смешно, страшно смешно.

Смешон наш маленький всеобщий отец Путин, о котором написал смешную книгу Олег Блоцкий, каждый нехитрый факт путинской биографии ("не курил", "не любил дачу") растягивающий на страницу. Гомерически смешон Лужков, герой непревзойденной книги Михаила Щербаченкова "Законы Лужкова" (там стиль еще смешнее, чем в произведении Блоцкого: он "с человечинкой", с юморком, с подмигиванием!). Невыносимо смешна "Новая газета" с ее пафосом, и самый умный из наших оппозиционеров - Алексей Венедиктов - в телеэфирах улыбается все шире: куда исчезло благородное негодование! Он первым почувствовал, насколько все смешно. И ему от этого хорошо. Рыдает одна Сорокина, и простите меня все, но это еще смешней, чем смех Венедиктова!

Смех - катарсис. Смех - победа над пошлостью. Не буду ссылаться на хрестоматийное набоковское "Истребление тиранов", сошлюсь на высказывание Синявского, заметившего, что единственным литературным жанром, в разработку которого Россия в ХХ веке внесла решающий вклад, был анекдот (ну, еще блатная песня, то есть та песня, которую вынужден был петь человек, рассказавший особенно хороший анекдот). И потому единственным хорошим романом сегодня будет роман смешной. Русская революция 1917 года была пародией на французскую, советское общество было пародией на Кампанеллу, постсоветское общество стало пародией на общество советское. Смейтесь, смейтесь, ради Бога! Забудьте про страх и пафос, снимите ваши постные маски, забудьте про вселенскую скорбь бойцов за мировую демократию! Нас мучают - это безусловно; но какие же ничтожные вещи и люди мучают нас! Больно ведь и человеку, у которого чирей вскочил на жопе (спасибо Березовскому: теперь уже нельзя подумать о жопе, чтобы не вспомнить его оппонента, и подумать об оппоненте, чтобы не вспомнить о жопе). Итак, человеку с чирьем на жопе невыносимо больно. Но отчего-то и окружающие, и он сам склонны воспринимать эту коллизию с юмором. Чирей! На жопе! Всю жизнь прожить в жопе, умереть в жопе, от жопы, в жопу! Ха-ха-ха!

Жопа - очень смешное слово.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
"Бог мэшкае в мисти, сатани залышывшы сэла" /24.01/
Интервью Владимира Ешкилева, писателя и философа, автора трех романов и более 50 философских ессе.
Ревекка Фрумкина, Алла Ярхо, "Интеллигенты" и "интеллектуалы" /22.01/
В России слово "интеллигенция" становится почти ругательством; во Франции же с отчетливой долей насмешки начали относиться к понятию "интеллектуал".
Нина Чугунова, Чужие как свои на вашей территории /21.01/
Отказ от деятельного участия в жизни тех, кто захватил (уже) вашу территорию - первый шаг к освобождению. Иногда придется сделать очень резкое движение. Ваша репутация пострадает... но не сильно.
Дмитрий Быков, Быков-quickly: взгляд-26 /16.01/
1.Сотрудники ТВ-6 считают меня предателем, я их - спекулянтами и лжецами. Но взаимное уничтожение сторон ведет к торжеству третьей силы - матрос Железняк и сейчас где-то караулит 2.Лучшее произведение прошлого года - повесть Анны Матвеевой "Перевал Дятлова" - могло бы стать подлинным началом новой литературы.
Гасан Гусейнов, Советские идеологемы в новом русском дискурсе /15.01/
Свободный русский дискурс не ограничился снятием запретов на что бы то ни было в средствах массовой коммуникации и вообще в культурном обиходе. Неожиданным для наблюдателя речевых процессов явился масштаб взаимодействия советской идеологии и русского матерного языка.
предыдущая в начало следующая
Дмитрий Быков
Дмитрий
БЫКОВ
bykov@sobesednik.ru
URL

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100