Вмешательство нашего рака со своей клешней в дискуссию о политкорректности, когда обсуждение неизбежно окрашивается в той или иной мере осуждением, любопытно, по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, нашим общественно-политическим деятелям ох как далеко до избытка политкорректности (да и корректности вообще, а также простого умения учитывать, что, когда и кому говоришь), и коллекции чудовищных ляпов разного рода (допущенных, как правило, не со зла, а так, по неразумению) по-прежнему растет со скоростью, близкой к скорости разбегания галактик.

Во-вторых, западному истеблишменту, эту самую политкорректность практикующему, совершенно наплевать на то, что мы по этому вопросу думаем, - они нас просто и в этом отношении не замечают, поскольку в их поле зрения мы как собеседники просто не присутствуем. Получается примерно то же, что и с проблемами мировой финансовой системы: мы можем сколько угодно рассуждать на эту тему, поскольку ни один из основных финансовых и экономических показателей от нас не зависит. Правда, как раз такое неутешительное сравнение показывает, что рассуждать нам все же надо (не только потому, что это ум в порядок приводит). В самом деле, повлиять на нью-йоркскую фондовую биржу NYSE мы не в состоянии (оно, может, и к лучшему), да только вот происходящее на этой бирже влияет на нас нередко самым прямым образом. Потому следить за событиями и обсуждать их необходимо. Сходным образом обстоит дело и с политкорректностью.

Коллекция нелепостей, уже порожденных во всех областях расцветом политкорректности, также растет постоянно и достаточно быстро, захватывая разные сферы жизни. Один американец недавно с ужасом рассказал, что его сын объявил, что будет сейчас играть не "в индейцев", а в "американских аборигенов" (Native Americans), как того и требует политкорректность. Представители американских нацменьшинств протестуют против шекспировского фестиваля, поскольку пьесы английского драматурга полны некорректных ситуаций и высказываний. В некоторых случаях политкорректность вообще не позволяет назвать какие-либо вещи простым словом. Скажем, как называть теперь цветного жителя Нидерландов, чьи родители перебрались в Европу из Суринама? "Бывшим афро-американцем из Южной Америки, проживающим в Европе"? Или надо еще длиннее?

Но все эти анекдоты можно бы оставить на десерт, если только за ними не стоят более серьезные вещи. А ведь это так. Совершено очевидно, что от переименований и табуирования ни одна проблема не исчезает и не переходит в разряд решенных. Больше того, скорее речь идет о том, чтобы проблему именно замазать и отодвинуть подальше, чтобы о ней никто не вспоминал. В Австралии, скажем, состоялось замечательное политкорректное событие: белые жители континента устроили грандиозное шествие, извиняясь за все, что они сделали австралийским аборигенам. С немалыми затратами, энтузиазмом и радостью австралийцы праздновали свою собственную душевную щедрость. Кстати, эпидемия извинений и требований извинений - одно из направлений политкорректности. Вал всевозможных ритуальных действий такого рода нарастает, и количество при этом явно переходит в качество: если первые извинения и жесты такого рода (вроде визита Вилли Брандта в Польшу) были действительно событиями, то сегодняшние извинения обесценились чрезвычайно, и только отдельные эксцессы напоминают о том, что у этих формул есть все-таки какое-то реальное содержание (кстати, не берусь сказать, был ли прав Путин, мягко уйдя во время визита в Польшу от ожидавшегося извинения, - может, проще было и извиниться, именно в силу почти полной ритуальности этого действия).

Так вот, австралийские аборигены - видимо, в силу своей наивности и недостаточной искушенности в тонкостях современного мироустройства - ободрились такой душевной щедростью своих сожителей и обратились к ним с предложением пересмотреть вопрос о явно несправедливом распределении земельной собственности на континенте, из-за которого его коренные жители (если, конечно, они желают сохранить свою - это сладкое слово - идентичность) обречены на долгое и бессмысленное вымирание в страшных пустынях. Аборигенам, естественно, ответили: "О чем это вы, ребята?" В том смысле, что нельзя же так нарушать приличия. Мы, мол, праздник вам устроили, извинились, жить стало еще лучше, еще веселее, а вы тут такую гадость... Фу как некрасиво, нетактично. То есть, как определял это один из первых экспертов в области политкорректности, трактирщик Паливец, всему этому одна цена - дерьмо.

Аборигенов, конечно, жалко, но нам и самим постоянно достается от политкорректности, и это уже дело не просто всемирной отзывчивости русской души. Вот, скажем, вопрос размера в корректном обществе не обсуждается. То есть, скажем, нет у нас малых стран и народов. Все как один равны. Смотрите, мол, на просвещенную Европу - там что Люксембург, что Франция - разницы никакой. Так и вам следует. И сразу - как это чаще всего происходит в практике политкорректности (а именно практику ее и есть смысл обсуждать, поскольку обсуждать ее идеальную модель нам в данный момент уж точно нет никакого смысла) - в одну кучу валится все, что только можно. Разумеется, ни одна страна и ни одна этническая общность не должна подвергаться какой-либо дискриминации на каком угодно основании (в том числе - и их размера), и для этого никакой политкорректности и не требуется, потому что принцип этот был сформулирован гораздо раньше. Но происходит ведь не только (а в некоторых случаях и не столько - о реальном равенстве тех же членов Евросоюза можно серьезно поспорить) блокирование дискриминации, но и табуирование одного из важных параметров. Получается, что все должны строиться в одну шеренгу - без разговоров. Отсюда абсурдные предложения для России: вот, заимствуйте положительный опыт Словении (по желанию можно ее заменить на ряд других стран), в чем дело!?

А дело, разумеется, в том, что (помимо других существенных отличий) реформирование страны такого размера, как Россия, во многих аспектах - экономическом, социальном, политическом - просто не может проходить так же, как реформирование страны, которая в состоянии свободно разместиться на территории большинства российских областей, а население которой вполне может затеряться в двух-трех крупнейших российских городах. И в этих сравнениях нет ничего обидного для той же Словении - это просто реальность такая. Скажем, гарантировать стабильность финансовой системы такой страны в переходный период вполне можно суммами, которые необходимы для регулярной уборки улиц в Москве. И в этом опять-таки нет ничего обидного для Словении - просто это реальность такая. Или вот совет собрать деньги российского пенсионного фонда и накупить на них американских акций - тоже совет вполне отражающий кретинизм политкорректных табу. Российские деньги (в том числе и пенсионного фонда), безусловно, играют и будут играть свою роль на финансовых рынках - только механизмы этой игры не будут отличаться такой блаженной ясностью именно потому, что страна велика и не может действовать по подобным незамысловатым рецептам.

И все можно было бы попробовать свести к отдельным недостаткам, если бы не одно принципиальное обстоятельство. Формирование современной западной цивилизации в значительной степени шло под флагом прямой речи. Сначала гуманисты, а затем и просветители требовали называть лопату лопатой, исходя из того, что именно прямое обсуждение стоящих перед обществом проблем гарантирует его нормальное развитие. И Фрэнсис Бэкон (тот самый, который "знание - сила") требовал, помнится, изгнать разного рода идолов, мешавших такой прямой и честной речи. Возвращение к практике табуирования, процветающей в политкорректности в ее реальном виде, как раз и ведет от отказу от того наследия, которое обеспечило Европе прорыв Нового и Новейшего времени. Идолы возвращаются. Что не может не наводить на грустные мысли.