Зима в штате Пенсильвания - это всего лишь календарный сезон: снег идет изредка и лежит недолго, иной раз - меньше суток. Лишь на невысоких древних Аппалачах он задерживается, да и то не на всю зиму, а так - на недельку. Местные жители и местные службы всерьез считают снег большой опасностью и предупреждают: во время снегопада без особой надобности из дому не выходить, по дорогам не ездить - снег коварен.

Не видели они московских улиц, покрытых "вековым" льдом, чуть припорошенных снегом, под которым льда не видно. Не видели наших людей, бегущих по таким трассам на работу в непроглядной тьме декабрьского утра. Не видели, сами не бегали - вот потому у них свои представления об опасности и коварстве снега.

Совсем другое дело - закаленная русская бабушка, набегавшая по родному московскому льду (с декабря по март ежегодно!) немалый пенсионный стаж. Такая старушка-резвушка воспринимает пенсильванский рождественский снег как подарок и торопится приобщить ненаглядного младшего внука (уроженца Пенсильвании) к истинно российским снежным развлечениям: протаптывать следы по целине, идти по следу белки или собаки, лепить снеговика, ложиться спиной в снег, раскинув руки-ноги, "делать человечка". Так вот все и случилось.

Я вышла гулять с Алешенькой по первому снегу. Ему год и семь месяцев. Его мама, папа и двенадцатилетняя сестренка Алечка собирались присоединиться к нам минут через 15 и, конечно, они наказывали нам от дома не отходить. А малыш рванул через улицу, я - за ним, он - через перпендикулярную, я - за ним, он упал... Плашмя в снег, как обычно падают дети.

А я... никак не могу точно припомнить, что же случилось, помню довольно громкий хруст, как будто ветку ломаешь через колено, резкую боль в лодыжке. Я не упала, а вполне добровольно легла в снег, рядом с Алешей. Нога между брюками и кроссовкой была неестественно вывернута, но стопой пошевелить я могла - это создавало иллюзорную надежду на сильный вывих, но хруст... Попробовала встать - пронзительная боль. Пришлось лечь на место и звать на помощь.

Лежали мы на перекрестке, откуда видны были два или три окна нашей квартиры, поэтому я звала на помощь дочку: "Женя! Женя!" И, как оказалось, это было моей главной тактической ошибкой: Женя не слышала, потому что перекресток был все же далеко, не слышали и в ближайших домах, потому что я кричала имя, а на чужое имя никто и не обратит внимания.

Алешку я почти сразу подняла и поставила на ноги рядом с собой и пыталась держать его, да он и сам, видно, что-то понял - раз уж бабушка лежит и кричит; так что никуда бежать не рвался, а почему-то заливался хохотом.

Темнело, снег валил крупными хлопьями, не по-пенсильвански, а по-оренбургски, и кругом - ни души, ни машины - глухие и слепые дома. Я уж готова была на крайний случай подползти на коленях поближе к дому, но Алешка ведь мог принять это за новую интересную игру, помчаться сломя голову... Тут-то до меня и дошло, что надо звать на помощь самым тривиальным способом, то есть кричать: " Help me please!"

Сработало - на втором или третьем крике открылось окно в доме напротив, и женщина крикнула: "Сейчас оденусь и выйду к вам!" Через пару минут она была рядом, я сказала ей адрес, вернее - номер квартиры и указала рукой дом, она побежала к Женьке и с порога: "Там леди лежит в снегу, и с ней маленький ребенок!"

Ветром вынесло всех троих из дома.

Женька, видимо не поняв, где именно "леди лежит в снегу", бежала вокруг дома, Алечка с тревогой и ужасом в глазах летела прямо на нас, Илья - в противоположную сторону, заводить машину. Я крикнула Жене, она сориентировалась, и они одновременно добежали до нас: Женя, Аля и незнакомая спасительница.

Своими комариными силами они безуспешно пытались меня поднять. В этот момент остановилась долгожданная первая встречная машина, вышли парень с девушкой, парень поднял меня и почти понес в свою машину, но тут подъехал Илья. Парень, не сообразив, что Илья - свой, стал предлагать отвезти меня в госпиталь, ему все быстро объяснили, и он уступил меня Илье. Я на коленях вползла в белый семейный фургон и устроилась, вытянув ногу, на среднем сидении, рядом с Алешиным детским креслицем.

Алечка повела Алешу домой, Женя стала доказывать, что ей необходимо ехать со мной в госпиталь. С большим трудом удалось убедить ее остаться дома, с детьми: при таком снегопаде была реальная опасность застрять на дороге, а тогда картина рисовалась устрашающая: все взрослые сидят в сугробе, а дети дома - в тревоге, неизвестности и страхе. Итак, Женя отправилась домой, а мы с Ильей - в госпиталь. Потом Илья нам говорил, что видел по дороге уже выходящие на трассу снегоочистительные машины, то есть мы бы наверняка доехали вполне благополучно. Но все равно - куда спокойнее отдаваться медицине, зная, что дети не одни.

Мы добрались до госпиталя минут за 15, Илья припарковал машину, и я не успела открыть рот, чтобы спросить, как теперь передвигаться, как он сказал: "Я сейчас привезу кресло". Инвалидно-кресельный парк при каждом госпитале рассчитан на приличное количество пациентов; широкие двери, естественно, открываются автоматически.

С полным комфортом завез меня Илья в приемный покой. Дежурная медсестра миллиметровыми манипуляциями, не причинив никакой боли, сняла с меня кроссовку и носок и с грустью сказала, что да, скорее всего перелом, и меня немедленно повезли на рентген. В тот момент мне и в голову не пришло отметить, что ведь все это происходило в воскресенье вечером, а вот теперь я удивляюсь - все необходимые вспомогательные службы работали как ни в чем не бывало.

И вот меня вместе с моими рентгеновскими снимками привезли в какую-то небольшую комнатку, Илья все время был со мной - его не попросили подождать в специально отведенном месте, ссылаясь на стерильность госпитальных помещений или медицинские тайны.

Со стерильностью там дело обстоит так: стерилен город, стерильны машины, куртки, кроссовки, руки, ноги, поэтому по всем комнатам, где я побывала, меня сопровождал Илья в куртке и кроссовках, неся в руках мою куртку и одну кроссовку, вторая кроссовка была на мне до самого операционного стола. И за нами не гналась нянечка со шваброй, требующая оставить верхнюю одежду в гардеробе...

В комнатку, куда меня привезли, вбежал субтильный невысокий мальчик, лет 18 на вид (оказалось - 22), бросил куртку на стул, сказал, что он мой доктор (сестра тут же добавила, что очень хороший доктор!) и что по рентгену выходит - у меня тройной перелом щепочного типа (по хрусту тоже так выходило) и, к сожалению, без операции не обойтись - будут собирать мои кости по кусочкам и привинчивать шурупами к пластинке, согласна ли я?

Подробнейшим образом врач все объяснил и Илье, и, конечно, я на все согласилась. Илья заполнил с моих слов длиннющую медицинскую карту: предыдущие болезни, операции, давления, аритмии, аллергии на наркозы и медикаменты, какие лекарства я принимаю постоянно... - ну все на свете, спросил у врача, когда операция и сколько времени будет она продолжаться, получил ответ - немедленно и два часа, меня переодели в больничное, прицепили на левую руку капельницу, что-то вкололи...

Я открыла глаза на каталке, меня куда-то везли, рядом шли Женя с Ильей (в куртках), Женька приговаривала, что операция прошла очень хорошо, что сейчас - полночь, что меня везут в палату и я должна хорошенько запомнить здешние госпитальные правила: пациент не должен испытывать ни боли, ни неудобств, а потому, если мне что-то будет нужно, то я должна, не стесняясь, вызывать медсестру. Везущий меня медбрат с ноткой извинения проговорил, что в палате уже есть одна дама - пациентка.

С неправдоподобными предосторожностями переложили меня на кровать и стали обучать, как с ней обращаться. Кровать оборудована двумя пультами с каждой стороны: один - для управления кроватью (вверх-вниз голову, вверх-вниз ноги), а второй - для вызова медсестры и включения всяких приборов. Медсестра тут же и появилась, устроила мою ногу на подушку, положила поверх гипса лед, сказала, что ее зовут Элизабет и что я могу ее вызывать в любую минуту - вот кнопка. Она не была уверена, что я ее хорошо понимаю (все-таки посленаркозное состояние ), потому повторила все раза два или три. Женя тоже очень настойчиво внушала мне - не стесняйся пользоваться сервисом, это их работа, они хотят делать ее хорошо, пациент не должен испытывать ни боли, ни неудобств, в общем, ты не в Москве.

Я спросила про деток, узнала, что все хорошо, давно спят. Мы распрощались до завтра - завтра у Женьки начинался новый семестр в Университете - здорово же мы провели последний день рождественских каникул....

Ребятки уехали домой, а я погрузилась в редкое и непривычное состояние полной безответственности.

Наше поколение, впитавшее с молоком прабабушек толстовско-достоевское понятие долга, дополненное и усиленное суровыми буднями Второй мировой войны, способно отключиться от "я отвечаю за все" только в состоянии неподвижности. Где-то "кони все скачут и скачут", где-то "избы горят да горят", а ты едешь себе барыней в инвалидном кресле, лежишь себе барыней на операционном столе, и никаких коней останавливать на скаку тебе не надо. Даже как-то странно. На этом я заснула.

Разбудила меня Элизабет, вкладывающая в рот термометр и считывающая с подключенных ко мне датчиков параметры моего состояния: давление, пульс, еще что-то. Я взялась разглядывать палату: прямо перед собой увидела умывальник с мыльными флаконами и бумажными полотенцами, чуть правее - отдельную туалетную комнатку, где, кроме унитаза, был и дополнительный умывальник, и всевозможные приспособления, за которые может держаться тот, кто на одной ноге. Элизабет провела меня по всем этапам утреннего туалета, неся за мной капельницу и прочую аппаратуру, принесла стакан, зубную пасту, одноразовую зубную щетку и кювету, чтобы я могла почистить зубы, сидя в кресле, а не стоя на одной ноге, да еще и причесала.

Я увидела приветливую соседку - вообще-то мы с ней могли при желании наглухо отгородиться друг от друга плотными шторами, но пока что это не требовалось. Вот если бы мы захотели смотреть разные телепередачи по своим индивидуальным телевизорам или слушать разную музыку - музыкальный центр тоже у каждой из нас был свой...

А вскоре я услышала звонок своего телефона, откуда-то из далекого изголовья, слегка растерялась, телефона никак не могла найти, трубку не взяла, а звонил, оказалось, Илья. Спустя некоторое время он снова позвонил - с тем же результатом. Тогда я целенаправленно покрутилась туда-сюда, телефон нашла и поместила в пределах досягаемости. Тут же раздался звонок из регистратуры - меня спрашивали о всяком медицинском. Что могла, я ответила, они спросили, могут ли они вести дальнейшие переговоры с дочкой, я, конечно, разрешила. Там, оказывается, знали, что с утра Женька читает лекции в Университете, и обещали ждать ее после окончания занятий.

После завтрака вбежали два врача (в куртках! не устаю удивляться): один - вчерашний субтильный мальчик (он меня и оперировал), второй - крепкий, рослый, краснощекий, улыбающийся добрый молодец. Заговорили хором: О-кей! О-кей! Операция прошла о-кей и даже perfect, теперь необходима физиотерапия. Они знают, что мне через неделю лететь в Москву, лететь, конечно, можно, но лучше бы все-таки здесь через две недели снять швы, немного потренироваться ходить на костылях, а тогда уж лететь. Впрочем, если мне очень нужно, то в принципе можно лететь и через неделю, а швы снимать в Москве...

Ну, я как представила себе!... И сказала, что мы будем менять билет.

"О-кей! О-кей!" - радостно закивали оба и умчались, тепло пожав мне руку на прощанье и назначив физиотерапию.

Повезли меня в инвалидном кресле (капельница и все прочее - следом) на какой-то другой этаж, вручили четырехногий станок с полукруглым обручем - walker называется - и велели двигаться вдоль коридора, сколько могу. Упражнение повторили дважды, потом повезли в тренажерный зал, подвезли к лестнице с перилами и предложили подняться на одной ноге, подтягиваясь на руках. Не справилась - возраст - 66, вес - 69 - о чем говорить?

Тогда моя тренерша, медсестра, сказала, что придется сесть на лестницу и продвигаться вверх, пересаживаясь со ступеньки на ступеньку. Ну, что ж! Хоть такой вариант подъема на второй этаж, домой. Потом - обед (довольно невкусный), мертвый час и снова сеанс физиотерапии (Женьке потом сообщили, что я прошла 100 метров, я, честно говоря, этого даже не заметила - шла себе и шла, пока не выдохлась, а, оказывается, вовсе и не надо было так напрягаться).

В пятом часу приехали за мной мои ребятки. Я их тут же спросила, с кем оставался Алеша, пока они работали. Никаких сложностей - по случаю снега отменили занятия в школах, то есть Алечка была дома.

Пришел врач - румяный добрый молодец (рабочий день у него уже закончился ), дал последние наставления и объяснения, медсестра устроила меня на кресле, довезла до машины - за мной приехали на маленькой жениной "Шевроле", с низкой посадкой, вровень с инвалидным креслом, - распрощались и - домой. Восхождение на второй этаж я совершила не методом пересаживания со ступеньки на ступеньку, а повиснув на плечах у ребят.

Дома приспособили в качестве средства передвижения роликовое кресло, а на следующее утро привезли и костыли.

Следующая встреча с медициной состоялась у меня уже только 17 января - мы приехали в офис к тому самому врачу, который меня оперировал. Записаться следовало заранее, и это было совсем нелегко, потому что он перегружен. Поначалу удалось записаться только на 22-е, но это было нам очень неудобно, т.к. новый билет в Москву был у меня на 23-е. Очень любезная медсестра из регистратуры обещала лично попросить врача перенести прием на 17-е, учитывая наши трудности, но она, конечно, не могла обещать, что у врача будет время. А будет ли оно и когда именно, станет ясно лишь рано утром 16-го. В 8 утра 16-го все действительно стало ясно: медсестра позвонила сама - прием назначен 17-го в 13-30. Ура!

В офисе нас встретил медбрат, очень серьезный, похожий на актера Сергея Баталова, его помощница по имени Памела Макинтош, и еще прибежала невысокая пожилая женщина, которая стала меня успокаивать: она знает, что я без страховки, поэтому сделает все возможное при оформлении документов, чтобы свести мои медицинские расходы к минимуму.

Она мне первым делом, конечно, представилась и сообщила что она - юрист, но я была в несколько ошеломленном состоянии и не запомнила ее имени. (Памелу я запомнила потому, что у нее на халате был жетон с именем.)

Медбрат принялся за мою ногу - он взглянул мне в глаза сыновним взглядом (иначе не скажешь) и с невообразимой осторожностью и точностью принялся колдовать - снимать швы. Нечего и говорить, что никаких неприятных ощущений он мне не доставил. Потом - рентген, и минут через 10 влетает со снимками в руках мой старый знакомый очаровательный доктор, радостно жмет мне руку и: "perfect, perfect ", да, вы, мэм, конечно, можете лететь в Москву, уже можно немного наступать и на сломанную ногу, однако для дополнительного контроля сделаем-ка еще снимок при другом положении ноги. Новые снимки его вполне удовлетворили, он тепло попрощался со мной и разрешил медбрату накладывать новый, облегченный и более эластичный (если можно так сказать о гипсе) гипс.

Медбрат отдернул какую-то занавеску и предложил мне выбрать по вкусу цвет (!) гипсовой повязки из восьми или десяти вариантов. Я выбрала зеленый, медбрат с Памелой засмеялись: все что-то сегодня выбирают зеленый.

Когда я обосновала свой выбор, сказав, что это цвет кухни в моей московской квартире, веселью не было конца. Он долго и заботливо пристраивал мою ногу на металлическую подставочку, долго примеривался, прежде чем начать гипсовать, медленно и осторожно трудился, потом, довольный результатом, с самыми хорошими пожеланиями распрощался со мной, и Памела, конечно, тоже наговорила теплых слов, и отправились они перевязывать леди со сломанной рукой, которая уже сидела в ожидании.

А мне новая девушка принесла сапог-сандалету, специально на сломанную ногу, чтоб было в чем на улицу выйти, до Москвы долететь. Сапог стоил 18 долларов, но мне его дали бесплатно. В регистратуре мы узнали, что и доктор, и вышеупомянутая женщина-юрист уже сделали некоторые распоряжения по поводу минимизации счетов, но окончательного результата мы пока не знаем.

Я уже вторую неделю в Москве. Близится срок замены эластичного гипса на манжету. Вчера целый день звонила в районную поликлинику. Результаты потрясающие: набираю номер - короткие частые гудки - "занято", кладу трубку и немедленно набираю тот же номер - длинные редкие гудки, никого нет. И так уже не первый день!

На каком помеле они улетают и прилетают с такой скоростью, чтобы в течение полминуты и занять телефон и безнадежно освободить? Вчера я их добила - где-то в пятом часу сварливый голос мне сообщил расписание работы хирурга, но не сказал точно, где снимают гипс - в поликлинике или травмопункте, а телефона травмопункта в регистратуре (!) тоже не знают.

Ладно, соглашаюсь идти сначала наудачу к хирургу, а если уж он отправит в травмопункт... что делать... По телефону, естественно, не записывают, зато предупреждают, что три дня в неделю идет прием только школьников, на эти дни всех прочих даже и не записывают, однако для этих прочих существуют журналы самозаписи где-то на втором этаже.

Муж отправился меня записать. И что же? Сегодня день приема школьников, потому в этот священный день журналов для записи на будущую неделю не кладут!

Лежала леди на снегу в штате Пенсильвания... Придется, видно, этой леди самой резать ножницами свой зеленый гипс на своей зеленой кухне!