Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые
Ф.И.Тютчев

I.

Книга В.Л.Каганского "Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство" - редкий пример вменяемого профессионального постижения реалий жизни последнего десятилетия. Такой статус рецензируемой книги особенно показателен на фоне двух характерных, а порою переплетающихся тенденций последних лет.

Первая из них - вообще отказ от профессионального мышления под тем или иным "предлогом": профессионального "успеха", который у географов чаще всего проявляется в бесконечных заграничных поездках, ухода в бизнес (в том числе, политический), смене деятельности (занятия коммерцией, работа в сфере обслуживания). Во всех этих случаях почти всегда профессиональное сознание оказывается не сохранным и титульный географ начинает видеть пространство и рассуждать о нем как обыватель.

Вторая - превращение сохранного профессионального сознания в сознание несчастное: бывшие крепкие профессионалы не находя места в новой жизни оказываются десоциализованными и деморализованными, а их сознание подвергается люмпенизации, хотя и может сохранять профессиональность мышления. Очень часто это заканчивается унынием, ламентациями о благополучном прошлом, мечтаниями о реставрации и т.д., а профессиональное мышление обретает черты истероидности...

Такой профессионал готов работать на любого заказчика и поэтому достаточно часто оказывается в стане компрадорской буржуазии. Тем самым он приближается к профессионалам первого типа, что и позволяет говорить о переплетении двух указанных тенденций.

Книга же В.Л.Каганского - вменяемый профессиональный взгляд профессионала на Россию последнего десятилетия как на предмет своей профессиональной деятельности, которая не только не прерывалась в это время, но, напротив, получила новые импульсы к своему развитию и вступила в фазу зрелости и расцвета. И дело здесь не в каком-то благоприятном стечении обстоятельств или наличии влиятельной поддержки, а в том, что автор берет на себя труд добротно делать свою профессиональную работу, не позволяя себе поддаваться эмоциям.

Именно профессиональная позиция является тем, что определяет единство книги как целого. Можно различить несколько пластов реализации этой позиции.

Во-первых, чисто внешне, видно, что речь идет о географическом рассмотрении самых разных проблем - политики, экономики, истории, государственного строительства, экологии, градостроительства, изображениях на денежных знаках и т.д.

При этом даже число и разнообразие топонимов - не говоря о перечне путешествий, на основании которых написаны вошедшие в сборник работы (стр.570-571), составивших более 15000 км (стр.8) - не оставляет сомнения в том, что перед нами сочинение по географии. Тем самым задается объект, рассматриваемый в книге, как географический.

Во-вторых, автор абсолютно ясно задает, а отчасти и определяет заново, совершенно определенный предмет (а тем самым и метод работы) - культурный ландшафт (стр. 10, 23-132). Другой важнейший предмет, рассматриваемый в книге - советский ландшафт (стр.135-246), который претерпевает революцию регионов (стр. 249-374) - является вырожденным случаем культурного ландшафта (которого на территории бывшего СССР не существует - стр.150), почти антиланшафтом (стр.19). Комплексом культурных ландшафтов представлено и пространство России, причем этот комплекс является источником богатой мифологии (стр. 377-512).

И сам автор (стр. 23), и газетные обозреватели (напр., Н.Абельская - Час Пик, 1996, # 214, Профессия , 2001 #50) отмечают, что открытие культурного ландшафта является главным географическим открытием в истории географии, открытием, которое, тем не менее, не освоено ни культурой в целом, ни, во многом, профессиональным сообществом географов. Эти обстоятельства определяют исключительную значительность рецензируемой книги, поскольку она, кроме всего прочего, является одним из немногих примеров систематического изложения представлений об этом предмете.

Серьезный разговор о культурном ландшафте тем актуальнее, что, как это отмечает и сам автор (стр.17), культурология "затрепала" категорию ландшафта, часто используя ее поверхностно или неправильно. На этом фоне особенно интересен опыт "культурологии от географа" (стр. 513-559).

Автор совершенно определенно указывает и метод постижения - герменевтику ландшафта, причем выделяет и сферу своих интересов в очерченной области - осуществить попытку ""чтения общества" по пространству" (стр.15). Представляется, что рецензируемая книга и является блестящим осуществлением этой попытки (в особенности разделы II-IV). Говоря об этом, рецензент не устоит перед искушением отметить, что "герменевтика ландшафта", "чтение ландшафта" все же не точные термины, а метонимия и метафора, а поэтому хотелось бы иметь в этих местах точный термин. Таким мог бы быть введенный рецензентом термин "энлог" - не обязательно словесное, квазидиалогическое и квазиличностное взаимодействие. Именно в энлог с ландшафтом и входит автор для получения своего географического опыта. Но еще более необходимой кажется категория энлога при описании автором основных подходов к ландшафту (стр. 44-57). Приводимая типология подходов напоминает самую общую типологию энлогов.

В-третьих, это не просто исследование географии культурного ландшафта, а исследование, которое автор квалифицирует как теоретико-географическое (стр.15). Конечно, если понимать под теоретической географией то, чем занимаются Б.Б.Родоман и В.Л.Каганский, то никаких вопросов и возражений не возникает. Но можно подойти к подобной квалификации и с более принципиальной позиции и попытаться разобраться по существу в том, о чем идет речь.

Хотя теоретико-эмпирическая оппозиция и очень стара, именно в силу своей долгой истории она весьма неопределенна. В прошедшем столетии делу прояснения этой оппозиции немало сил отдали физики, благодаря чему не у кого не вызывает сомнения факт существования теоретической физики. С теоретической биологией, теоретической геологией, теоретической экономикой или теоретической географией дело обстоит сложнее. Если география и может быть теоретической, то теоретичность это совсем другая, чем в физике.

Дело в том, что оппозиция "эмпирический - теоретический" является лишь фрагментом более полного ряда. Ряд этот может представляться разными способами, например, "эмпирический - спекулятивный - теоретический - математический". Под "спекулятивным" понимается то, что является предметом умозрения, оперирования с родовыми сущностями, связано с тем, что понимается под спекуляцией в классической немецкой философии. Представляется, что именно о спекулятивной географии идет речь и в данном случае. Об этом свидетельствует и в высшей степени изысканные суждения автора о теоретическом полевом исследовании. В развернутом виде они изложены в специальном докладе "Теоретическое полевое исследование" на Школе "Мир путешествий. Мастерство путешествий"¹, а в рецензируемой книге присутствуют лишь отблески этой идеи (стр. 7, 9 - о путешествиях теоретика). Поэтому словосочетание "теоретическая география" и производные от него, используемые в рецензируемой книге, должны пониматься как неразложимое словосочетание, такое же как "железная дорога"².

Тем не менее, разговор о теоретическом полевом исследовании представляется очень важным - для географа-эмпирика полевое исследование является источником материала для верификации и фальсификации гипотез, а для географа-теоретика (точнее, географа-спекулянта) - источником эвристик. Значимость этого различия ясна из следующего пассажа автора: "Региональный анализ не лимитирован ресурсами эмпирического знания. Критический ресурс - рефлексия включения в регион и ее теоретические средства" (стр.323). Поэтому спекулятивный тип работы не просто некоторая декларация или украшательство, но и прием, дающий вполне конкретные результаты. Именно благодаря этому автор с легкостью переходит к рассмотрению фазовых пространств наряду с пространством традиционной географии (напр., стр. 167-169, 282-285).

В связи с этим возникает, однако, один вопрос. Дело в том, что автор с легкостью включает фазовые пространства в географический дискурс. Однако возникает вопрос - всякое ли фазовое пространство географично и может быть включено в географический дискурс или среди всех возможных фазовых пространств существуют негеографические и географические? Если дается второй ответ на поставленный вопрос, то надо ответить и на вопрос о том, каковы особые свойства географических фазовых пространств?

Но даже до ответа на эти вопросы оперирование с фазовыми пространствами является источником нетривиальных эвристик. Так, при рассмотрении распада СССР, очень легко формулируется положение о его распаде не только на пространственные, но и на фазовые части, как и при рассмотрении революции регионов эвристично рассматривать не только территориальные, но и фазовые регионы (стр. 249-374).

Таким образом, определены объект, предмет и метод рецензируемой работы.

Тем не менее, автор весьма скромно и самокритично говорит о неясности приложимости используемых им образов ландшафта за пределами Северной Евразии (стр.8). По этому поводу хотелось бы высказать ряд соображений.

Во-первых, тот культурный ландшафт, который обозначается автором как "советский" представлен на территории Северной Евразии (территории бывшего СССР) в разной мере. Пожалуй, наиболее ярко он представлен в Центральной России, на Урале и в Приуралье. В Поморье или на Кавказе явно представлен пласт и иного культурного ландшафта. Еще сильнее это заметно в Якутии или Прибайкалье, в Средней Азии. Примерно также отличается от Центральной России совсем близкая Финляндия (вместе с Карельским перешейком!) или страны Балтии. Следующая ступень отличия представлена Приамурьем и Дальним Востоком. Таким образом, территория Северной Евразии может быть зонирована по двум связанным основаниям 1) степени проявленности характерных черт (нео)советского, российского пространства и 2) степени представленности в местности других культурных ландшафтов.

Во-вторых, опыт работы рецензента на Юге Дальнего Востока, визуальное знакомство с регионом и изучение имеющихся литературных источников показывает, что то, что рассматривается как источник наибольшей опасности для этого региона - маньчжурский тип развития, представляет собой просто другой культурный ландшафт, "перешагивания" которого через Российско-Китайскую границу и опасаются экологи, политики и определенная часть местного населения. Точно также, судя по описаниям и свидетельствам очевидцев, советско-российское освоение некоторых территорий Южного Сахалина и Северных культур тормозится высокой степенью их организованности как японского (культурного!) ландшафта.

Наконец, в-третьих, очень интересный материал дает сухопутное путешествие из России через Польшу на запад Германии. При этом пересекается две границы, которые иначе как границы культурного ландшафта не охарактеризуешь. Первая из них проходит примерно через Герлиц - территория восточнее его выглядит как польская. Тем самым, по-моему, взгляд фиксирует визуальное несовпадение государственных границ и границ культурного ландшафта. Вторая такая граница примерно совпадает с границей бывшей ГДР и ФРГ. Эту границу можно назвать границей столкновения влияния СССР и плана Маршалла - зоны влияния США в культурном ландшафте проявлена ярче, чем "европейскость". Это же видно и в ландшафте Австрии.

Хотя все эти примеры относятся к территориям, которые практически не выходят за границы советского пространства в широком понимании (имея ввиду историю Российской империи ХIХ века, существование Варшавского договора), или лежат у его границ, тем не менее, они дают основание говорить о том, что развиваемая автором концепция культурного ландшафта имеет более широкую территорию приложения, чем территория бывшего СССР.

Такого концептуальное ядро рецензируемой книги. Его неординарность столь высока, что у кого-то может даже возникнуть мысль "не имеем ли мы дело с очередной псевдонаукой, дающей ответы на все вопросы". В таком слуаче очень уместно обратить внимание на замечания автора о том, что "советское пространство ... трудно и интересно изучать" (стр.19, курсив мой - С.Ч.). Это замечание очень принципиально - псевдонаука не бывает трудной, она легко и просто дает ответы на все вопросы. Поэтому есть основания отнестись ко всему содержанию книги со всей серьезностью.

II.

Совершенно очевидно, что осуществляя теоретическое постижение (точнее, спекулятивное) географии культурного ландшафта Северной Евразии (и, по крайней мере, сопредельных территорий), можно рассматривать бесчисленное число разных сюжетов. Каждая книга, напротив, может вместить в себя описание лишь конечного набора сюжетов. Как их отобрать? Это можно делать на основании разных критериев.

Автор делает это на основании хронологии и проживания своей жизни в том или ином ландшафте, осуществления определенного образа жизни (стр. 8, 11). Тем самым недвусмысленно указывается, что перед нами сборник экспертных заключений, поскольку осуществление своей профессиональной деятельности как части жизни, а не как операционального функционирования, есть черта именно экспертизы как особой формы деятельности³. Но при каких условиях интересны экспертные заключения?

Во-первых, они интересны, когда поставлена конкретная практическая задача и надо получить ее решение. Очевидно, что перед нами не такой случай. Однако...

Однако, оказалось, что ни государственный аппарат, ни общество, ни отдельные граждане оказались не готовыми к тем географическим преобразования, которые они переживают последние полтора десятилетия, и не понимают, что произошло. Может быть стоит послушать в таком случае и географа, тем более что, (пост)советское общество=государство тотально пространственно невменяемо (стр. 159)?

Такое мнение представляется очень важным, поскольку во втором и третьем разделах книги убедительно показывается, что распад СССР - не случайный процесс, а закономерный итог пространственного развития любых ссср (стр. 157-205). Таким образом, распад СССР как планетарной империи (стр.9) детерминирован чисто географическими обстоятельствами, сила которых оказывается больше, чем военная сила всего СССР (включая ракетно-ядерное оружие). Тем не менее, расходы на географию в бывшем СССР и нынешней России не соизмеримы с расходами на ВПК или прикладную физику. Показательно и то, что ныне в числе 10 (20 и т.д.) высших должностных лиц государства не найдется такого, который бы разбирался бы в географии хотя бы так, как в ядерном оружие... Однако, не случайно и то, что последние полтора десятилетия в политику пришло непропорционально много профессиональных географов, что создан Комитет по геополитике при Госдуме. Но прежде, чем заниматься геополитикой надо знать географию...

Этот сюжет неслучаен. Из известных нам процессов сравнимы по энергетике только ядерные реакции и тектонические преобразования. Поэтому очень удачно выражение В.Л.Каганского "тектоника политических плит", введенное им в оборот еще в 1980-ые годы. Но здесь возникает один, еще более "теоретический", вопрос. В современной физике фундаментальной является диада "пространство-время", причем со временем связывается и энергия. В античной науке было не так, да и в нынешней "нестандартной" науке также возникают идеи связи энергии и с пространством (например, в концепции формативной причинности Р.Шелдрейка). Не эта ли пространственная энергии и проявляется в тектонике политических плит или других сюжетах, обсуждаемых автором?

Во-вторых, экспертные заключения презентируют эксперта. Однако, для этого не нужно очень большое число таких заключений.

В-третьих, собрание экспертных заключений может презентировать подход. Для того, чтобы это делать, необходимо, чтобы число экспертных заключений превосходило некоторое их критическое количество, так чтобы по ним можно было составить представление о подходе. Вот именно эту задачу и решает рецензируемая книга и представляется, что решена она замечательно: представлено два больших исследования - концепция культурного ландшафта (стр.23-132) и концепция советского пространства (стр.135-374), дающие представления о способах разработки проблемы средствами предлагаемого подхода⁴, и множество тематически и географически различных сюжетов (последние касаются значительно части территории РФ и большого числа ее субъектов), показывающих широту приложения развиваемых представлений.

III.

Обилие рассматриваемых сюжетов позволяет почти произвольно выбрать несколько из них для того, чтобы показать, чем именно замечательна представленная книга.

Сюжет первый. Конструкция - деструкция ссср (стр. 157-205, 295-318). Идея этого сюжета предельно ясна: ссср собираются из иерархически соподчиненных полифункциональных (в пределе универсально-тотальных) центрально-узловых территориальных блоков и в силу их автомодельности (стр. 300) легко и быстро разбирается на них. Тем самым мы имеем некоторый универсальный конструктор АТД (административно-территориального деления), с помощью которого можно путем сборки и разборки получать самые разные территориальные образования.

Формирование такого конструкта в истории идет долго и мучительно. Так, в случае СССР как примера ссср, спонтанная фаза этого процесса тянется от княжеств периода феодальной раздробленности до 1920-ых годов. В эти же годы на службу Советского государства приходят географы, отстаивающие в дискуссии русских географов начала ХХ века тезис об универсальности центрально-узловых районов. Начав сотрудничать с властями, они могут не только выявлять такие районы в эмпирии, но и делать их путем принятия определенных административных решений. Тем самым процесс резко убыстряется - в этой логике из ряда федераций в разных частях бывшей Российской империи делается сначала РСФСР, а потом и СССР с их иерархической организацией. Как деталь этого конструктора используется и Монголия. Вторая Мировая война позволяет сделать скачек на этом пути. При этом разные блоки включаются или не включаются (как Финляндия) в СССР формально на разных правах - союзных республик, стран социалистического лагеря, стран-членов СЭВ или членов Варшавского договора. Памятником провала такого включения оказывается Карело-Финская АССР. Но собранная таким образом структура это не территориальный организм, а механический конструктор - сама конструкция содержит все линии разборки. Именно поэтому она и разбирается в период Перестройки за несколько лет на мелкие блоки - от роспуска Варшавского договора до суверенизации субъектов РФ и их частей в начале 1990-ых.

Этот сюжет, хорошо известный автору книги, в нее не вошел как не соответствующий ее общему замыслу. Не упомянута в книге и соответствующая литература (опять же в соответствии с общим замыслом). А жаль, поскольку подобный материал значительно бы расширил аргументативную базу этого в высшей степени нетривиального сочинения. Особенно важен подобный материал для понимания того, что обсуждаемые сюжеты - сюжеты географические: и создание АТД СССР, и форма включения в СССР территориальных приобретений Второй Мировой войны, и передача Крыма Украине, и рекомендация самого В.Л.Каганского отделить пространство от государства (стр.316) - все это акты географической инженерии, которая неотделима от географической мысли и квалификации самих географов.

Занятие с конструктором под названием "ссср" превращает наблюдение за распадом СССР в интереснейшее зрелище, позволяющим делать много замечательных дел.

Во-первых, всякому профессионалу предоставляется счастливая возможность проверить свои концепции прогнозы - последние пятнадцать лет дают материал для разрешения споров, которые идут не одно десятилетие: имеет место то, что автор называет испытанием на существование (страны, регионов, городов - стр.383).

Во-вторых, исследователь оказывается вовлечен в уникальное включенное наблюдение за редчайшими процессами, планетарного масштаба. Это стоит колоссальный средств если только представить себе объем финансирования, необходимый для того, что организовать подобные наблюдения, а не оказаться спонтанно их свидетелем.

В-третьих, наблюдение за ходом процесса является источником формирования новых эвристик, причем не только географических. Так, наблюдение за распадом СССР позволило дать объяснение меловому кризису (знаменитое вымирание ящеров) и вообще сформулировать новые представления о механизмах филоценогенеза (В.В.Жерихин, А.С.Раутиан).

В-четвертых, соприкосновение с подобным материалом заставляет задуматься о том, чем и кому заниматься в подобные времена. Легко можно разменяться на комментирование текущих событие или обслуживание властей разных уровней. При этом неизбежно самое важное будет упущено. Именно поэтому сам распад СССР для многих оказался неожиданным. Поэтому-то при таком подходе и придется рано или поздно извиняться за свои прошлые работы. Гораздо плодотворнее и интереснее наблюдать за подобными процессами в длительной перспективе, в принципе - в перспективе вечности. Именно этим и занимается теоретик. В.Л.Каганский, выступая в этом качестве, не лепит свои конструкции из подручного политического материала, а использует теоретические конструкции, разрабатываемые им и его предшественниками в лице отечественной школы теоретической географии (стр.15). Именно поэтому и получаются результаты, которые, не колеблясь, можно отнести к неприкосновенному запасу.

Все это и позволяет говорить о том, что "Блажен, кто посетил сей мир...".

Но разговор об этом сюжете высвечивает и некоторые проблемы самого жанра подобного сборника. Конечно, все тексты сборника помечены датами написания, но держать их в голове при сопоставлении разных текстов и мысленном манипулировании с ними довольно сложно - монография, выводящая события на один временной срез была бы удобнее для читателя. Актуально это, в частности, в связи с тем, что примерно в 1998 мы с автором зафиксировали, что процесс регионализации закончился и начинался какой-то новый процесс - процесс, который можно назвать мозаизацией. Заключается он в том, что на смежных территориях идут совершенно разные, разнонаправленные, несопряженные друг с другом процессы, причем идут они в разных масштабах - на уровне разных субъектов РФ, городов, районов, предприятий, цехов, разных домов, квартир и комнат (т.е. налицо автомодельность): соседи очень часто движутся в противоположных направлениях. Конечно же, мне бы хотелось увидеть какой-то систематизированный материал по этому процессу, но в таком сборнике его нет...

Безусловно, сказанное не исчерпывает всех находок на эту тему, представленных в книге - чего стоят одни схемы на стр.166 и стр.176! Но...

Сюжет второй. Арзамас-16 (стр. 214-233) и вообще все ЗАТО. Отнесение его к Москве-300 или тот факт, что три члена одной семьи, родившиеся в одном роддоме, имеют в паспортах разные записи о месте рождения, для интеллигентствующе-интеллектуальной публики является предметом ерничества. Но эти же факты могут быть и предметом серьезного исследования: примем, то, что нам сообщают власти (главное, чтобы они сами не запутались) и посмотрим, как устроено соответствующее пространство. Именно это и делает В.Л.Каганский.

Одна из самых интересных характеристик Арзамаса-16 - полная пространственная невменяемость его жителей, которые отличаются высоким и очень высоким уровнем образования и при этом не знают и/или не хотят знать о том, что они работают на территории, расположенной в Мордовии. Недавно прошедший телевизионный фильм, показавший академика Харитона в рабочем кабинете его вагон-салона, также наводит на мысль об экстерриториальном способе и его поездок.

В связи с этим хочется привести одно наблюдение. Работая несколько лет назад со старшеклассниками, рецензент столкнулся с тем, что многие из них не в состоянии объяснить механизм смены времен года. После этого пришла мысль задавать при случае это вопрос в разных аудиториях. Оказалось, что, например, для студентов университетов это сложный вопрос, далеко не все лица с высшим образованием или профессора способны на него ответить, и практически у всех ответ на него требует напряжения умственных сил (в том числе и у геологов - в отличие от географов). Все это показывает глубину пространственной невменяемости населения России-Нигдении (ср. стр.219).

Сюжет третий. Норильский никель (стр. 234-240 и многие другие). Стабильное существование такого комбината и такого города географически невозможно, но он существует. Автор показывает, почему же все-таки этот город существует - существует за счет использования практически бесплатного труда заключенных в прошлом, за счет бедности населения России, за счет эксплуатации люмпенизированного населения ныне. Это пример приватизации долга перед предыдущими поколениями, долга, которого никто не собирается возвращать - ни чудом выжившим, ни их потомкам... О том, что будет когда потребуется осуществлять капитальный ремонт и модернизацию основных фондов или платить за работу населению России, ставшей зажиточной, никто не думает. А акции Норильского никеля котируются на бирже в Лондоне респектабельными бизнесменами с такими же парадоксальными эффектами зрения как у Ромена Роллана во время путешествия по Беломорканалу.

Конечно, можно придавать такому положению статус-кво, также как и пребыванию коллекций Морозова или Щукина в государственных музеях. Но надо отдавать себе отчет, что при таком положении дел все разговоры о создании в России благоприятного инвестиционного климата - пустой звук.

Сюжет четвертый. Мифология российского пространства (стр. 377-512). Квинтэссенцией этого раздела является небольшой очерк "Россия и миф России" (стр.398-407). Мне кажется, что он достоин того, чтобы быть включенным в круг обязательного чтения в средней школе! Обращу внимание лишь на две мифологемы.

Огромная страна (стр. 401-402). Это рассуждение подытоживает для меня опыт моих размышлений во время путешествий. Так, плывя не один день по Мезени, Пëзе или Северной Двине, встречаешь в деревнях, разделенными десятками и сотнями километров иконы, прялки, другую утварь, расписанную одной и той же артелью или даже одним и тем же мастером. Невольно думаешь о том, насколько ж малы эти километры - сколько бы разных школ живописи могло бы разместиться на этот территории если бы это была Италия, сколько местных топонимов было бы достоянием общенационального языка и сознания, если была это была Германия... Действительно, Россия семантически очень мала!

Но и в этой своей малости она видит себя с помощью очень своеобразной оптики. Так, длина всех оград недоступных территорий бывшего СССР оценивается автором в миллион километров (стр. 141), но по этому поводу у населения не было таких охов и ахов как в последнее десятилетие по поводу погранично-таможенных досмотров на границах с Белоруссией или Украиной! Тем временем, к каждому такому досмотру полы и уборные в вагонах мыли, пьяных призывали к порядку, мешочников высаживали и в плацкартном вагоне оказывалось возможным ехать с комфортом купейного! Так, что же, большая часть пассажиров (а, соответственно, и населения) это правонарушители?

Мост Запад-Восток (стр. 405-406). Этот фрагмент прекрасно показывает, что Россия таким мостом не является, т.е. коннекционная функция границы России не принадлежит. Скорее такой границей являются Балканы. На это указывают идущие там не одно тысячелетие войны. Подобные попытки выполнения медиаторной функции Россией так же сопровождаются приграничными войнами - Кавказскими, Среднеазиатскими, что дает возможность представить, чего стоит выполнение этой функции. На этом фоне, к сожалению, не анализируется на "мифологичность" делимитационная функция России как границы между Западом и Востоком - сюжет, идущий от А.С.Пушкина.

Череду подобных сюжетов можно продолжать практически неограничено, но и приведенных достаточно для того, чтобы почувствовать насыщенность и напряженность текста.

IV.

Кроме всего прочего, рецензируемая книга - просто достойная литература. При этом разные сюжеты рассматриваются совершенно по-разному - с разной степенью подробности, конспективности, опираясь на впечатления или осуществляя аналитическую работу. С одной стороны, это показывает, что концептуальное ядро не определяет однозначно жанра работы, с другой - подобное разнообразие придает сборнику работ дополнительную привлекательность, оживляет его.

Такое жанровое разнообразие никак не принижает ценность одних частей книги, и не возвышает значимость других. Так, минимонографии "Мир культурного ландшафта" (стр. 23-132) и "Советское пространство" (стр.135-246) перемежаются очаровательными теоретико-географическими этюдами (стр.116-132, 343-360) и даже просто перечнем сюжетов (стр. 361-366), которые семантически вполне эквивалентны развернутому повествованию и весьма искусно вплетены в композицию книги. При этом упомянутые этюды вносят явное оживление в довольно сухое повествование и могут читаться совершенно самостоятельно - в минуту отдыха, в очереди, перед сном... Один их них - "Украина: география и судьба страны" (стр. 343-360) - поражает своей содержательностью: это самый осмысленный текст, который мне приходилось читать на эту тему (при том что подобное чтение входило одно время в круг моих должностных обязанностей).

Упомянутая композиционная изощренность не случайность - книга очень искусно отдела автором, буквально вылизана им, очень тщательно вычитана на предмет устранения опечаток.. Это очень редкий для нашего времени пример тщательной и любовной работы с текстом.

Работа с разными шрифтами, сложное гиперсинтаксическое членение текста, довольно подробное оглавление, стилевое многообразие определяют допустимость многих моделей чтения книги - с разной степенью глубины, подробности, скорости, в разных направлениях и по разным маршрутам. Это принципиально неодномерный текст.

Возможность разных вариантов чтения определяется и тем, что тщательно отшлифованы, доведены до совершенства формулировки основных положений. Создается впечатление, что книга может быть, подобного "Горю от ума" А.С.Грибоедова, практически полностью разобрана на цитаты (по крайней мере, в среде коллег).

Но такое стилистическая изощренность создает и некоторые проблемы - глаз скользит по поверхности совершенного текста, а ум, следуя за глазом, может не видеть некоторых пробелов.

Таких пробелов обнаруживается два.

Во-первых, при изложении некоторых вопросов не в полной мере приводится аргументативная база, в частности, отсутствует пласт аргументации, связанный с переходом на метауровень. Об этом пишет и сам автор (стр.10, примечание 1 о слишком специальных работах). Понятно, что уход в метатеорию разрушит единство дискурса и уведет от темы. Как достичь совершенства непонятно.

Во-вторых, существует определенное и систематическое нарушение связности синтагм внутри одного абзаца. При этом связность текста на более высоких уровнях обеспечивается единством тематики и последовательностью расположения, на более низких - правилами синтаксиса, а межсинтагматические связи ослаблены, не эксплицированы. По-видимому, это обстоятельство и определяет явное злоупотребление автором назывных и эллиптических конструкций, пересыщенность текста многочисленными тире. Когда читаешь отдельные статьи автора (тем более, часто, еще в незаконченном виде), это не бросается в глаза, а быстрое чтение книги от корки до корки высвечивает этот недостаток.

К сожалению, это придает тексту определенную семантическую непроницаемость на фоне казалось бы популярности изложения. Так, например, пространство у автора очень активно - оно сопротивляется каким-то преобразованиям, приводит к каким-то разломам экономических структур, обретает особое состояние во время гражданское войны, вовлечено в ландшафтную революцию (стр.18), революцию реставраций (стр.250) и революцию регионов (стр.257-267), при этом происходит война пространственных рамок (стр. 250) и т.д. Что это - метафоры, другие тропы или точные формулировки? В какой мере во всех этих метаморфозах принимают участие люди? Вопрос этот тем более актуален, что автор рассуждает о "чтении общества" по пространству (стр.15).

Представляется, что для того, чтобы предупредить такого рода недоумения, нужно было бы где-нибудь привести рассуждение, наподобие следующего. Известно, что жители северных или горных стран перемещаются по льду и снегу, причем делают это в соответствии с традициями своей культуры. Можно заниматься географией таких традиций. Тогда это будет географией традиций, географией человеческой деятельности. Другой задачей будет география твердого состояния воды, наличие которого является условием наличия соответствующей культурной традиции, и это будет другая географическая задача, не требующая рассмотрения деятельности людей. Подобного рода различения очевидны, когда речь идет о физико-географических аспектах организации ландшафта. Идея же автора заключается в том, что есть такие же аспекты социальной организации ландшафта, который, поэтому, и необходимо рассматривать в качестве культурного ландшафта. В таком случает, рассмотрение людей в пространствоведческом исследовании становится излишним. Более того, поскольку книга является изложением результатов исследования по теоретической (сиречь спекулятивной) географии, то, вообще, обращение ко многим аспектам эмпирической реальности (например, людям) совершенно необязательно (в теоретической физике этот принцип проявляется в спонтанной онтологизации гносеологических моделей).

Отсутствие в книге чего-либо, подобного приведенному выше, и является проявлением обоих указанных недостатков изложения. Думается, что наличие подобных экспликаций было бы полезно и в других случаях (например, лишило бы ощущения произвольности сближения гор и городов - стр. 96-115, тем более, на фоне тезиса Б.Л.Личкова - стр. 111 - о том, что "реки строят горы").

Очень серьезным недостатком книги является отсутствие указателей - предметного и географического.

Наряду с этим книга содержит и некоторые жемчужины, на первый взгляд незаметные, которые читатель получает как бы даром - совсем не ожидая найти их в сочинении по географии.

Во-первых, книга начинается с замечательного, практически нигде более так четко не сформулированного, тезиса о том, что "Современная культура хроноцентрична, темпоральна" (стр.15). Конечно же, "да", но она этого не декларирует, а просто предъявляет, обнаруживая себя как тотальную вульгаризацию гегельянства. В своих же когнитивных техниках она принципиально пространственна, причем эти техники переводят темпоральность в пространственность. Наиболее наглядно это делает осциллограф, самописец преобразуя процесс в график, диаграмму. Сродни осциллографу и электронная трубка, которая превращает электрический сигнал в пространственную развертку, быстрая смена которых порождает иллюзию процесса. Так что все тут довольно хитро, и получается, что современная культура и ахронична, и ахорична.

Во-вторых, значительная часть предисловия (стр.11-13) дает замечательный нравственный урок - это благодарности тем, чьи силы способствовали появлению книги. К сожалению, благодарить всех, кто помогал, ныне у нас не в моде, и, стараясь это сделать, натыкаешься на сопротивление редакторов и непонимание коллег. Владимир Леопольдович преодолел эти барьеры и сделал это замечательно, не забыв даже - а это редкость! - авиакассы на Лубянской площади.

Совершенно очевидно, что, несмотря на некоторые недостатки, книга - большой успех и автора, и издательства (можно представить себе, насколько технические сложна ее подготовка к печати), с чем и можно от души их поздравить!

Совершенно очевидно также, что эта книга нужна многим - хотелось перечислить: высшим государственным чиновникам, министрам, членам Федерального Собрания РФ и законодательных собраний субъектов Федерации, главам субъектов Федерации и первым лицам районов, профессорам географии, истории, политологи, кофликтологии и т.д. (при этом совершенно очевидно, что для управленцев было бы целесообразно иметь дайджест этой книги, причем видно чтó можно для этого сокращать). Однако, можно сказать проще и короче - книга нужна всем, кто хочет быть (со)творцом истории, а не щепкой на ее волнах, кто хочет жить и творить в культурном ландшафте, а не чувствовать себя пребывающим в джунглях железобетонных мешков и среди барханов помоек (в том числе, семантических) ...

В заключении хотелось бы высказать одно, не совсем обычное, пожелание автору: было бы очень хорошо, чтобы эта книга не стала бы его главной книгой - хотелось бы увидеть сопоставимое по объему и качеству проработки его сочинение собственно по теоретической географии с изложением представления автора о границах, районировании, классификации, ландшафте и т.д. А взяться за такую книгу, тем более, после подобного успеха рецензируемой, будет весьма непросто...

Примечания:

• Вячеслав Глазычев. Метафизика необитаемого пространства
• Владимир Каганский. Ответ В.Глазычеву