Наши игры никому не нужны, кроме нас самих. Это не повод для депрессии, не повод хлопать дверями - это просто данность. Если наши личные игры оказываются созвучны читателю, слушателю, зрителю - это очень удачная, почти невероятная случайность. Есть какие-то вещи, которые странно делать, изначально нацелившись на славу и богатство. Во всяком случае, странно испытывать разочарование, когда даже после пятнадцати лет труда ни славы, ни богатства по-прежнему не обнаруживается. Правда, это все в теории. В реальности (куда настойчиво приглашает название последней выставки фотохудожника Михаила Павина) существуют реальные люди, которым хочется благополучия, покоя и возможности неспешно заниматься тем, чем они считают нужным заниматься. Ни благополучия, ни покоя не будет. И это вряд ли вопрос государственной поддержки культуры и искусства. Скорее - персональной игры и личной убежденности в том, что занимаешься правильным делом. Поддержки и от близких-то не всегда дождешься. Ждать поддержки от городской администрации? Право, смешно.

C другой стороны, нам, конечно, легко рассуждать.

30 марта всемирно неизвестный фотохудожник Михаил Павин провел в городе Владивостоке акцию, посвященную прекращению выставочной деятельности в этом городе. С демонстрацией фильмов "The First DiMention" и "Картинки с выставки" на центральной площади города, последней выставкой "Welcome to reality", сжиганием более тысячи фотографий и расстрелом Любимой Натурщицы. "Пятнадцать лет я пек свои пироги и дарил их своему любимому городу. И только сейчас я понял, что они ему просто не нужны. Не нужны так же, как не нужны графика Камалова, живопись Старовойтова, скульптуры Ненаживина, стихи Демина, переводы Немцова. Людям, населяющим мой любимый город, нужны итальянские кухни, немецкие окна, японские автомобили, кристально чистая водка, наркотики и проститутки. Здесь я чувствую себя неким рудиментарным образованием, тормозящим ход всей этой эволюции или деградации. Поэтому я ухожу. Сегодня вместе с моими фотографиями сгорят остатки моей веры в будущее моего города. Прощай, Владивосток! Искренне ничей, Михаил Павин". Это предлагается в качестве обоснования.

---

Настик Грызунова: Для начала вопрос, который корреспондент любого уважающего себя издания непременно должен задать творческой личности. Он такой: какого хуя, спрашивают нас читатели.

Михаил Павин: Заебало.

Н.Г.: Понятно, что если надо объяснять, то не надо объяснять, но все же: откуда пафос вашей акции? Откуда такая убежденность в том, что городу не нужна работа его самых талантливых людей?

М.П.: 1. Про пафос, честно сказать, как-то не думал - затрудняюсь ответить.

2а. Когда мне реально стал нужен слайд-сканер, я сказал жене, что мясо вредно, и все полученные деньги отдал продавцу слайд-сканеров. На что тратит деньги город, обрисовано простым перечислением в буклете акции.

2б. В городе нет никаких механизмов финансирования культурных проектов. Кто и когда будет эти механизмы выстраивать - мне неведомо. Отдельные случаи спонсирования издания буклетика картины не портят. Отделам культуры не всегда хватает денег раз в году сгонять в Сеул или Ниигату. Приморская картинная галерея сдувает пыль с копий шедевров мировой живописи. Чем занимается музей, не знаю, но мои предложения оцифровать хотя бы самые ценные, катастрофически желтеющие фотографии их архива за полставки уборщицы, похоже, всерьез и не рассматривались. И самое главное - ни одна падла из этих организаций не подошла и не сказала: Юрьич, задари фотку, а то у нас денег нету. Мало того, ни одна эта самая падла вообще ни на одну выставку не пришла. И не только на мою.

2в. Чего же требовать от задроченных жизнью предпринимателей?

2г. Последняя моя выставка была в поселке Кавалерово. Из 16000 человек населения за 6 дней ее посетили 898 человек = 5,6% населения = 33600 человек в пересчете на население Владивостока. В лучшей галерее родного города ту же выставку посетило максимум человек 300, и это считается хорошо.

И, коль уж пошла арифметика, - на сегодняшний день в городе одна на 600000 жителей галерея, которая хочет, может и выставляет современное искусство, но это заслуга не города, а директора этой галереи Веры Глазковой. Галерея "Артэтаж" была тупо, в трехдневный срок, изгнана с 500-ми единицами хранения по причине невозможности платить деньги за аренду по счетчику коммерческого предприятия.

Н.Г.: Вы имели в виду отомстить Владивостоку этим сожжением ваших работ? Это было самоубийство, убийство прежнего себя, попытка убийства города, который вас не понял, - что?

М.П.: Месть, ревность, зависть и т.д. - это не мое. Убийство прежнего себя - это, пожалуй, ближе, хотя и слишком категорично. Какой я был, такой остался, за вычетом оптимизма. Тем не менее, эта потеря для меня существенна. Именно поэтому в сценарий была введена сцена расстрела, вовсе не обязательная при другом раскладе.

Н.Г.: Судьба любимой натурщицы меня особенно беспокоит. За что вы с ней так? Она плохо себя вела? Стала опаздывать, привередничала, много болтала?

М.П.: Натурщицу жалко, конечно, но работа у нее такая. В нашей стране много мест, где подобные акции не проводятся, но стреляют там в людей. Если бы убийство кукол могло оградить от убийства людей, как чучела японских начальников производства спасают самих начальников от мордобоя, я перестрелял бы всех Барби, телепузиков, покемонов, Аленушек и кто там еще есть.

Н.Г.: Только не обижайтесь. Первое впечатление, возникающее от вашей акции, - знаете, как в двенадцать лет, - "я умру, и они все пожалеют и будут плакать на моих похоронах". Но тогда требуется - как сказать? - возвращение, да? Том Сойер вернулся с острова Джексона. Оно будет?

М.П.: Это нелогично. Если художник никому, кроме сотни-другой таких же неполноценных, не нужен, так кто ж о нем жалеть будет? Акция адресована городу как организованной не лучшим образом системе человеческих взаимоотношений, а не отдельным личностям или группам. Естественно, без тени надежды на взаимность.

Кроме того, было бы куда возвращаться.

Н.Г.: А вам не кажется, что это, вообще говоря, само по себе нормально - что творчество художника оказывается нужным сотне-другой (условно) неполноценных? Ну, то есть - было бы странно ждать массового приятия, нет?

М.П.: Норма суть экстремум функции распределения и соответственно отражает общепринятое, многое из которого для меня неприемлемо. В данном случае нормальной я считаю ситуацию, отличную от существующей.

Н.Г.: Скажите, а негативы вы сохранили?

М.П.: Безусловно. Фотографии, в отличие от негативов, восполнимый ресурс. Как бы то ни было, происшедшее я называю акцией - художественной в той мере, в которой ее воспринимают как художественную.

Н.Г.: Вы создали Самую Длинную Фотографию - расскажите про нее, пожалуйста. Какова ее судьба после вашей акции?

М.П.: Самая длинная фотография - составная часть проекта "Первое измерение", особенностью которого является представление Фотографии во всех формах, в каких она только может существовать. Самая длинная, толстая, зеленая и т.д. фотография - одна из форм существования, и она была задействована. Самая длинная фотография не сгорела только потому, что принадлежит не мне одному. После принятия решения о закрытии проекта я взял на себя обязательства по обеспечению ее сохранности до конца 2002 года, после чего она переходит в собственность галереи "Арка" со всеми вытекающими. Вне рамок проекта это не самая длинная в мире фотография, а кусок бумаги, захламляющий мастерскую.

Н.Г.: В 1999 году вы участвовали в фестивале "Культурные герои XXI века". Это вам хоть чем-нибудь помогло?

М.П.: Например, существенной и плодотворной оказалась встреча с Ольгой Свибловой, директором Московского дома фотографии, которая в принципе поменяла мое отношение к фотографии вообще и к своей - в частности. Сама же затея с фестивалем наглядно продемонстрировала, что политики даже в жесткой ситуации выборов могут приносить пользу людям. С тех пор для меня не все политики - мудаки.

Н.Г.: Чего именно вы хотели от города? То есть он не отвечал вам взаимностью, но как именно вы хотели бы, чтобы он отвечал?

М.П.: У нас с женой негласная договоренность: двое суток я могу шляться, где угодно, но на третьи обязательно должен вернуться. Однажды я вернулся на четвертые сутки, очень поздно, пьяный, помятый и небритый. Она спросила: кушать будешь?

Н.Г.: Почему, по вашему мнению, Владивосток так поступает с людьми? Что он такое с ними делает - и почему, из-за чего все, кто хотят чего-то добиться, вынуждены оттуда уезжать? Насколько я понимаю, в последние годы натурально начался массовый исход оттуда талантливых людей. Почему так?

М.П.: Владивосток как часть России болеет всеми ее болезнями, и самая запущенная из них - клептомания. Он практически ничего не производит, а живет банальным воровством - леса, рыбы, трепанга и т.д., вплоть до бронзовых барельефов на кладбищах. Жизнь упрощается до сценария голливудского боевика, в котором просто нет таких персонажей, как художник или поэт.

Н.Г.: Я правильно понимаю, что в аналогичной ситуации находятся еще многие? Вы сами упоминаете Андрея Камалова, Александра Демина, других. Я правильно понимаю, что у вас первого сдали нервы?

М.П.: Камалов тихо уехал в Китай, потому что здесь он никогда не заработает 5000 долларов для ремонта практически развалившейся мастерской. Валерий Ненаживин тихо перебивается с хлеба на квас и, как на работу, чуть не еженедельно тихо ездит отмывать памятник Мандельштаму от того дерьма, которым его пачкают русские, специально сделанные для России. Список можно продолжать долго, ибо это и есть норма нашей ШИЗНИ. Я не знаю, кто и как может осушить это болото, но я хоть кинул в него камень (получилось громко и какой-то Кен Кизи). Еще зимой, ломая голову надо всем этим, я знал, что, как бы эта акция ни была оформлена и мотивирована, она будет проявлением слабости, и многие ее воспримут именно так, но мне не стыдно. Нервы у меня действительно были на пределе, и как личный психотерапевт М.Павина я прописал ему процедуру. Это был один из доводов "за". Кстати, помогло.

Н.Г.: И что же теперь делать?

М.П.: То, для чего родился.

Н.Г.: Вероятно, это тот крайне редкий случай, когда оказывается уместен вопрос о ваших творческих планах. Что вы намерены делать дальше?

М.П.: То же, что и раньше, только немножко по-другому. Теперь мне не надо терять время и деньги на выставки. Приведу в порядок архив, составлю полный каталог негативов и начну то, что придумал еще в 95-м, репетицией чего был проект "Первое измерение". Это будет фотофильм, серия серий фотографий про жизнь с летальным исходом. Как знать, может, я родился именно для этого.

• Михаил Павин: "Что сгорит, то не сгниет - "Комсомольская правда" на Дальнем Востоке, 02.04.2002