После заседания Госсовета, на котором президент поставил вопрос о детской беспризорности, только ленивый в Москве не написал статеечку или не снял репортаж о Комсомольской площади с ее непременным атрибутом - мальчишками, привычно нюхающими клей на вентиляционных люках. Я живу рядом с тремя вокзалами, и эта картина, от которой каждый раз что-то обрывается внутри, для меня привычна, как вид из окна. На днях же я увидела такое, от чего даже у меня подкосились ноги. На трамвайной остановке посередине площади замызганный бомж с придурковатой улыбкой совсем не по-отечески обнимал мальчишку лет двенадцати и что-то вкрадчиво нашептывал ему на ухо. Самым страшным в этой сцене было лицо мальчишки - пугающе равнодушное, словно все это происходило не с ним.

Пробираясь через толпу к метро, я переваривала увиденное, задавая себе множество вопросов: за сколько же этот нищий купил ребенка? почему я, старожил этих мест, не замечала подобного раньше? Может, потому, что такие сцены происходили не так публично, где-нибудь в подвалах, в подворотнях?

Говорят, после шумихи, вызванной тем памятным Госсоветом, большая часть беспризорников исчезла с Комсомольской, оставили лишь несколько экземпляров для журналистов и депутатов. "Коммерсантъ" даже съязвил по этому поводу: "...стоит президенту за что-нибудь взяться - оно и исчезнет". Как видим, это было явление временное, никто, по крайней мере в Москве, особенно не испугался развернувшейся было кампании, наоборот, стало даже как-то вольготнее.

Оно и понятно: сейчас не до мальчишек, решается вопрос финансирования. Президент сказал "а", где же "б"? В конце концов, постулат о наказуемости инициативы еще никто не отменял. Мэр столицы Юрий Лужков заявил, что необходимо "написать инициатору этой задачи - президенту - о финансировании создаваемых в столице приютов, поскольку на 95% проблема беспризорности пришла в столицу из России и стран СНГ". И это чистая правда, поскольку вообще все проблемы приходят в Москву из России, столицей которой она пока еще является.

И что же? Из обещанных 230 миллионов рублей предполагается выделить лишь 6,5 миллионов, да и те еще и не думают поступать в московский бюджет. Поэтому-то на Комсомольской площади принципиально ничто не меняется.

Конечно, нельзя сказать, что никакой работы не ведется. Например, в Москве утвержден Уполномоченный по правам ребенка - Алексей Головань. И он даже приступил к работе. Журналистам он сообщил, "что на новом посту намерен в первую очередь заняться организационными вопросами: надо решить вопросы штата и помещения". Ну, тут Алексею Голованю следовало обратиться прямо ко мне: я бы дала ему множество адресов бывших детских приютов, богаделен, ночлежек, домов бесплатных квартир и прочих благотворительных и муниципальных учреждений. В их помещения после 1917 года радостно вселилась нарождающаяся советская бюрократия, да так и не выселилась до сих пор, разве что стыдливо и лишь отчасти мимикрировала. В один из таких храмов милосердия и мог бы въехать Алексей Головань со своим многочисленным штатом.

На Шаболовке есть красивое здание с небольшой маковкой домовой церкви - частым атрибутом благотворительных заведений. Это "убежище имени С.А. и А.П. Тарасовых", богадельня, выстроенная по проекту архитектора А.И.Роопа. Но узнать об этом вы можете лишь из специальных справочников. Сейчас все немалые квадратные метры этого представительного здания занимает... Пенсионный фонд Российской Федерации.

Гуляя или проезжая по городу, обратите внимание на похожие дома с изящными маковками - обычно они приковывают взгляд сдержанными и благородными формами, ибо жертвователи не экономили на гонорарах архитекторам. Не поленитесь, взгляните на солидные таблички у парадных дверей - найдете ли вы среди них хотя бы одно учреждение, имеющее отношение к социальному призрению? Зато в метро почти в каждом вагоне пассажиры теснятся, стараясь отодвинуться подальше от спящего бомжа.

Современная статистика детской беспризорности поражает своей "точностью". Вице-премьер В.И.Матвиенко полагает, что в России не менее миллиона беспризорных детей. Генпрокуратура говорит - два миллиона, Российский детский фонд - три, движение "В защиту детства" - четыре. Сама округлость этих цифр говорит об их вопиющей приблизительности. В то же время все решительно сравнивают эти расплывчатые данные с уровнем беспризорности после Гражданской войны, хотя данные тех лет по понятным причинам еще менее точны. Впрочем, масштабы беспризорности после 1917 года можно вообразить хотя бы исходя из размаха дореволюционной благотворительной деятельности, которая разом прекратила свое существование, выплеснув на улицы тьмы и тьмы призреваемых. Не просто кварталы, целые улицы в нашем городе застроены благотворителями и меценатами, теми самыми Сил Силычами, которыми нас пугали в пионерском детстве. Богоугодную деятельность можно было сопоставить по размаху с целой отраслью промышленности, в которой "крутились" миллионы и миллиарды крепких царских рублей. Министерство социального обеспечения с тысячами чиновников, секретарш, программистов не смогло бы так детально учесть все потребности малоимущих сограждан, как это делали "акулы капитализма". На что только не завещались деньги: от ночлежек для "странных" людей до приданого "недостаточным" невестам. Сейчас это звучит забавно, но вдумайтесь: купеческая вдовушка, завещавшая ежегодно выдавать приданое тридцати сироткам, спасала от почти неизбежного "веселого дома" тридцать потенциальных проституток.

Развитой системы налоговых льгот для благотворительной деятельности не существовало, пожертвования были образом жизни. Распространено мнение, что купцы завещали деньги бедным, искупая грехи первоначального накопления. Отчасти так оно и было, особенно на ранних этапах становления торгово-промышленных династий. Но позже просто сложилась ситуация, когда масштабная благотворительность стала считаться хорошим тоном. Особого размаха она достигала в старообрядческой среде, из которой вышло большинство богатейших российских семейств. В старообрядчестве была заложена вера в то, что Бог, позволяя человеку разбогатеть, лишь доверяет ему средства, которыми тот должен распорядиться на благо людей.

Часто к благотворительности людей приводило сильное горе. Памятником неизбывной тоски по любимой стоит на Садовом кольце Странноприимный дом - изумительный дворец для бродяг. Возле Пироговки в Трубецком переулке можно увидеть два красивых здания, пожертвованных городу П.Г.Шелапутиным для учебных заведений. Этот человек потерял одного за другим двух сыновей, память которых пытался увековечить не мраморными надгробиями, а гимназией и институтом. Может быть, когда-то у города дойдут руки повесить на все подобные памятники скромные мемориальные доски, но пока родильный дом # 6, выстроенный наследниками А.А.Абрикосовой в память этой женщины, умершей родами, носит имя Н.К.Крупской, не познавшей счастья материнства.

Герасим Хлудов, одна из колоритнейших фигур купеческой Москвы, потеряв единственного сына, пожертвовал городу несколько сот тысяч рублей и огромный участок земли в Сыромятниках. Дочери Хлудова продолжали жертвовать уже после его смерти. В результате - на берегу Яузы, на площади более 3 га, вырос целый благотворительный городок, где перед Первой мировой войной в бесплатных квартирах жили 570 человек, в основном вдовы с сиротами, в приюте размещались 105 человек, 60 девочек обучались в ремесленной школе и начальная школа пестовала 95 учеников. После революции, когда национализированный благотворительный фонд прекратил финансирование комплекса, все эти люди оказались на улице, зато солидные здания, выстроенные по проекту одного из самых дорогих архитекторов - Б.В.Фрейденберга, оказались очень кстати для многочисленных советских учреждений. Сейчас здания используются для тех же целей, разве что учреждения можно назвать "постсоветскими".

Таких "городков" в Москве - десятки. Судьба их чаще всего схожа с хлудовским комплексом. В лучшем случае они стали больницами и учебными заведениями. Но, как правило, "приют" в них находят чиновники, гражданские или военные.

Было бы натяжкой утверждать, что все общественное призрение было частной инициативой. За счет муниципалитета содержалось изрядное количество приютов, ночлежек, домов, бесплатных квартир. И государство, а в то время им была императорская фамилия, не чуралось беспризорных, не стыдилось их благодетельствовать - достаточно вспомнить деятельность Ведомства императрицы Марии Федоровны. Под патронажем императорской семьи находился такой гигантский проект, как Воспитательный дом. Однако это был именно патронаж, царственный попечитель если и давал средства на содержание того или иного учреждения, то лишь наряду с другими многочисленными жертвователями.

Обещанные Путиным 230 миллионов неоткуда взять, кроме как из наших же карманов. И это справедливо: в конце концов, всем нам тяжко и стыдно ходить по Комсомольской площади и ей подобным местам. Однако исстари забота о самых бедных возлагалась на самых богатых, и это тоже справедливо. Наивно было бы полагать, что в обществе легко создать атмосферу высокой престижности вокруг благотворительной деятельности, но история показывает, что это реально, надо только действовать, а не ждать обещанного куска госбюджета.

Как действовать? Хотя бы почаще вспоминать о дореволюционных меценатах и доказывать, что их дела не забыты. Устанавливать памятные доски, возвращать названия их благотворительным заведениям. У главной нашей библиотеки стыдливо отобрали имя вождя мирового пролетариата и так же стыдливо присвоили ей безликое звание "Российской", хотя было время, когда она гордо называлась Румянцевской - в честь человека, отдавшего свое бесценное книжное собрание в общественное пользование.

Присваивать звание "почетного гражданина", которое - пусть так - давало бы преимущества в бизнесе. Перенять систему налоговых льгот, принятых в западных странах. Использовать гигантские возможности масс-медиа, которых не было у прежних градоначальников. Вспомнить, что в дореволюционной России практиковался налог на азартные игры - с каждой распечатываемой колоды карт определенный процент отчислялся в пользу богоугодных заведений.

Разве не прекрасная идея - облагать благотворительным налогом людские пороки? А их, как известно, меньше не становится. Особенно распространен в наши дни один вид азартной деятельности, доход с которого, если верить легендам, в прежние времена тоже умудрялись пускать на нужды "недостаточных" сограждан. Не могу отказать себе в удовольствии привести здесь довольно большой отрывок из "Моих рассказов" удивительного русского художника Константина Коровина. Речь в этой очаровательной зарисовке идет о московском полицмейстере Н.И.Огареве.

- Ваше превосходительство, - говорит Мелюшин. - Вот сын отбывает, в Подольск отправили. Без отца там... В Москву если бы перевели, на праздники пришел бы повидать, а то избалуется там один... Похлопочите, окажите милость...

Мелюшин роняет к ногам полицмейстера толстый пакет.

- Это ты что? Подыми-ка!

Мелюшин падает на колени, плача:

- Не погубите, ваше превосходительство! Осмелился, прямо сам не знаю, как и что...

- Дай-ка сюда, - говорит Огарев, берет пакет, разрывает. - Деньги тут. Сколько?

- Пять тыщ, - отвечает побледневший Мелюшин: плачет, повторяя: - Не виноват, простите... Сын... Никому не скажу, ей-богу, никому... - и он бьет себя в грудь.

А Огарев считает деньги.

- Пять тысяч, верно. Ну-ка, ты, первой гильдии, давай-ка еще пять: и всем говори, коли хочешь - на всю Москву ори...

Изумленный Мелюшин лезет в карман и достает еще пять тысяч.

Огарев садится за стол, надевает очки, звонит звонком. Приходит его военный человек - и здоровенный же! - как морж с усами.

- Ну-ка, давай сургуч!

Морж усатый зажигает свечу. Полицмейстер что-то пишет, вкладывает деньги и письмо в большой конверт. Капает на конверт сургучом, берет печать у своего военного человека и лижет ее.

- Тю-тю, да она мокрая!

- Я уж лизал, ваше превосходительство, - рявкает тот его здоровенный усач.

Огарев встает, подходит к Мелюшину.

- Ты купец первой гильдии, московский домовладелец, ты, батюшка, человек богатый. Отнеси-ка ты этот пакет в сиротский дом, что на Девичьем поле, и там возьми расписку. А в письме сказано, что ты, Мелюшин, жертвуешь сиротам десять тысяч рублей. Понял? И знай: сын твой здесь будет, в Спасских..."

Чудесная история, только уж очень какая-то мифическая: так и наводит на мысль о Нибелунгах, Геракле, Гильгамеше. Похоже, сам Огарев со мной согласился бы, ибо разговор свой с беднягой Мелюшиным он закончил так:

- ...У меня приятель был, Куперник. голова-человек, умный. Он рассказывал мне: "Моисей у них был в старину, так вот к нему приходили такие-то - также со взятками. А он поглядит, да скажет - "Хге" - и из того дух вон... Погоди, думаю. И пришел ко мне мой приятель Куперник, что и ты - взятку дать. А я на него поглядел, набрал воздуха в грудь да как гаркну - "Хге" - он так и сел на пол, да и елозит-елозит... Я смотрю - до чего смешно он елозит и встать не может... Так, веришь ли, от моего "Хге" его в больницу увезли. Вот ведь как в старину бывало...

Если активизировать этот неисчерпаемый ресурс, не требующий, кстати, никаких капиталовложений, то обещанные президентом 230 миллионов покажутся каплей в море. Но даже помимо этого красивого решения существует много апробированных форм работы с гражданами, которые готовы поделиться не последней условной единицей ради того, чтобы жить в красивом и благополучном городе. Я отдаю себе отчет, что пишу не для альманаха научной фантастики. Но в не меньшей степени я отдаю себе отчет и в том, что с беспризорностью не бороться нужно, а делать все, чтобы ее не было, каждому, причем так, как он может и хочет. Один денег дает, другой в приюте призрения работает. Так и выстраивается гражданское общество. Иначе получается, что ситуация с нищенством и беспризорностью волнует только одного человека в стране - того, кого наш беззаботный мэр образно назвал "инициатором этой задачи".