1. О пользе именной рассылки

Этот номер журнала, хорошо известного специалистам, я получила по почте с любезным сопроводительным письмом главного редактора Г.С.Батыгина. Поскольку мы не знакомы ни лично, ни профессионально, я осмелилась предположить, что мое имя попало в список "именной рассылки". Есть ли на самом деле такой список в СЖ - я не знаю, но для любого респектабельного "бумажного" журнала с тиражом 500 экз. именная рассылка - необходимый инструмент, дополняющий печатный станок. Почтовые расходы не разорят малотиражное издание, и без того существующее на скудные гранты. Зато усилия издателей и авторов не канут в никуда, как это на моих глазах произошло со многими реномированными журналами.

Как известно, все цепочки-связки типа научный (учебный) институт - его библиотека; ученый - абонемент в специальной библиотеке; читатель - библиографический указатель "Новые... (книги, статьи) по..."; книжный магазин "Наука" - ученый и студент и тому подобные окончательно распались даже в столице. Большинство научных журналов просто негде купить, кроме как в редакциях самих журналов. Не только "Человек" - научно-популярный журнал общего профиля, но и осмысленный именно в меру своей общедоступности журнал "Знание-сила" реально доступны только подписчикам - в розничную продажу и эти журналы не поступают. Чтобы обеспечить своих аспирантов собственной же научной статьей, я должна озаботиться экземпляром и сделать ксероксы. Иначе говоря - должна тиражировать себя сама.

В эпоху междисциплинарности активно работающий гуманитарий читает отнюдь не только узко специальную литературу. И все же: как мне догадаться, что именно в "СЖ" появится статья доктора филологических (!) наук, посвященная речи как орудию убеждения и воздействия? Но по-настоящему интересными в неожиданно обретенном номере СЖ мне показались совсем другие публикации. Об одной из них, посвященной так называемой "вторичной занятости" студентов, я и намерена рассказать.

2. О пользе сравнения несравнимого

Тридцать лет назад у нас дома почти полгода обреталась американская аспирантка-русистка, приехавшая в Москву по стипендии Фулбрайта. Назову ее Кэтрин. К тому времени она успела кончить один из лучших американских колледжей - Swathmore, затем Принстонский Университет, в аспирантуру которого и поступила. За все эти радости она не заплатила ни одного цента из своего кармана. В колледж ее как блестяще окончившую high school (то есть среднюю школу) послала городская община менонитов, хотя девушка была неверующей этнической еврейкой, а ее семья отнюдь не питалась, как говорят американцы, одними бутербродами с арахисовым маслом.

Отличный аттестат колледжа открыл для Кэтрин Принстон, а далее как "отличница" она получала разные стипендии. При этом она почти все время и сама подрабатывала. Я поинтересовалась, чем: обычный университетский кампус - не Москва с ее (в 70-е годы скорее теоретически) неограниченным рынком труда. Оказалось - всем: гуляла с чьей-то породистой собакой, присматривала за чужой квартирой, пела на еврейских свадьбах (у Кэтрин был профессионально поставленный голос), читала корректуру местной газеты, развозила почту - остального я уже не помню.

Этот заурядный для американской жизни сюжет мне запомнился именно в силу того, что в начале 70-х мои московские студенты и аспиранты, как правило, не подрабатывали. Уроки давали лишь те, кто учился на факультетах иностранных языков. Репетиторства в массовом масштабе еще не было, а домашних учителей и гувернанток уже не было (уже - по сравнению даже не с временами дореволюционными, а с временами до Отечественной войны). Никто из моих знакомых молодых людей не мыл в чужих домах окна, не работал лифтером или санитаром, не отвозил в детсад чужих детей, хотя, вроде бы, соответствующие потребности наличествовали и у граждан, и у социума.

Вспомнила я все это в связи со статьей Е.Д.Вознесенской, Д.Л.Константиновского и Г.А.Чередниченко "Кончить курс и место достать...: исследование вторичной занятости студентов", напечатанной в СЖ. Статья эта любопытна как теми данными, которые там есть, так - притом в не меньшей мере - и тем, чего там нет.

Нам предъявлены результаты представительного социологического обследования, проведенного авторами в 2000 г. в рамках более обширной программы, которую, как и методические аспекты опроса, я здесь не буду комментировать.

Опрашивались студенты четвертых курсов дневных отделений государственных вузов; юноши и девушки были представлены в выборке примерно поровну. Около 40% опрошенных оказались работающими, а из 60% неработающих более 80% хотели бы работать, если бы им удалось устроиться.

Замечание о том, что родители студентов (речь всякий раз идет о выборке) "относятся преимущественно к профессиональной интеллигенции" не лучшим образом совмещается с утверждением, что студенты, стремящиеся работать, по социальному происхождению относятся к относительно обеспеченной среде. Родителям нынешних студентов сейчас (в среднем) под пятьдесят, а "интеллигенция" в этой возрастной категории, да еще в провинциальных городах, уже и "Новый мир" по безденежью давно не выписывает. Ситуация проясняется, когда оказывается, что 33% родителей - это руководители и предприниматели. Так что об операциональной непригодности понятия интеллигенция и говорить не стоит: это примерно то же, что при обсуждении наличия у человека веры в высшие начала говорить о посещаемости церкви. (Сказанное вовсе не значит, что я отрицаю наличие интеллигента как типа.)

Впрочем, более любопытно другое. Работающий студент в среднем может иметь как высокообеспеченных, так и малообеспеченных родителей. Действительно, если работают 44,7% студентов из семей руководителей и 58% - отпрысков пенсионеров, то социальный статус родителей и занятость студента выглядят независимыми факторами. Не подвергая сомнению методики авторов, я задумалась над тем, что бы это могло значить.

В очередной раз убеждаешься, что никакие "социально-учетные" показатели не позволяют описать наше общество и понять его умом. Подобно тому как значительное число шахтеров и учителей - участников масштабных протестных акций - давно уже социально являются кем угодно, но не шахтерами и не учителями, наши пенсионеры, содержащие детей-студентов, имеют, очевидным образом, и другие источники доходов. И скорее всего - несопоставимые с их пенсиями.

Любопытно, что приведенная статистика подтверждает первостепенную роль личных связей при устройстве студента на работу, хотя последняя, скорее всего, является всего лишь временной, поскольку до диплома опрошенным предстоит еще как минимум два года учиться. Родители-предприниматели и руководители и в этом случае имеют больше шансов трудоустроить свое чадо, чем оттесненные от всех кормушек и лишенные "полезных" связей люди пенсионного возраста и невысокого социального статуса. Государство же и вовсе ни при чем: молодежь находит приработки либо с помощью пап и мам, либо с помощью друзей, но уж никак не с помощью каких-либо специальных служб, которые в разных формах есть в более развитых странах. (Я писала о том, как такая служба работает в Германии, см. "В садах лицеев", НЗ - 5(19) -2001/2002.)

У нас таких служб нет. И похоже, что это никого не заботит.

А есть ли студенты, которые не работают не потому, что не получилось, а потому, что не хотят? Есть; это дети родителей с более высоким социальным статусом. Но они в среднем и учатся лучше других: целых 27% из этой группы учатся на одни пятерки.

Данные о мотивах, побуждающих студентов работать, не показались мне убедительными из-за набора "закрытых вопросов", согласие с которыми надо было подтвердить. Собственно, только одна из позиций может быть интерпретирована очевидным образом - современные студенты работают не затем, чтобы помогать родителям. Это согласуется с данными о том, что и работающие и неработающие студенты в основном живут на родительские деньги.

На что же студенты тратят "свои"? Данные о том, как тратятся "свои" деньги, информативны, хотя это оценочные суждения респондентов, а не независимо полученные факты. Оценки отражают самоощущение человека, что в данном контексте очень важно. Мне представляются весомыми соображения С.Пархоменко о том, что структура расходов в большей мере определяет принадлежность к "среднему классу", чем собственно заработок в абсолютном выражении.

Похоже, что наши студенты в своем воображении уже относятся к среднему классу: по их самоощущению, они тратят треть своего бюджета на досуг и развлечения.

Выходя днем за хлебом, я неизбежно сталкиваюсь с толпой студентов МАДИ, окружающих памятник Тельману (этот шедевр монументальной пропаганды более известен в народе как "мужик в кепке"). Молодые люди в кожаных куртках, с добротными сумками или с дорогими рюкзаками, в большую перемену или после лекций пьют пиво и поедают junk food, благо все это продается тут же в многочисленных ларьках. В массе своей они скорее похожи на моряков, сошедших на берег, чем на будущих высококвалифицированных специалистов. А вот на кого они уж никак не похожи - это на "бедных" студентов, многажды описанных в русской литературе. Выглядят они в среднем более обеспеченными, чем их преподаватели, - видимо, упомянутая выше "треть бюджета" не так скудна.

Примерно 75% работающих студентов, как явствует из обсуждаемой статьи, работают "налево", пополняя серый сектор нашей экономики. Ну а "налево" обычно работают за порядочные деньги. В ответ на мой вопрос о том, на сколько денег можно прожить в Москве, если жить скромно, платить за общежитие и нормально питаться, была названа сумма 200$. (Я тактично умолчала о том, что моя профессорская зарплата вместе с пенсией составляет чуть больше половины этой суммы.)

3. О пользе богатства

Если правы Ю.Сатаров и чл.-корр. РАН Ирина Елисеева и "налево" у нас в стране уходит примерно столько же, сколько составляет вся доходная часть бюджета, то остается лишь порадоваться за студентов, которым - в среднем - не так уж плохо живется. На самом же деле многие из них живут не так уж и хорошо, если задуматься о структуре их ценностей, об их профессиональных перспективах и той жизненной школе, проходить которую их вынуждает наш социум, пребывающий в состоянии аномии.

Половина студентов работает вовсе не там, где следовало бы, если бы они хотели увязать свою работу со своей будущей специальностью. Это можно понять - у них ведь еще нет ни знаний, ни опыта. Но более важно, что огромный процент студентов и учится тоже не там, где им стоило бы учиться! Потому что мальчики, как известно, имеют сильнейшую мотивацию стать студентом все равно чего: любая вузовская скамья лучше армии.

Поэтому я не брошу камень в тех, чья главная задача - не оказаться отчисленным, а вовсе не набраться знаний. Что вы пристали к человеку, из которого, быть может, вышел бы хороший слесарь или толковый хозяин магазина, а он вместо этого должен вычислять на калькуляторе сечение балки - и наплевать ему на то, что не бывает балок с сечением в квадратный метр!

Преподаватель, между прочим, тоже не зверь, но он не может поощрять невежество и небрежение. Конфликты ценностей здесь неизбежны и зловещи.

И после этого кого может удивить, что 81% студентов не желает идти на самоограничения в потреблении во имя приобретения знаний! Они знают, чего не хотят - мальчики не хотят погибнуть ни за грош, девочки - сидеть за книгами в полной неуверенности, что именно этим они обеспечат свое будущее.

В среднем же они хотят получить все - и немедленно.

А вы чего ожидали?

Самоценным образование считается совсем в иных краях. Только богатое общество может субсидировать талантливых, давать кредиты на учебу всем, кто потом сможет их отработать, и безвозмездно учить тех, кто обижен судьбой - болен, социально ущемлен и т.д.

Мы - бедное общество. Из этого хотелось бы исходить.

Только хорошо бы быть уверенным в том, что мы все же общество, а не стая.