5 декабря представитель Организации экономического сотрудничества и развития по вопросам образования Андреас Шлейхер объявил итоги исследования по изучению навыков работы с письменным текстом среди школьников. Результаты поражают - Россия утрачивает звание "самой читающей страны в мире", ее подрастающее поколение практически не умеет понимать смысл прочитанного текста, анализировать его и использовать полученную информацию.¹

15-летние российские школьники оказались на одном из самых последних мест в исследовании среди сверстников из 32 стран. Подобные показатели имеют школьники Латвии и Бразилии. Возглавляют рейтинг финны, новозеландцы, канадцы и австралийцы. Комментируя итоги исследования, Андреас Шлейхер заявил: "Мы и сами обеспокоены полученными результатами. В начале 90-х гг., когда проводилось первое такое исследование, россияне были наверху. В 1995 г. Россия оставалась в первой трети списка. Теперь же она в самом низу. Мы не проводим анализа для конкретных стран, но то, что мы видим, вызывает большую тревогу за снижение стандартов образования в России".

...В 2001 году Чехия - первой из европейских государств - официально отказалась признавать российские государственные дипломы.

I

Мы привыкли гордиться нашим образованием - и нашей образованностью. Обидно быть свидетелем, как уходит первенство - да что там первенство, уходит место в ведущей группе.

Наблюдаются разные реакции. Первая - консервативная или оборонительная - ярко представлена в выступлениях наших математиков (про школу) и ректоров (про вузы) старшего поколения. Все западные тесты - брехня, не стоят внимания. Вот - какие места на олимпиадах, вот - экспортируют наших выпускников. При этом почему-то не обращают внимания, что выпускников вывозят и из Индии, и из Пакистана, и из Китая, а результаты олимпиад отражают уровень в лучшем случае 15% школ (в других странах - до 50%). Вторая - "весь мир насилья мы разрушим", в смысле действующую сегодня школу. На пустом основании предполагается построить новый, лучший мир с весьма неопределенными очертаниями. Что удается уловить - мир будущей школы будет гуманистический, ребенка не подавляющий, с низкими нагрузками - в общем, не для подготовки в вуз, а для чего-то такого светлого, толерантного. В составе радикалов много прекрасных педагогов-новаторов, а еще больше - на опыт новаторства указывающих, как на непременно подлежащий мультипликации факт. Беда в одном - 80% нашей школы новаторством никаким не грешит, а может только воспроизводить годами отработанный (и сверху спущенный) БУП в рамках унылой классно-урочной системы. Каким образом мыслится чудесный переход от рутинной действительности к сияющему завтра не для счастливых питомцев педагогов-подвижников, а для подавляющей массы тех, кто учится у педагогов средних - этого автору узнать пока не удалось. Третья - равнодушная: обрушилась электроника, обрушилась армия - обрушится потихоньку и образование². Бог с ним, чего напрягаться.

Напрягаться между тем стоило и стоит.

Что образование сегодня значит для России

Сегодня для России уровень и система образования является одним из немногих факторов, который обеспечивает ее место в клубе развитых государств и дает основание рассчитывать на продолжение пребывания в этой группе. Так называемый "давосский рейтинг" 59 развитых государств регулярно отводит нам 58-59 места по всем позициям (боремся за последнее место с Украиной) - кроме образованности. Здесь мы - в середине списка.

С позиции экономического развития. Стратегически - вход в новую экономику. В экономике XXI века не машина, а профессионально образованный человек будет составлять главную часть капитала любой фирмы. У нас есть шанс "перепрыгнуть" несколько этапов экономического развития, сосредоточившись на так называемых "мягких технологиях": инновационной деятельности, образовании, фундаментальной науке. Для того чтобы конкурировать в области капиталоемких технологий, у нас в ближайшие 10 лет все равно не будет денег. Если для начала бизнеса в производстве электронных компонентов требуется стартовый капитал в 1-2 миллиарда долларов, то в производстве программного обеспечения - в сто, а иногда в тысячу раз меньше.

Тактически. Привлекательность России как инвестиционной площадки в значительной степени определяется наличием или отсутствием квалифицированных кадров, готовых работать на современных технологиях. "Кадровый" фактор конкурентных преимуществ все более выходит на передний план. Практически повторяется ситуация 30-х годов - принципиально важным является не владение технологией самой по себе (в случае крупных предприятий ее можно освоить на производстве), а способность работника быстро освоить технологию и культуру производства, умение его адаптироваться в трудовом коллективе. К сожалению, многих производителей останавливает именно низкая социальная и трудовая культура наших работников, в первую очередь выпускников ПТУ.

С позиции культурной. В России совершается переход к новой цивилизации, основанной на ценностях демократии и свободы частной личности. Перед образованием стоит задача преодолеть культурные издержки этого перехода. Воспитать терпимость к чужому мнению и непохожему поведению. Ведь в стране произошел шок - разрушение сложившихся за многие десятилетия стереотипов, старых сдерживающих механизмов для антисоциального, разрушительного поведения, старого коллективизма. Но общество, построенное на рынке, - это не общество волков, ему присущи собственные формы существования гуманизма, коллективизма, заботы об общественном благе. Просто эти формы осознаются гражданами через призму своих собственных интересов. Основное отличие свободного общества - в том, что мы признаем свободу других так же, как и свою свободу. Мы должны научиться быть свободными, делать ответственный выбор самостоятельно, без подсказки и ласковой направляющей руки государства, партии, коллективного разума. Мы должны научиться знать и ценить отличающееся от нашего мнение и поведение.

В формировании новых ценностей у нового поколения роль образования не уникальна (есть еще воздействие семьи, круга общения, воздействие массовой информации), но критична. Только в школе - плохо ли, хорошо ли - ребенок подвергается систематическому, целенаправленному воздействию. Между тем функция воспитания в последние годы как-то забылась, отошла на задний план. Очевидно, ряд ответственных лиц в образовании понимал воспитание исключительно как воспитание коммунистическое, то есть через пионерские линейки и работу Твардовского "Ленин и печник", и когда оба эти столпа рухнули, оказался в продолжительной растерянности.

Вторая "культурная площадка" образования - формирование инструментальных навыков коммуникации. Здесь требования резко повысились. Сегодня это знание других языков, умение использовать интеллектуальные системы поиска информации (компьютерная культура и интернет-культура). Но полностью сохраняет свое значение и такая традиционная вещь, как культура использования родного языка. Человек должен быть внятен для окружающих, иметь возможности донести до них свои мысли и чувства.

С позиции социальной - образование как "перемешиватель классов". Практически единственный механизм, который действует в направлении социального выравнивания (уравнивания шансов) не просто в рыночном обществе, но в небогатом рыночном обществе, таком, как российское. Мы не можем еще сегодня предоставить равные шансы, например, в сфере здравоохранения, в возможности зрелых людей реализовать себя (а именно эту функцию выполняет, например, система трудоустройства и страхования от потери работы в развитых странах). Но мы просто обязаны сделать это для своих детей, для "стартующих поколений".

Заметим, что все это делает образование приоритетом при распределении ограниченных бюджетных ресурсов: и для государства, и для семей. Приоритетом даже по сравнению с другими социальными расходами. Ведь именно образование - единственная из социальных отраслей, которая непосредственно участвует в формировании предпосылок экономического роста.

В свое время наша страна показала миру потрясающие примеры сосредоточения сил и средств на решающих направлениях. Сегодня - последний момент, когда нужно вспомнить опыт индустриализации, войны, опыт решения атомной и космической проблем - и сосредоточить средства на восстановлении и подъеме образования.

О средней школе

Давайте для начала посмотрим, насколько надо обновлять нашу школу. Какие цели мы ставим перед школой, что именно мы от нее хотим?

• научить думать;
• научить учиться;
• подготовить к следующей стадии систематического образования - уже профессионального (строит фундамент из систематических сведений и методов в области некоторой группы наук - точных, естественных, социальных, гуманитарных);
• подготовить к практической деятельности, так сказать, универсального характера (начальное профессиональное образование и дополнительное профессиональное образование дает навыки специализированной практической деятельности);
• сформировать основные социальные ценности.

Учит ли школа думать? Безусловно, да - по сравнению с детьми, школу не посещающими (а таких в России более 300 тысяч!) школьники мыслят более логично и быстро, их кругозор шире, они быстрее адаптируются к новой ситуации. Но если мы будем оценивать эффективность школы в этом отношении, то увидим, что непозволительно большую часть учебного времени занимает простая передача информации, специальным обучением рассуждению занимается, пожалуй, только математика. А ведь есть еще и логика, которая когда-то присутствовала в школе, но ушла, будучи вытеснена более сплоченными профессиональными сообществами физиков, химиков, историков и других.

Часто говорят о шаблонном мышлении. Но шаблон - это метод упрощенного рассуждения, он экономит время, позволяя сосредоточиться для решения наиболее содержательных задач. Важно только научить школьника, что шаблон - всего лишь инструмент, а не универсальное средство, научить сравнительной оценке и выбору разных шаблонов. Сегодня в школе это удается, пожалуй, только математикам. У комплекса школьных естественных дисциплин (физика, химия, биология, география) напор объема материала вытесняет все попытки учителей научить учеников инструментарию своей науки.

Что касается социальных и гуманитарных предметов - традиционно они представлены литературой и историей, - они выполняют свою роль неэффективно или по крайней мере не вполне эффективно. Школьнику дается много материала для размышления, но одновременно предлагаются абсолютно неадекватные шаблоны для этого самого размышления. Литература подменена литературоведением, история - теорией формаций (сегодня уже просто отголосками теории формаций). То есть опять сциентизм. Между тем смысл этих предметов - научиться видеть общество в его многообразии, понять эмоциональную и социальную стороны жизни. Согласитесь, именно освоение этих сторон дает пищу для воображения, интуиции, "достраивает" сухую логику рассуждения, которая никогда не бывает самодостаточна. Литература в школе должна быть связана с историей, с этикой, с обществознанием. Курс теории литературы вполне можно отдать в профобразование, филологам и журналистам.

Насколько школа учит учиться? По канонам XX века - очень хорошо.

Отечественная школа никогда не бывала богатой, за последние 10-15 лет особенно обнищала, но при этом она крепка методически - есть мощные традиции преподавания комплекса естественных и точных наук, которые формирует мозги у детей, приучают их систематически работать. В этом отношении наша школа дает хорошую подготовку к жизни. Критики об этом забывают, жалуясь, что 50 % знаний не усваивается, что школа не готовит к практической деятельности. Однако наша школа до сих пор выдерживала конкуренцию с западными школами, которые на порядок лучше обеспечены ресурсами. Эффективность нашего обучения является фактом, который признают специалисты по образованию в других странах. Конечно, это не означает, что в школе нет проблем и ее не надо развивать и перестраивать. Просто не надо ломать ее фундамент, пока не готовы подвести новый, более надежный.

Новый фундамент - это принципиально новые технологии образования и воспитания. Школа полного дня, где нет классно-урочной системы, где дети общаются с учителем и после общих занятий. Школа, где занятия организованы в виде групповой работы над проектами. Школа, где учитель перестал претендовать на монополию в доставлении знания, а стал консультантом при самостоятельном поиске знания в Интернете. Все эти технологии существуют в единичных примерах. Существуют авторские школы, которые не могут быть скопированы, потому что талант не повторяем.

Но подавляющее большинство школ нашей страны - это школы, существующие потому, что есть стандарт, есть базисный учебный план, есть классно-урочная система. Они не могут учить по-другому. Их надо вести за руку.

Школа как фундамент вуза. Действующая модель общеобразовательной школы именно на это и была (в 60-е годы) настроена. Более того, она отбрасывала от себя негодный для вуза человеческий материал (что, заметим, полностью подорвало качество и престиж начального и среднего профессионального образования). Однако, в последнее десятилетие разрыв между школой и вузом приобрел драматические черты. Нельзя опускать российский вуз до российской школы, надо школу (по крайней мере, ту ее часть, которая нацелена на подготовку в вуз) поднимать до требований вуза.

Метод есть, и он предложен в программе Правительства. Это профильная полная средняя школа. 10-11 классы должны быть специализированы по 5-6 основным профилям, и любая специализация должна быть доступна для каждого школьника. Это можно сделать без дополнительных расходов, группируя школы в школьные округа. В таком округе - 3-4 школы, профилированные в старших классах.

Школа как основа практической деятельности. Здесь, пожалуй, сосредоточены те проблемы, которые достаточно легко решаемы, - в течение 3-4 лет можно ввести такие предметы, как информатика, основы экономики и права, - словом, все "универсальные" условия успешной социальной и профессиональной адаптации. Но важно именно в этих новых предметах применить новые методики обучения - такие, как групповая работа над проектами, - которые, в свою очередь, заполнят пробелы сегодняшней школы в формировании необходимых для реальной работы навыков.

Воспитание ценностей. После пионерской организации, похоже, ничего ее замещающего не сформировано. Возникшая дыра достаточно медленно - вот где инерционность школы сыграла положительную роль - заполняется различными религиозными организациями. Предложить на этом поле сейчас ничего конкретного не могу, просто фиксирую проблему.

Суть изменений общеобразовательной школы - в отработке ее нового содержания, новых методов преподавания и организации учебного процесса. Меня не оставляет впечатление, что такая отработка еще не началась. Министерский (и РАО-вский) эксперимент по новому содержанию свелся к переизданию содержания старого. Ни одна проблема школы этим экспериментом не решается.

Одна из основных сегодняшних проблем - безумная перегрузка детей и учителей. Когда государство от школы отвернулось, школа при отсутствии систематического давления - как со стороны общества, так и со стороны родителей (которые не консолидированы в качестве заказчиков, и ничего внятного потребовать не могут), - попала под определяющее влияние предметных лобби. Проблемы нынешних школы - результат борьбы предметных лобби за расширение своего места под солнцем. В конечном счете выяснилось, что физики за себя могут постоять, астрономы, литераторы. Постоять за себя не может только ребенок. В итоге компромисс был достигнут за его счет.

Я считаю, что за исключением предмета, который называется ОБЖ, все остальное имеет право на существование. Но объем того, что записано в план школьника, никакой нормальный человек не способен освоить. Нам надо разгружать школьное образование. Для этого его надо систематизировать по целевым установкам, то есть понять, чего мы хотим от школы. Я думаю, что мы хотим, по всей видимости, развития некоторых базовых навыков: навыка самостоятельного поиска информации, навыка работы в группе, установки своих целей и попыток их реализовать, согласовывая с другими людьми, навыка кооперации, навыка аналитического мышления. Наконец, школа должна социализировать ребенка, формируя общественные ценности и навыки для успешной жизни в обществе. Сейчас школа дает навык аналитического мышления, со всем остальным она справляется неудовлетворительно.

12-летка была попыткой ответа на перегрузку. Ответа со стороны тех же предметных лобби, которые ничего при этом не теряют, и им не нужно перестраиваться. Все учат менее напряженно, чем мы, дольше, чем мы. Давайте добавим год и частично разрешим проблему.

Реакция на это предложение со стороны общества оказалась очень интересной. Люди чувствуют, что что-то здесь не то, им не доказали, что 12-летка нужна, несмотря на все указания на перегрузку. Зато странным образом все уверены, что 12 класс будет обязательно для 17-18 летних. На самом деле 12-летка во всех проектах, которые я когда-либо видел, всегда была развернута назад, в детство, то есть в первый класс предлагалось набирать 5-6-летних. Обществу этого не объяснили. И образовалась проблема, связанная с призывом в армию. Почему так сложилось? Может быть, потому, что многие люди педалировали вопрос об армии. На самом деле никакого изменения не будет, просто в школу дети пойдут на год раньше. Но раз сложилось в общественном сознании такое восприятие, вводить 12-летку теперь будут не раньше, чем мы разберемся с армией.

На мой взгляд, даже к лучшему, если решение о 12-летке будет отложено. Дело в том, что 12-летка - идеальный бюрократический ответ на реформу содержания образования. Чиновнику тяжело менять содержательную часть, чиновник ничего не понимает в этих вопросах. С добавкой года получено механическое решение вопроса. Зато, если решения о 12-летке сейчас не будет, нужны будут другие варианты, реформу-то делать надо. Значит, придется заняться реформой содержания.

Во-первых, задача социализации. Воспитание базовых ценностей и навыков - это не шаманство, призывами и заклинаниями тут обойтись нельзя. Сейчас в школе нет обязательного обучения экономике и праву. Человек, который выходит из школы, получает аттестат зрелости, должен быть граждански защищен. Он должен понимать, что такое рынок труда, рынок жилья, например, или какие у него есть права. Сегодня многие выпускники школы абсолютно ничего не представляют - мы выпускаем социальных дебилов.

Во-вторых, иностранным языкам надо учить с первого-второго класса, все школы должны быть "с углубленным изучением иностранного языка", потому что "неуглубленное изучение" на практике означает, что на выходе никакого языка нет вообще. Мы просто выкидываем на ветер деньги и труд преподавателей.

Третье - информатика, и не на уровне теории - школьник должен уметь пользоваться компьютером, уметь пользоваться Интернетом и искать информацию в базах данных. Потому что на сегодняшний день - это примерно то же самое, что уметь читать газету или ходить в библиотеку.

И самое главное, социально и даже экономически насущное, - бесплатная профильная старшая школа.

Вот это мне кажется абсолютно необходимым.

Ресурсы и обязательства

Рациональные потребности школы и вуза финансируются в течение уже более 10 лет меньше чем на одну треть. Это совершенно неконкурентоспособная зарплата, это отсутствие обновления лабораторного и учебного оборудования, даже пополнения библиотек. В общем, жизнь лишний раз подтверждает верность первобытной теории профессора Выбегалло из известной книжки Стругацких, что ежели человека не кормить, не поить и не лечить, то он будет, значит, несчастлив и, может, даже помрет.

В 2000 году в Минобразовании и Минэкономике определили так называемые рациональные бюджеты учебных заведений. По простой методике: берется размер оплаты труда, минимально конкурентоспособный на рынке (чтобы не было стимула уходить из школы). В качестве такового взяты, как и записано в ежегодно неисполняемом Законе об образовании, средняя зарплата по промышленности - для учителей школ и преподавателей системы НПО и СПО и двойная средняя - для преподавателей вузов³. Плюс оцениваются необходимые текущие и капитальные затраты по меркам середины 80-х годов (естественно, с поправкой на новые технологии, прежде всего компьютерные). Размер рациональных бюджетов общеобразовательной школы в среднем составляет $600 в год на обучение одного ученика. Реально в 2001 году финансировалось $130 из бюджета, 60-70 собирали родители и предприятия-шефы. Для профессионального образования в целом средний размер потребности составляет под две тысячи долларов в год на учащегося, финансируется из всех источников около $600. При этом в профобразовании почти половину средств приносит "внебюджет".

И тут наблюдается поразительный факт. Недовкладывая в образование от 70 до 85% норматива, государство не только не сокращает заявленный в законе 1992 года объем своих обязательств, оно из года в год эти обязательства превышает. В законе записано: бесплатно, за счет бюджета должны получать высшее образование 170 человек на 10 тысяч населения. Сегодня получает 186 человек. Бесплатное образование приобретает новый смысл: тот смысл, что за него вузу и школе никто почти и не платит. Один коммерческий студент в среднем позволяет вузу учить еще двух бюджетников.

Сохранение и даже размазывание государственных обязательств приводит к тому, что учебные заведения всеми правдами и неправдами пытаются пополнить свои бюджеты, в том числе и за счет так называемых "бесплатных" учащихся.

Экономика образования: потоки и потери

Система образования сейчас представляет собой одну из самых крупных отраслей экономики. Бюджетные затраты в 2001 году составили около 8,5 миллиардов долларов, средства семей и предприятий - около 4 миллиардов долларов. В 2002 году, после масштабного повышения зарплаты бюджетников и 80%-го закрытия коммунальных платежей, бюджет возрастет до 11-11,5 миллиарда долларов. Оценка внебюджетных средств - 4,5 миллиарда. В совокупности это составит 5% ВВП, прирост на 0,8% ВВП за год!

Если государству удастся в течение ближайших 4 лет выдержать темп роста бюджетных расходов на образование в реальном выражении на 15-17% в год (по профессиональному образованию - не менее чем на 22-25%, по общему - на 12%), то мы к середине десятилетия выйдем на 60% наполнения рациональных бюджетов, то есть удвоим реальное бюджетное финансирование обучения каждого школьника и студента. Большего от бюджета ожидать невозможно.

Бюджеты многих семей сегодня перенапряжены, расходы на образование, концентрируясь в определенных временных периодах, существенно превышают текущие возможности. Между тем такие формы, как потребительский (образовательный) кредит, могли бы позволить существенно увеличить вклад семей второго-четвертого децилей по доходам⁴ в обучение своих детей, обеспечив его рост на 15-18% в год. Напомним, что объем совокупного платежеспособного спроса на образование в нашей стране сегодня составляет только 50% от спроса на легковые автомобили ($8 миллиадров). Соотношение явно нерациональное для страны, у которой все надежды на будущее.

Предприятия в России не привыкли платить за образование, воспринимая квалифицированные и образованные кадры как своего рода даровой ресурс. Ситуация меняется по мере того, как растет реальный сектор. Некоторые предприниматели начинают понимать, что бедное профессиональное образование не может дать им того, в чем они нуждаются. Предприятия начинают инвестировать в подготовку кадров. Мой прогноз: в ближайшие годы вклад предприятий в систему образования возрастет с 1 до 2,5-3 миллиардов долларов. При этом весь рост произойдет за счет профессионального образования (сегодня добрая половина средств предприятий расходуется по старинке на шефскую помощь школам).

У нас абсолютно неэффективно расходуются государственные средства и средства населения, которые направляются в образование. Это происходит в силу того, что в образовании нет эффективного рынка, по-настоящему свободного выбора. Образование сейчас представляет набор монополизированных и сегментированных рынков с очень плохо организованной информацией для потребителя. И в силу этого у нас возникают проблемы, которые приобретают застойный характер. Они по своему масштабу заслуживают отношения к ним как к общенациональным.

Во-первых, это неэффективная трата денег общества из-за неадекватной (самоподдерживающейся) структуры профессионального образования. До 30-40% специалистов, которых сейчас готовят вузы, техникумы, ПТУ, имеют нулевой рынок труда. Это просто выброшенные на ветер деньги ради сохранения неизвестно чего. Это не только технические вузы, инженерные (о которых чаще всего говорят). У инженеров все 90-е годы было оправдание. Они готовили "впрок", в условиях продолжавшегося спада реального сектора экономики. Сегодня картина меняется - и сегодня можно будет более точно определить, какие именно инженерны, техники, квалифицированные рабочие пользуются платежеспособным спросом со стороны промышленности и сферы услуг, а какие готовятся "в никуда". Главные зоны "подготовки в никуда" - многочисленные педагогические, медицинские, сельскохозяйственные вузы (больше 60% госвузов). Половина их студентов и не собирается искать работу по специальности. Масштаб потерь общества (и внутренних потерь системы образования, которая могла бы направить эти средства туда, где их не хватает) - минимум треть бюджетных средств на профобразование, то есть один миллиард долларов.

Еще одна характеристика непрозрачности нашего рынка в этом отношении. Наши факультеты экономики, права и менеджмента выпускают минимум половину специалистов (хотя я убежден, что больше), которые не имеют необходимой квалификации, - неучей, прямо говоря. Они имеют дипломы, но не имеют квалификации. Если учесть, что 90% коммерческих студентов и, соответственно, 90% платежеспособного населения сосредоточены именно в этих секторах, становится совершенно понятно, к каким потерям это ведет. Я оцениваю потери семей (и опять-таки - внутренние потери образовательной системы) примерно в восемьсот миллионов - миллиард долларов в результате неправильного направления средств тех потребителей, которые отдают детей в "шарашкины конторы". Кстати, неверно считать, что эти "шарашкины конторы" существуют только в виде негосударственных вузов. Государственный технический вуз, который открывает факультеты экономики и права и не имеет соответствующих преподавателей, так же обманывает потребителя, как обманывают плохие негосударственные вузы⁵.

Наконец, примерно 40% средств, которые вкладывают в систему образования семьи, - до полутора миллиардов долларов - идет не на оплату собственно обучения, а на оплату поступления в вузы.

Это результат расширяющегося разрыва "школа-вуз". Разрыв этот имеет и объективные причины: школа отстала, она не развивалась фактически уже десять-пятнадцать лет, она не имеет системы специализированной подготовки по каким-то направлениям - гуманитарному, естественнонаучному и т.п. Но нельзя не видеть, что в условиях нехватки бюджетного финансирования вузы просто пытаются дополучить дополнительные средства за счет семей тех будущих студентов, которые поступают на бюджетные места. КПД такой системы для вузов, однако, ниже 25%. На официальные платные курсы при вузах уходит только треть абитуриентских денег. С учетом себестоимости самих курсов в доход вуза мобилизуется от 10 до 15% (150-250 млн. долл., что составляет до четверти официальных внебюджетных доходов государственных вузов.) Параллельно или даже вместо курсов родители ищут "нужных" репетиторов, и именно на них затрачиваются основные средства.

Это не только финансовая, но и социальная проблема одновременно. На переходе "школа-вуз" семьи тратят тысячи долларов за год - в среднем один-два годовых дохода.

Сегодня наша бесплатная универсальная школа не дает подготовки, достаточной для того, чтобы поступить в бесплатный вуз. Я думаю, это колоссальный обман общества, оскорбление людей, которые, в конце концов, платят налоги и содержат нашу систему "бесплатного образования". Они вправе рассчитывать, что некая часть этих денег все-таки пойдет на то, чтобы обеспечивать конституционные гарантии бесплатного высшего образования на конкурсной основе.

Результат - это уход до 1 млрд. долл. из системы высшего образования. Эти деньги тратятся семьями, но не попадают тем вузам, факультетам, профессорам, которые действительно дают образование. Я напомню, что весь государственный бюджет на вузы в 2001 году - 1,5 миллиарда долларов. Еще примерно 1 млрд. долл. вузы официально зарабатывают. А указанные выше 1,3-1,5 млрд долл. - это объемы теневой экономики, так сказать, от высшего образования. Самое интересное, что никакого образования за эти деньги люди не получают, они не инвестируются в образование, они инвестируются именно в доступ к высшему образованию. В экономической теории такая ситуация носит название "институциональной ловушки"⁶.

Социальная цена неэффективности образовательной системы

Есть проблема социальная, она просто отображает финансовую. Представьте себе, что означает сложившаяся система поступления в вузы. Ты просто-напросто не можешь поступить в вуз через школу, ты должен еще где-то учиться, тратить на это деньги. В лучшем случае - оплачивать дополнительные к школьной программе знания, в худшем случае - просто покупать поступление в вуз. Что это значит для малодоходных слоев населения? Мало того, что эти люди пострадали в результате реформ: они оказались отодвинутыми по своим возможностям, - но еще и их дети оказываются также отодвинуты. Эта проблема, которую я назвал бы проблемой имущественных каст. Она может запросто привести к социальному взрыву нашего общества, не говоря о том, что это несправедливо, неэффективно и т.д.

Вот эти структурные и социальные проблемы образования есть основной двигатель этих реформ, причина этих реформ. Ведь образование есть колоссальный социальный перемешиватель, оно задает внутреннюю динамику общества. И в нашем обществе в нем что-то разладилось. Людям тяжело перескочить из одной страты в другую в течение жизни, но их детям общество должно предоставить такую возможность. Эта политика равного старта есть в любой стране, в самой либеральной, в самой индивидуалистично настроенной стране. Потому что элита каждой страны понимает, что если она этого делать не будет, у страны не будет единого общества.

Самый тяжелый результат наших реформ состоит в отставании реформ социальных. Реформы экономические не сопровождались реформами социальными, поэтому в нынешней ситуации мы имеем фантомы бесплатного: фантом бесплатного жилья, бесплатного здравоохранения, бесплатного образования. Нога отрезана, но все еще болит. Что такое фантом бесплатного жилья? Богатый живет в квартире 500 м., а бедный - 50. Богатый получает от государства в 10 раз большую дотацию, деньги на которую собраны, в том числе, и с бедных - в виде налогов. Но магия, инерция слова "бесплатное" еще живет, еще болит. То же самое со здравоохранением, то же самое с образованием. Государство содержит некие учреждения (больницы, поликлиники, школы). Содержит, а доступ в них уже контролируется частными лицами, оказавшимися во главе этих заведений или при входе в них. Они отводят на себя финансовые потоки, они не дают бесплатных услуг, потому что те стали дефицитными. В итоге государство, собирая налоги равномерно со всех, включая самых бедных, субсидирует за эти деньги самых богатых. Вот такая социальная ситуация.

Основная историческая вина Ельцина, я считаю, не в том, что он Союз поделил, не в том, что он Чечню проиграл, а в том, что он не сопроводил либеральные экономические реформы социальными реформами. Потому что равенство в каждом строе свое, но ни одна система не может существовать без равенства. В рыночной экономике все это обеспечивает равенство стартовых возможностей.

Смысл реформ очень простой. Они воссоздают цивилизованный рынок. Рынок - это не место для обманутых. Рынок - это место, где каждый гарантировано имеет сектор свободного выбора. Рынок - это место, где ты волен выбирать лучшее и где ты должен предлагать лучшее, чтобы не быть отвергнутым.

Нерыночное состояние образовательных институтов можно оправдать только в том случае, когда государство ясно представляет себе, что именно оно хочет от своей образовательной системы, имеет четкую программу развития каждого ее звена. Последний раз такое состояние было в 30-х годах, когда ВКП(б) использовала образование для культурной и технической революции в обществе. Попытка 60-х годов, когда политическое руководство страны последний раз "было с обществом", создать новую программу, гуманизировав образование и придав ему более фундаментальный характер, следует признать удавшейся меньше чем наполовину. Реформа 60-х удалась в средней школе и в отдельных секторах высшего образования; в то же время начальное и среднее техническое образование и многочисленные прикладные специальности вузов "не вписались" в фундаментализацию; их учащиеся и выпускники стали чувствовать себя "образованцами второго сорта".

Рынок в образовании существовал всегда, даже при соввласти, и тем более существует теперь. Образование - такой сектор, где при самой командно-административной системе все же существует примат свободы, примат свободного выбора. Можно насильно определить человека в класс, нельзя заставить его учиться. Чем более развит человек, чем выше исходный уровень его образованности, тем меньше ему можно навязать. Массовые движения школьных выпускников "в инженеры" в 30-х, "в физики" в 60-х, в социальные науки в 80-х явно перехлестывали рассчитанную в Госплане и Госкомтруде потребность. Сам принцип свободного конкурса, свободного выбора профессии был своеобразной отдушиной в заорганизованности советского времени. Конечно, этот рынок был односторонним: на стороне спроса выступала монополия, она задавала правила игры - несправедливые и официально не известные (типа ограничения на прием евреев в МГУ).

Рынок входа в высшее образование был административным (по Симону Кордонскому), то есть основной валютой были взаимные одолжения и обязательства. Но начиная с 70-х административная валюта стала стремительно приобретать свойства ликвидности, напор денег постепенно разрушал высокие башни административного дефицита. Обязательные затраты на "нужных" репетиторов стали сопровождать договоренности с начальством.

Сегодня сегментирование рынка, "естественно" возникающее в результате его слабой информационной организованности, подкрепляется действующими законодательными ограничениями. Примером того, как можно добиться результата, прямо противоположного задуманному, является положение Закона о высшем образовании, ограничивающее для государственных вузов коммерческий прием студентов 25% от их общего числа. В ситуации, когда 51% студентов поступает именно на коммерческое обучение (а по направлениям "экономика", "право" и "менеджмент" их доля составляет 80%), применение буквы закона ведет не только к искусственному ограничению доходов государственных вузов, но и к "выталкиванию" относительно менее платежеспособных студентов в сектор заведомо более низкого качества образования. В общем, левые, "позаботившись" в такой форме об образовании, поступили в аккурат по басне Крылова "Пустынник и медведь".

Какие же формы регулирование образовательного рынка должно принимать?

Это обеспечение бесплатного предоставления учебными заведениями всей необходимой информации, включая программы, состав преподавателей, распределение выпускников, и контроль добросовестности такой информации.

Это независимый и публичный контроль качества образовательных услуг, включая "срезы знаний" учащихся, методическое обеспечение учебного процесса, единые государственные испытания на переходе из школы в вузы и сузы, аттестацию учебных программ.

Это субсидирование спроса на образовательные услуги. Механизм такого субсидирования может включать именные финансовые обязательства, возвратные и безвозвратные субсидии и кредиты.

Рынок в образовании: обман или свобода выбора?

Образование дает свободу, но насколько оно свободно само? Насколько можно реализовать свободу в выборе образования? Есть ли сегодня механизмы эффективного отбора, помимо рынка и конкурентных стимулов?

Это все очень серьезные вопросы, и я не хочу на них искать простые ответы.

На проблему свободы и эффективности можно (и нужно) смотреть с разных сторон.

С позиции того, кто хочет учиться.

С позиции того, кто учит.

С позиции организации, которая организует процесс обучения.

Позиция учащегося. Свобода должна идти вслед за компетентностью. Чем больше способен человек делать осознанный, не случайный выбор, тем больше должны быть его права выбирать. Поле выбора постоянно расширяется, из "точки" - детского сада и до взрослого гражданина, тщательно выбирающего за собственные деньги вид и продолжительность дополнительного образования. Насколько наши возможности должны зависеть от внешней оценки наших способностей, насколько - от наших денег? Идеал - чтобы оба эти ограничения не работали. Никто не знает возможности и потребности человека лучше его самого. Тем не менее, здесь есть "но". Учащийся должен приучаться жить в конкурентной среде, где получаемые им ресурсы зависят от внешней оценки его усилий (вклада) относительно усилий других. Доступ к редким и дорогим видам образования должен быть организован на конкурентной основе. Система внешней оценки усилий и потенциала учащегося - это экзамены, олимпиады, рейтинги текущей успеваемости.

Позиция учителя. Здесь речь идет о свободе избирать методы и содержание своих курсов. Во-первых, опять-таки, - свобода должна определяться компетентностью. Но система внешней оценки компетентности преподавателя задается "кругом более компетентных". Круг этот сужается по мере восхождения к вершинам знания и педагогического мастерства. Отсюда - особая форма академического (университетского, школьного) самоуправления. Это не демократия, это скорее олигархия или, точнее, сообщество с иерархически организованными кругами компетентности. Во-вторых, свобода преподавателя ограничена его востребованностью. Ты не можешь преподавать пустоте. Востребованность имеет разные формы: когда приходят, когда заказывают, когда платят.

Позиция образовательной организации. Чем она по сути является? Фирма или госучреждение, даже часть министерства? Если мы подразумеваем, что у организации (школы, вуза) есть собственные, отдельные от государства интересы - тогда вуз и школа уже не могут быть учреждениями. Есть ли такие интересы и реализующее их "поле свободы"? Любой, кто когда-нибудь сталкивался с образованием, ответит на этот вопрос утвердительно. Речь идет даже не о необходимости зарабатывать (хотя и это присутствует в любом обществе). Представляя собой уникально сложившийся коллектив преподавателей (школа) или совокупность научно-педагогических школ (университет), учебное заведение неизбежно имеет особые, отличные от общества интересы. Оно выступает не только носителем специального знания - оно является единственным организмом, опосредующим отношение между обществом и отдельным учителем. Отними вуз - и профессор превратится в безликую строчку в ведомости. Даже "круги компетентности" могут успешно существовать, только опосредуясь рутиной школьной и университетской жизни.

Что для реализации этих свобод может дать рынок? Прежде всего, объективный критерий эффективности, востребованности образовательной программы - и для того, кто учится, и для того, кто учит. Можно сколько угодно опровергать рынок, доказывая близорукость его участников, - но семьи, которые отдают детей учиться на экономистов и менеджеров, пользуются той же информацией, которую имеют и "власти предержащие", - достаточно посмотреть, на кого учатся их дети. Что мы можем противопоставить рынку? Административное решение? Но кто будет его принимать? Сегодняшнее определение образовательного заказа на финансируемое из бюджета профессиональное образование находится не в руках рынка, а в руках чиновников Минобраза (точнее, коалиции чиновников и руководителей подведомственных учебных заведений). Да, оно отличается от рыночного. Но в лучшую ли сторону? До 50% всех подготовленных в стране педагогов, врачей, инженеров не находит (или не ищет) работы по специальности. Практически все те из этой когорты, кто имеет средства, в течение 2-4 лет обращаются за получением второго высшего образования - юридического, экономического, управленческого.

Особенности образования как товара в том, что первоначальная оценка его качества и востребованности для потребителя обладает отложенным эффектом проверки. Для начального и среднего профессионального образования - это 1-2 года. Для школы и вуза - нередко 3-5 лет. Поэтому измерение качества образования - это всегда измерение на доверии. Доверяют марке вуза, который окончили успешные люди. Доверяют мнению компетентных людей, профессионалов. Наконец, доверяют государству, которое как учредитель большей части учебных заведений и контролер качества для всех учебных заведений без исключения несет в глазах общества конечную ответственность за качество образования. И в обычных условиях все эти измерители работают.

Но, как говорят китайцы, плохо жить во время перемен. Репутации подрываются (что стоит хотя бы распространенная торговля дипломами солидных столичных вузов через их так называемые "региональные филиалы"). Профессионалы разобщены и не имеют голоса. Государство "по кускам" приватизировано чиновниками, и его голос легко покупается теми, кто больше им заплатит.

Наш образовательный рынок нуждается в организации - и со стороны государства, и со стороны профессионального (академического) сообщества, и со стороны потребителей. Но нельзя воображать, будто он уже организован. Нельзя доверять существующей системе государственной аттестации и аккредитации. Нельзя доверять диплому даже престижного вуза. Нельзя принимать голос Союза ректоров за консолидированное мнение всех академических сообществ.

Люди образования

Часто (и правильно) говорят: корень проблемы - в учителе, более широко - в людях, работающих сегодня в образовании. Кто-то думает, что любая реформа бессмысленна, если она не направлена на немедленное улучшение положения учителя. Кто-то считает, что с сегодняшним составом учителей ничего сделать нельзя, и лучше нашу школу сорок лет водить по пустыне (читай - не платить денег), пока существующий состав не уйдет. Но люди образования социально и психологически неоднородны, они разные в такой же степени, в какой разное наше образование.

Попробую охарактеризовать несколько социальных типов, существующих сегодня в системе образования.

Подвижник. Работает ради Миссии - то есть ради других. Тащит за собой учеников, коллег, слушателей. Общественное существо, подвижник имеет своим партнером не абстрактное общество - он активно формирует его вокруг себя. Часто встречается в школе, где подвижничество - необходимый элемент действенной педагогики. В вузе подвижник - редкость, зато здесь он выступает центром кристаллизации научной школы - внутренней движущей силы университета.

Подвижник был всегда и будет всегда. Его стимулы не имеют материального характера, его не купишь на повышенную зарплату. Он либо есть, либо его нет. Единственное, чем можно помочь подвижнику, - это создать ему человеческие условия жизни и работы. Поддерживая таких преподавателей - целевыми грантами, проектами - мы поддерживаем целые группы их учеников и последователей.

Научиться находить таких людей. Профессиональное сообщество оценит. Рынок - люди потянутся.

Творец. "Но кто он, на какой арене стяжал он поздний подвиг свой? С кем протекли его боренья? С самим собой, с самим собой". Творец работает ради самого себя - он живет работой, поскольку она ему лично интересна. Окружающие могут участвовать в жизни творца, а могут быть и бесплотными тенями на фоне его единоборства с предметом. В любом случае внешние эффекты деятельности творца положительны, хотя и случайны.

Часто встречается в вузе (чаще в лаборатории, чем на кафедре). В школе творцов практически нет - там сам характер преподавания требует более заинтересованной позиции по отношению к слушателям.

В отличие от подвижника, который в своей школе, колледже, университете останется навсегда, творец - фигура риска. Его легко переманить из отечественного учебного заведения куда-то, где лучше условия и меньше докучают. Например, на Запад. Например, в фирму (там работа может быть другая, но иногда не менее интересная).

Чтобы привлечь и закрепить творца в учебном заведении, надо не только повысить до приемлемого уровня оплату труда - нужны библиотеки и оборудование, нужен свободный доступ в Интернет. На примере творцов ясно видна ограниченность попыток Минобразования повышать финансирование только текущих расходов вузов и не вкладываться в оборудование. Конкурентной с Западом профессорской зарплаты мы еще 10 лет не добьемся. Но профессоров держит в России не только зарплата - семья, друзья, окружение, мало ли что. А вот без оборудования и журналов профессионал творить, увы, не сумеет.

Почасовик. Апофеоз отчуждения труда. В нынешних условиях оплаты труда учителя к этому типу сталкиваются практически все "рядовые армии образования": от преподавателя начальных классов до профессора. Труд почасовика формален, в процессе преподавания очередного курса он не развивается, так же как не развивается пулемет во время стрельбы.

Наиболее массовый случай - и наиболее сложный для исправления. Здесь критично, насколько утратил преподаватель творческие навыки, насколько его труд превратился в простое средство заработка. 60-70% школьных учителей профессионально не развиваются не только потому, что поставлены в такие объективные условия (полторы-две нагрузки чтобы заработать полторы-две тысячи рублей), но и по отсутствию внутреннего потенциала. Заместить этих учителей некем. Что же нам делать - закрывать школы?

Исправлять ситуацию придется долго. Важно, по-моему, сочетать повышение зарплаты и разгрузку с методичным усилением социального и академического давления на преподавателя. Давление это должно выражаться как в конкуренции молодых выпускников вузов (будем надеяться, что при повышенных материальных стимулах это будут люди с более высоким творческим потенциалом), так и в развертывании системы переподготовки и повышения квалификации, в создании финансовых и организационных условий для академической мобильности педагогов (конференции, семинары).

Рентополучатель. Получает деньги не за работу, а благодаря нахождению на нужном месте в нужное время. Самый большой урожай можно собрать "на входе" в государственный бесплатный вуз. Несколько меньший - на выходе с очередного курса. Рентополучатель живет там, где имеется дефицит. Часто создает такой дефицит сам, искусственно.

Предельный вариант - профессиональный репетитор "при вузе" или просто ответственное лицо этого самого вуза, с которым репетиторы "делятся". Простые взяточники в основном перевелись, водятся только в безмятежной провинции. Сегодняшняя взятка, как правило, "правильно" оформлена в виде платы за 10-20 занятий (качество самой подготовки не то чтобы неважно; просто репетитор знакомит с тайным знанием (что-то вроде секретного языка, на котором только разрешено говорить с богами), знанием, которого не получишь в школе, как бы ты хорошо ни учился. Как любит говорить поэт и математик Евгений Бунимович: "Оказывается, существует не одна, а несколько математик - по числу вузов и даже факультетов".

Руководители вузов (честные) давно разглядели, где у сосуда горлышко - и построили систему институционального сбора ренты - через платные подготовительные курсы и ассоциированные школы. Система работает на благо всего коллектива - финансово за счет тех, кто поступает учиться (и социально за счет тех, кто этого сделать не может в силу отсутствия денег и территориальной отдаленности). Есть "моральный" аналог в истории - община рабовладельцев.

Рецепт простой - ликвидировать систему бесконтрольного распределения дефицита от лица государства. На это реформа, собственно говоря, и направлена - и поэтому ее злейшими врагами выступают образовательные феодалы и образовательные разбойники.

Рентополучатели любят выступать от лица всего образовательного сообщества. И действительно, очень многие из нас получают какую-то ренту "со своего места" - в виде ли добровольных и недобровольных услуг и даров, в виде ли легальной части внебюджетных доходов. Важно (и это личная проблема каждого), насколько каждый педагог готов будет отказаться от ренты, если откроются новые возможности получать заработанные деньги. Две трети, а может, и три четверти учителей, преподавателей и профессоров с радостью откажутся от таких доходов, получение которых связано с моральным риском. Российская школа всегда, на протяжении всей истории, была средоточием не просто интеллекта, но и интеллигентности, щепетильности. Для того чтобы воспитать самоуважение у учащихся, учитель обязан уважать себя сам. Мне кажется, большинство наших преподавателей - слава Богу - покуда испытывает неприятные чувства, когда дает частные уроки или принимает организованные подарки. Но голод не тетка.

Первейшее дело, самая важная задача для реформы образования - поднять до цивилизованного уровня гарантированный государством минимум зарплаты учителя и доцента плюс дать возможность их школе и вузу цивилизованно зарабатывать.

Предприниматель. Другой тип руководителя, нежели распределитель дефицита. Мыслит руководимый им коллектив (чаще вуз, факультет, кафедру; гораздо реже - школу или лицей) в рынке. Понимает, что такое конкуренция. Понимает, что такое относительная эффективность работы и вложения ресурсов. Именно такие менеджеры должны будут сменить старое поколение образовательных администраторов. Разумеется, в образовании всегда были и будут первые руководители и совсем иного плана - научные и педагогические лидеры. Но и они должны иметь предпринимателей в числе своих ближайших помощников - да и сами иметь хотя бы основы предпринимательского мышления.

К сожалению, образовательный предприниматель слишком часто похож на "необразовательного" начала 90-х годов, с его типичными чертами: опорой бизнеса на бюджетные ресурсы и соответствующие методы их добывания; "базарным" отношением к потребителю ("раз удалось продать - и хорошо"). Менеджерское предпринимательство (а в системе образования, если не брать исключительно тонкую прослойку коммерческих курсов, предприниматель находится не в положении хозяина, а в положении менеджера - и по отношению к государству-учредителю, и по отношению к своим коллегам) часто оборачивается знакомой по промышленности стороной вывода активов.

Привожу типовую предпринимательскую схему. Университет А принимает, наряду с бюджетными, 100 "коммерческих" студентов по цене $500 за год. Цена заведомо ниже платежеспособного спроса (по социальным мотивам или по рассчитанной себестоимости), количество мест ограничено - по закону - 25% от госприема. Счастливчики становятся обладателями дефицита (почти такого же, как бюджетное место). Понятно, что не задаром. Оставшимся 300 человекам тут же в приемной комиссии указывается адрес "негосударственного вуза Б напротив". У того нет ни помещений, ни кафедр, ни - страшно сказать - библиотеки. Зато присутствуют бухгалтерия и касса, в которую студенты платят $1000 за год. После чего следуют на занятия... в вуз А, с которым вуз Б имеет договор о совместной деятельности. Вуз А получает с каждого "лишнего" студента с вуза Б, скажем, $400. Остальное - чистый навар хозяев вуза Б (которыми по случайности оказываются хорошие знакомые руководства вуза А). Дешево и сердито. Государственный диплом вуза А студенты потом получают, сдав экзамены экстерном (совсем как В.И.Ульянов).

Грех сетовать, что наши предприниматели неправильные. Неправильный рынок. Как сказал другой классик, у нас нет в резерве Гинденбургов. Спасибо, что хоть до такого додумались. Значит, в нормальных условиях смогут придумать что-то общественно полезное.

"Нормальными условиями" для системы образования будут: "снаружи" - прозрачный, не разделенный на сегменты рынок, где права потребителей образования защищены эффективными контрактами и хорошей информацией, плюс система гласного государственного (или общественно-государственного) контроля качества; "изнутри" - академический контроль коллектива. Про цивилизованный рынок мы уже говорили, а вот как добиться эффективного контроля со стороны коллег?

Эмпирически выведенная нами закономерность такова: преподаватель начинает интересоваться, как им управляют, тогда, когда он получает в своем учебном заведении большую половину своего дохода. Поэтому система внутреннего контроля могла бы достаточно успешно работать в школах (но там нет ученых советов), но в сегодняшних условиях практически не работает в вузах. Вот, кстати, ответ на вопрос, почему многие руководители вузов не тратят заработанные внебюджетные средства на повышение зарплаты профессорам, а коллектив молчит и их не заставляет. Просто возникает "плохое равновесие". Лукавому руководителю выгодно иметь незаинтересованного преподавателя, который был бы поглощен беготней по окружающим вузам. Незаинтересованному преподавателю неинтересно тратить время, силы, нервы и т.д. на то, чтобы в итоге тяжелой борьбы увеличить базовую часть своего дохода с 20 до 30%. Доказать вышесказанное просто. Со времени выхода Закона об образовании прошло 9 лет. В 600 государственных вузах за это время должно было пройти не менее 1000 выборов ректоров. Так вот, я не знаю практически ни одного случая, когда действующий ректор, выставивший свою кандидатуру на новый срок, был бы забаллотирован.

Выход из этой ситуации для государства тоже достаточно прост: повышайте базовую зарплату и организуйте рынок. Окружающие вузы-однодневки и филиалы частично прикроются, доля дохода, получаемая в базовом заведении, возрастет - и тогда мы увидим что бывает, "когда спящий проснется" (Г.Уэльс).

Но выбор менеджеров существует только в профессиональном образовании. Для школ необходимо менеджеров готовить.

Интерактивные технологии повышают качество

Когда не хватает денег, надо искать асимметричные ответы на вызовы времени. Одним из таких ответов должно стать открытое образование, использующее общедоступные интернет-ресурсы. 24 июня Правительство приняло "Электронную Россию" и "Единую образовательную среду" - масштабные программы, результатом которых уже к 2007 году должно стать полное подключение всех школ, ПТУ, техникумов к сети Интернет. Параллельно будут создаваться специализированные образовательные порталы и электронные библиотеки по всем отраслям знания и образовательным уровням. В каждом учебном заведении должны быть специальные компьютерные классы, работающие в режиме читального зала библиотеки. Электронный учебник и тьютор не вытеснят живого общения с преподавателем и соучениками - они должны заместить отсутствующие курсы, отсутствующих преподавателей. В конечном счете - дать сельскому ребенку тот же набор знаний, тот же уровень культуры, что и столичному.

Чтобы обеспечить равный доступ к образованию, очень важно скрестить принцип выбора, принцип открытого образования с информационными технологиями. Сейчас чем богаче учебное заведение, чем богаче родители его учеников, тем лучших учителей они найдут. А Интернет дает такие возможности всем, независимо от того, где, в городе или в сельской школе, ребенок учится.

Вообще сельская школа - это большая трагедия нашего общества, человеческая и экономическая. Мы вбухиваем в нее треть из тех 200 млрд. рублей, что идут на общее образование, а эффективность этих вложений крайне низка: найти человека, который закончил бы сельскую школу и успешно учится в вузе, в десять раз сложнее, чем среди тех, кто получал образование в городах, число иногородних абитуриентов в наших центральных вузах за последние годы снизилось втрое. Выбраться из провинционализма сельской школы иным путем, чем через интернет-образование, нельзя. И оно в таких школах разовьется быстрее, потому что конкурентов такого рода программам на селе просто нет.

Чтобы обеспечить переход школ к открытому образованию, нужны коммуникации. Даже говорить об открытом образовании по отношению к массовой школе бессмысленно, если их нет. И государство должно вкладываться в решение этой задачи, а там, где организация онлайновой связи будет дороже, чем создание базы знаний на местах, необходимо оснастить компьютерные классы так называемыми "башнями CD-rom". Достаточно серьезные вложения необходимы и в создание интерактивных учебных программ, мультимедийных курсов, задачников, пособий.

В целом для того, чтобы в каждом учреждении профессионального образования - а у нас порядка 4 тысяч вузов и техникумов - создать открытые компьютерные классы, нужно затратить около миллиарда долларов в течение 3-4 лет. Чтобы решить ту же задачу для системы общего образования, нужны еще 2-3 млрд. долларов и пять лет. Требуемые для решения задачи несколько миллиардов долларов - это не те деньги, которые мы не можем себе позволить. Более того, если реформа образования будет воспринята как национальный приоритет, решить задачу компьютеризации и интернетизации образования можно будет значительно быстрее.

Если мы сделаем усилия и вложимся в такого рода образование, мы сможем быстро обеспечить по 3-4 варианта изложения для каждого курса, а значит, у детей появится, наконец, возможность выбирать.

Кроме того, интерактивные курсы могут решить еще и задачу повышения качества образования. Средний учитель, в отличие от компьютерного курса, не занимается отдельно с каждым ребенком, не может объяснить понятно и красиво, а многие дети не понимают предмета просто потому, что с ними персонально никто не занимается. Прелесть же интерактивного электронного курса в том, что он занимается именно с тобой, заставляя быть постоянно включенным в процесс обучения, с ним невозможно отсиживаться на "камчатке", пережидая, пока отличница Иванова отвечает у доски. Постоянное включение в процесс обучения повышает его эффективность вдвое-втрое. Потому разумные руководители учебных заведений быстро поймут, что по целому ряду "специальных" предметов лучше заплатить разработчикам за мультимедийные интерактивные курсы и получить с ними абонентскую связь, чем держать в школе негодного, неподготовленного учителя.

Государство должно обеспечить средства связи во всех учебных заведениях, а в элитных учебных заведениях оно должно оплачивать еще и формирование программ. Потом эти программы будут тиражироваться по всей стране, возникнет их рынок. Сегодня в стране по-прежнему существует инновационное движение, учителя-энтузиасты создают блестящие программы и курсы. Достаточно сказать о системе федеральных экспериментальных площадок, созданной и практически без всякого государственного финансирования поддерживаемой Александром Адамским и его институтом "Эврика". Она включает сотни школ, где есть учителя-новаторы - на 70 тысяч российских школ (включая 40 тысяч на селе). А если их опыт, их программы сделать доступными в онлайне? Только так, посредством интернет-образования и включения в учебные планы открытых курсов, можно добиться того, чтобы лучшие учебные методики доходили до всех учебных заведений.

Качество образования

В Нижнем на 15 государственных вузов - 43 коммерческих филиала. В Туле на два госуниверситета - 15. И значительная часть имеет не только лицензию - они уже получили госаккредитацию. Кто их аккредитовал - бедные чиновники Минобраза и равнодушные коллеги, по принципу "рука руку моет". Существующая система лицензирования и аттестации прогнила до самого основания.

Есть так называемый либеральный подход к образовательному рынку: там-де действуют взрослые люди, которые должны научиться отвечать за свои действия. Но ведь люди ориентируются на доступную информацию, и ядро этой информации предоставляет именно государство: лицензией на образовательную деятельность, дипломом гособразца, право на который дает госаккредитация вуза.

Давно назрела радикальная реформа контроля. И ее следует начать с того, чтобы заново подвергнуть все вузы процедурам аттестации, повторно провести процедуры лицензирования. Работу можно сосредоточить на трех направлениях: экономика, право, менеджмент. Сегодня именно по этим специальностям учится до 80% платных студентов, в этой нише работают 100% псевдовузов.

Как будет работать новый госконтроль качества? Его принципы - независимость экспертов, публичность оценки, сначала предупреждение - информация государства для потребителей, только потом оргмеры. Учебному заведению будет предоставлена возможность поправить дело. Если же ситуация не исправлена в течение года - отбирается аккредитация, даже лицензия. Но учредитель учебного заведения все равно обязан будет доучить студентов, которые уже набраны - например, оплатить их обучение в другом вузе. Если же учредитель не в состоянии выполнить свои обязательства, это делает государство, описывая за долги имущество несостоятельного учебного заведения.

Контрольные функции будут сосредоточены на уровне федеральных округов. Так мы попытаемся, во-первых, минимизировать число чиновников, а во-вторых, избежать неизбежного административного давления "региональной" среды. Количество требующихся федеральных чиновников невелико - несколько сот человек. Но все равно это практически удвоение ответственных за образование на федеральном уровне.

Образование как часть культуры

Нужно осознать, насколько наше образование является элементом нашей культуры, разложив ее на некоторые инструментальные компоненты. Их три: ценности, навыки и знания. Эти три составляющие обязательны для любого человека.

Ценности связаны с тем, каким человек воспринимает то или иное явление, или действие, хочет он его повторить или от него отказывается. Знание - это систематизированная или накопленная информация. Соответственно, навыки - это способность претворять свои ценности и свои знания в конкретные действия. На этом уровне мы видим целый ряд проблем, с которыми наше образование сегодня сталкивается.

Во-первых, раньше оно практически было сосредоточено на обособлении двух крайних, предельных форм: фундаментального образования, дающего знания и только знания (линия: полная средняя школа - вуз - аспирантура) и прикладного профессионального образования (линия (ПТУ - техникум). То есть предполагалось, что есть специально выделенная группа учащихся, которые в 7-8 классе уходят из школы и дальше формируются как рабочие (желательно - квалифицированные). Остальные продолжают осваивать абстрактное знание. Если в 30-50-х годах это отвечало как объективному распределению сил общества, так и навязываемой сталинской системой психологии "винтика", то уже при Хрущеве начались первые перекосы.

Попытка гуманизации коммунистической системы и коммунистической идеологии была для советского общества естественным "откатом" от сложившейся за предшествующую эпоху системы тотального подавления. Система стала пытаться более соответствовать требованиям и запросам людей - в той части, где они не посягали на устои системы. Потребность в образовании же явно соответствовала провозглашенным устоям - любое, самое высокое образование не воспринималось как излишество, роскошь. И если при Сталине идеология и ее лозунги были совершенно операциональны, то в системе, отказавшейся от живого бога, идеология и лозунги приобрели самостоятельное, сакральное знание даже для верховной власти. Отступать от них власть, конечно, отступала, но делала это стыдливо, тайком - вся же система и не ведала об секретных протоколах и продолжала жить по священным книгам.

Результат сдвигов 60-х - безусловно, положительный, и для системы образования - в том числе. Она стала работать на представление человека о себе, а не на представление государства о его использовании. Партия не делала никаких комсомольских призывов в физики в 60-х и в экономисты в 70-х. Возник феномен массового высшего образования. К 70-м годам оно действительно стало общедоступно. Общественный спрос на образование опередил возможности трудоустройства - произошла девальвация инженеров, врачей и других массовых "интеллегентных" профессий. Перепроизводство сформировало особое поколение низкооплачиваемой интеллегенции, с ее критическим потенциалом, сыгравшим значительную роль в процессе распада советской системы и советской идеологии.

Людям свойственно завышать свои требования. Это гуманистически оправдано и, я бы сказал, даже необходимо. В результате этого завышения большинство постоянно избирает второй путь - путь знаний, а не навыков. Так к середине 80-х годов сложилась нынешняя система, разрушение Советского Союза здесь вообще ничего не добавило. Подразумевалось, что ПТУ - это место вроде предколонии, для детей, которые не хотят учиться, для детей из сложных семей, для детей, которым неохота заниматься в "настоящей" школе. Неким промежуточным звеном выступали техникумы. Обучение навыкам, во-первых, выделилось и обособилось в самой школе, во-вторых, превратилось в некое подобие социальной свалки.

Это абсолютно не эффективно с точки зрения формирования кадрового состава нашей экономики (я уж не говорю о моральной стороне дела). Средний возраст рабочих сегодня - 50-55 лет. И этот слой очень слабо пополняется, что фатально, на мой взгляд, отразилось на школе. Школа 70-80-х годов была школой знаний, люди воспитывались в системе знаний, которые ставились как бы выше ценностей. Но в те же 60-е годы социальный романтизм еще поддерживал советские, коммунистические ценности, потому что люди, освободившиеся от страха, верили, что они могут себя реализовать в этой системе. Система ценностей не казалась навязанной. Человек мог развиваться и расширять себя в этой обновленной коммунистической системе ценностей.

1968 год стал фатальным рубежом для режима, может быть, не сразу заметным, но постепенно сказавшимся. Коммунизм перестал восприниматься как форма свободы, самореализации личности. В 70-е годы начался явный конфликт и отторжение советских ценностей - парадных, официальных, ненастоящих. Их надо было чем-то заместить. И в роли такого заместителя и выступила школа (и знание вместе с ней). Возник своеобразный сциентизм ценностей, который явно исповедовала техническая интеллигенция, и этот сциентизм сочетался с официальными ценностями, которые прикреплялись как формальная виньетка. Так продолжалось достаточно долго. Такая школа со всеми противоречиями дожила до разрушения СССР.

Новый этап обновления ценностей пришелся на 1983-1989 годы, однако новые веяния поступали через неофициальные каналы, через прессу, а школа, как консервативный институт, получила их последней. Усугубился разрыв между теми общечеловеческими ценностями, которые Горбачев провозглашал с разных трибун, и реальной аксиологией советской школы горбачевского времени. Были, конечно, учителя-энтузиасты, шагавшие в ногу со временем, но в массе своей тогдашняя школа оставалась ретроградной. И именно в 80-е годы произошел, наверное, полный отрыв системы формирования ценностей от системы школьного образования и воспитания вообще, то есть школа перестала воспитывать, стала только доставлять знания.

Развал Советского Союза, как известно, перечеркнул старую жизнь, и скоро выяснилось, что он перечеркнул систему государственных ценностей вообще. Никто, кроме товарища Ярошенко, не верил в ценность российского флага, потому что никто не знал, что это такое. Произошла окончательная потеря ориентиров и ценностных координат, которые любое общество обязано иметь, иначе оно упадет. Наше - упало. И к чему мы сейчас пришли? К тому, что все эти три потока существуют совершенно самостоятельно. В школе по-прежнему господствует сциентизм, и не только на уроках физики или биологии.

Сциентизм можно встретить и на уроках литературы, где поголовно готовят юных литературоведов, вместо того чтобы воспитывать личность, которая живет по моральным законам. Перед нами какая-то пародия на взрослую науку. Упрощенное изложение академической науки без всякой ориентации на личность человека. Нужно ли каждого школьника учить, как расчленять литературное произведение? Ведь литература, как искусство в целом, рассчитана на целостное, эмоциональное восприятие - мы воспринимаем роман или стихотворение, когда эмоционально "резонируем" от него. Литература в школе, мне кажется, должна быть связана с этикой, а не литературоведением, может дополнительно опираться на историю...

Сама система воспроизводства школьного знания находится под угрозой. В конце концов - культуры вообще, Культуры с большой буквы. Фактически она чисто инструментальна. Знаменательное свидетельство тупика. При этом есть достаточно интересные результаты разных социологических опросов, показывающих, что несмотря ни на что люди продолжают верить в школу. К ней относятся заведомо лучше, чем к больницам, заведомо лучше, чем к отделению милиции, заведомо лучше, чем к суду, то есть заведомо лучше, чем ко всему, что в повседневной жизни нас окружает.

Это означает, что наряду с негативными явлениями в школе есть огромный потенциал. Его надо реализовывать и объединять с элементами нормальной методической системы, которая сложилась в нашей школе. На всем этом можно построить педагогическую инфраструктуру, отвечающую потребностям современного постиндустриального общества.

Можно ли сделать ценностью само образование? Это, пожалуй, центральный момент и идеологического, и инструментального выбора, который должно сделать общество. Начиная с 90-х годов, мы достаточно долго пытались создать системы ценностей, которые неизбежно сводились либо к повышенному оборонному сознанию, либо к национализму, либо к религиозным идентификациям. Все это не воспитывает человека, способно лишь на короткое время удержать на плаву, но в конечном счете загонит страну в тупик.

Идея образования как основной культурной ценности и основы национальной идентификации россиян звучит непривычно, но на самом деле имеет реальные шансы на осуществление. Мы должны по крайней мере попробовать. Образование сейчас есть то, что нас объединяет. По сравнению с другими нациями очевидно, что в России особое отношение к образованию, и мы готовы идти на жертву ради него. Не ради же российского флага мы готовы на жертвы. Отсюда реальная возможность социальной консолидации. Будем надеяться, что наши дети смогут занять более высокую культурную ступеньку, и в этом отношении государство может стать пропагандистом и организатором нового равенства.

Проблема использования образования как идеологического ресурса

У стратегии развития образования мощный и долгоиграющий потенциал, это связано с двумя аспектами - очень высоким престижем образования в обществе и шансом войти в новую экономику, перепрыгнув этап машинной цивилизации. Сейчас центральная проблема - поднять доступность образования. Какова роль образования в экономике - понятно, а в общественной морали и консолидированности общества? Мы потеряли идеологию, потеряли чувство единства, общества и т.д. Мы вошли в рынок, а рынок по своей основе - это конкурентные отношения, неравенство - его механизм. Но неравенство будет эффективно только тогда, когда каждый сохраняет шанс вырваться вперед. Как только неравенство наследуется, это страшно. Не в том беда, что сын хозяина имеет деньги на жизнь и развлечения, пусть он их имеет, но хозяином - сын хозяина - не обязательно должен становится. Кстати, этого нет во всех развитых странах. В их рыночных экономиках нет социальной отчужденности одних групп населения от других. У них работают механизмы равенства. И в первую очередь обеспечение равенства старта. Каждое нормальное заботящееся о себе общество, думает об этом равенстве старта, заботится, направляет ресурсы на то, чтобы максимально выровнять условия доступа к самому лучшему образованию для выходцев из разных слоев общества. Чуть только профессиональная элита начинает комплектоваться из элиты имущественной, все общество проваливается, оно окостеневает, и примеров таких в истории множество.

В рыночной экономике имущественное неравенство как бы заложено изнутри. Но общества, развивающиеся на рыночной основе, вовсе не кажутся своим согражданам несправедливыми. Дело в том, что в них культивируется особое равенство - равенство старта. Через систему образования дети богатых и бедных получают близкие шансы на личный успех, на то, что их положение в обществе и благосостояние будет основано на их собственных способностях и усилиях, а не только на наследии родителей. Дополнительный резон для общества обеспечивать "равный старт" - он гарантирует качественный отбор профессиональной элиты. Чем уже группа, из которой отбирается элита, - тем меньше конкурентоспособно общество.

Образование как инструмент нового равенства жизненно важно для сохранения целостности нашей страны. Сегодня оно подвергается разрушению больше изнутри, чем снаружи, - у состоятельных появляются не только свои дома, но и свои школы и больницы; у бедных нарастает ощущение, что "страна не для них".

В свое время Чингисхан скрепил только что возникшую монгольскую державу насильственным перемешиванием племен - просто запретив брать жену из своего племени. Сегодня "перемешивание классов" через систему образования - один из немногих сохраняющих потенциальную работоспособность механизмов поддержания национального единства.

Для России, потерявшей идеологию, очень важно найти и удержать основные черты национальной самоидентификации. Но идентификация может идти (и часто идет) по принципу "свой-чужой", делит граждан по этническим признакам. Такая идентификация проста, но разрушительна. Нужна объединяющая всех граждан, "положительная" идентификация. Именно образованность - черта, которую многие наши соотечественники охотно выделяют среди положительных черт российской нации.

Давайте начнем с образования. Я думаю, это может быть основой новой идеологии, новой национальной самоидентификации. У нас делаются регулярные попытки чем-то заместить коммунистическую мораль, коммунистические идеалы и т.д. Чаще всего это религия. Церковь в этом отношении много усилий предпринимает. Но у нас многоконфессиональное государство, и крайне опасно выставлять в качестве скрепок общества идею конфессиональную, она разделяет. Не менее опасно выставлять идею национальную, она тоже разделяет. Ни та, ни другая не годятся для сегодняшней России.

Именно образование может стать основой новой национальной идентификации и новой социальной политики для России. Социальной политика не бывает без равенства, это не помощь бедным и сирым, им на паперти подают. Социальная политика должна объединять народ, а объединить народ можно на идее справедливости.

II

Единый экзамен

Единые требования дают равные возможности. Такой подход даст нам возможность перейти к единым стандартам образования в школе, что, вместе с переходом на единый экзамен, будет означать равную для всех возможность учиться дальше.

Сегодня вступительный экзамен в вуз выполняет фактически роль отбора по кошельку. Школа живет внутри себя, сама учит, сама принимает у себя экзамены. Но может ли она объективно оценивать результаты своей деятельности? Средняя доля медалистов по стране - 5%, по Москве - 2,5%, а в некоторых регионах - 10%. Нужны ли комментарии?

Вузы же объективно заинтересованы в том, чтобы ставить все больше препон перед желающими получить высшее образование, официальных либо неофициальных. И что им еще остается делать при имеющемся финансировании? В результате масса людей просто не может себе позволить высшего образования - или потому, что они живут в другом городе, или потому, что они бедны и не могут оплатить подготовку в вуз или взятки в форме "репетиторства".

Гораздо более эффективной была бы другая система, при которой отбор в основную массу вузов происходил бы на основе системы специализированных тестов, единого экзамена, по итогам которого присваивался бы балл и выдавись бы государственные именные финансовые обязательства, ГИФО, дающие право на финансирование государством дальнейшего образования. Очень часто говорят, что тест не определяет талантливого человека, не раскрывает возможностей мышления и т.д. Я, как ректор, который третий год проводит прием экзаменов путем тестирования, могу сказать, в этом есть элемент истины. Я сам выступал против тестовой системы, когда ее вводили, меня коллеги пересилили и, в общем, были правы. Да, мы не можем через тест определить все способности, но помимо экзамена есть другие механизмы - мы проводим олимпиады в Москве и регионах, отбираем лучших, тех, кто давно сориентировался на наши предметы, что-то читал. Их немного, по каждой специальности 5-7 % - в лучшем случае. Остальных, извините, мы будем отбирать тестовым способом, потому что тест все равно на порядок лучше, чем, например, сочинение. Сочинение невозможно оценить объективно. Когда измученная тетенька смотрит все эти сочинения, ей совершенно неинтересно, Набоков его написал, или Пушкин, - если в соответствии с ее шаблоном "образ Катерины" не раскрыт, то все ясно. Зато тестовая система и то, что единый экзамен будет приниматься отдельным федеральным ведомством, дает возможность заранее выдвигать к абитуриентам совершено прозрачные унифицированные требования и оценивать знания ребенка, не обращаясь ни к учителям, которые его учили, ни к преподавателям вузов, которые могут быть материально заинтересованы в том, чтобы принять того или иного студента. Вопросы теста могут быть опубликованы в Интернете: по 500 вопросам к нынешнему вступительному экзамену в вуз, репетитор еще может "натаскать", но если вопросов будет десяток тысяч, гораздо проще будет просто знать предмет.

Вуз может сам сформулировать требования к поступающим, объявить, с каким общим балом будет принимать на тот или иной факультет, может объявить любую цену за обучение, выше, на уровне или даже ниже ГИФО, в последнем случае он соберет дополнительные деньги. При этом верхняя треть или половина принятых студентов будет обучаться только на основе ГИФО; нижняя же будет платить только разницу между ГИФО и ценой обучения (а не всю стоимость, как сегодня). Сегодня приходится слышать, что Греф предлагает бесплатное образование сделать платным. Это просто демагогия. Сегодня одна треть из 4 миллионов студентов вузов полностью оплачивают свое образование, а какая доля из "бесплатных" оплатила свои "бесплатные" места предварительно, перед зачислением? Государство уже начало резко увеличивать финансирование профессионального образования: уже в 2001 году в полтора раза. Наполнение ГИФО к моменту его введения через 3 года должно достигнуть 15 тысяч рублей на студента в год (сегодня 5,5 тысяч).

Как правило, люди, которые критикуют тестовую систему или единый экзамен, сравнивают эту систему не с тем, что есть сейчас, а с неким идеалом. А его нет. Парадокс реформы образования в том, что за 3-4 года, пока шло обсуждение, люди, которые выступали против, ничего принципиально иного не предлагали. Ни одной связной альтернативной концепции развития российского образования выдвинуто не было: ни в отношении к хозяйственному механизму, ни в отношению к правовой системе, ни по содержанию. Просто ноль. Оставьте, мол, как есть, не трогайте нас.

Возвращаясь к единому экзамену. Тесты могут быть трех видов и, к моему удивлению, Министерство образования за короткий срок все три вида подготовило. Самый простой тест, на аттестат о среднем образовании, - это выбор правильного ответа из трех возможных. В более сложном тесте, так называемом "открытом", нужно ставить галочку против правильного ответа, а также ответить письменно на вопрос или что-то решить (это касается математики). И третий вариант - он по способу ответа такой же, но материал более сложный. Высшая школа экономики, кстати, по этим тестам 19 человек взяла из регионов.

При проведении единого экзамена возникает ряд проблем. Во-первых, нельзя, чтобы контроль над его проведением уходил в регионы. К этому тяготеет Минобразования, потому что Министерство крайне слабое и его силами ничего иного сделать нельзя. Надо подключать представителей президента, начальников ФАПСИ и ФСБ, ЦИКи на местах, проводить через них. Во-вторых, нельзя проводить его без контроля общественности. Люди должны быть твердо убеждены в объективности экзамена, и для этого есть возможность при такой процедуре. Пусть присутствуют при апелляции, при перепроверке результатов компьютерного итога. И самого участника надо в это вовлекать, разъяснить ему, что он может апеллировать, что он обязательно должен сверить результат со своей работой, потому что с техникой у нас разное бывает.

Третья проблема - сохранить тайну при доставке вариантов. На мой взгляд, это легко устраняется, если все варианты будут открытыми. Просто надо по каждому предмету сделать не менее 5000, 6000 вопросов, их вывесить в Интернете, и пусть изучает, кто хочет. Для экзамена же отбирать вариант произвольно, по принципу случайности. Это кстати, гораздо экономичней, чем обеспечение секретности.

Есть еще один аспект - зачисление в вуз по результатам единого экзамена. Делается это для того, чтобы уничтожить коррупцию. Население это поддерживает, и, мне кажется, на компромисс в этом отношении идти невозможно. Да будут, по всей видимости, в первые годы проблемы с тем, что вуз, ну скажем, должен был объявить проходными 85 баллов, а он объявил 75. И на 500 мест, которые он может предоставить, пришло 2000 человек. Есть элементарный способ решения этой проблемы. Вести отбор по рейтингу. Ведь за 4 зачитываемых экзамена, оцениваемых по 100-балльной шкале, диапазон суммы баллов очень широк. Для элитных вузов, куда все равно пойдет много людей с высокими баллами, мы можем позволить ввести дополнительные испытания. С одним условием, что такой экзамен по экономике скажем, МГУ, Финакадемия, ВШЭ и Санкт-Петербургский университет проводят вместе (и с участием представителей Министерства) по регионам, чтобы исключить ситуацию "схваченности". Назвать это дополнительным государственным экзаменом по тем специальностям, которые действительно считаются остродефицитным или особо престижными. Главное, чтобы его не проводил тот вуз, в который идет зачисление. При соблюдении этого условия может быть хоть десять дополнительных экзаменов, важно, чтобы население поверило - результаты таких экзаменов не могут быть куплены заранее.

Особый случай - творческие вузы. В них по понятным причинам не будет никогда единого экзамена, они сразу выпадают из этой системы. Там как было, так и остается. То есть экзамены по общим предметам, русскому языку, истории будут оценивать в системе единого экзамена, а творческий конкурс останется.

Есть еще некоторые нюансы, на которые нужно обратить внимание. Можно пойти на то, чтобы разрешить ректору принимать 7-10 % от общего числа по решению ученого совета без опоры на результаты государственных экзаменов. Я думаю, что это очень полезно, потому что у каждого ректора есть масса административных обязательств, которые связаны с благополучием его вуза, и пусть он их таким образом решает.

Но раз это государственный вуз, общество должно знать список этих людей, которые зачислены по воле ректора. Население будет очень интересоваться. И если ты приличный человек, то скажи откровенно, взял таких-то - и вот почему.

Государственное субсидирование образовательного рынка

Семейные деньги плюс именное финансовое обязательство плюс кредит или субсидия - такая новая схема спроса. Она должна увеличить платежеспособный спрос примерно в два - два с половиной раза.

Государство по-прежнему продолжает субсидировать образование, даже в увеличенных размерах. Но есть важное различие. Государство передает эти деньги не учреждениям, как сейчас, - оно эти деньги дает персонально людям. Деньги окрашенные. Ты их не можешь потратить на водку, ты их можешь потратить только на обучение. Но эти деньги в виде таких целевых обязательств государства берутся человеком, и он с этим свидетельством (не люблю слово "ваучер", потому что оно сильно окрашено тем безобразием, которое с ним учинили авторы российского капитализма, хотя в других странах не боятся этого слова, потому что ваучер именное обязательство, а у нас его просто сделали предметом блошиной торговли и спекуляций)... Так вот с этим именным финансовым обязательством государства человек выходит на рынок. В этом случае ты сам выбираешь, в какую школу тебе отдать ребенка, ты сравниваешь сам эти школы. Сдав государственный экзамен, получив определенные оценки и определенную сумму денег, гарантированную от государства, ты можешь добавить к ней свои деньги, если ты недостаточно хорошо сдал экзамен. Ты можешь не добавлять, а найти вуз с соответствующей ценой. Это рынок, это свобода для потребителя. Рынок, на котором тебе предоставляются определенные гарантии.

Важнейший элемент ГИФО - гарантированной уровень государственной поддержки - зависит от результатов, показанных будущим студентом на государственных испытаниях. Это стимулирует вузы бороться за лучшего студента (сегодня и блестящий студент, и средний приносят в бюджет вуза одинаковые и весьма небольшие деньги, зато богатый троечник, обучающийся на коммерческом отделении, кормит преподавателей "сразу за всех троих").

Какие окончательные формы примет такая система финансирования, будет ясно по результатам экспериментов, которые Правительство собирается провести в 2002 и 2003 годах.

Понятно, что размер ГИФО должен соответствовать той части бюджетного финансирования, которая непосредственно связана с обеспечением учебного процесса. Сюда входит зарплата преподавателей, учебно-методические расходы, затраты на библиотеку, на практики и т.п. Сегодня это - примерно 60% от текущего финансирования вузов, то есть 10 тыс. рублей на студента. Остальное пока пойдет через другие каналы бюджетного финансирования. (Через 2 года, когда предполагается - при успешном ходе эксперимента - перейти к повсеместному переходу на ГИФО, - его средний размер должен составить уже 18-20 тыс. рублей.)

Категории ГИФО: А++ (победители федеральных олимпиад, 10 тыс. студентов в год) - 40 т.р. и стипендия 10 т.р. (80+20 т.р. в 2004 году).

А+ (набравшие на ЕГЭ более 450 баллов, 50 тыс. чел. в год) - 25 т.р. (50 т.р.).

А (набравшие от 350 до 450 баллов, 150 тыс. чел. в год) - 15 т.р. (30 т.р.).

Б (набравшие от 250 до 350 баллов, 350 тыс. чел. в год) - 10 т.р. (20 т.р.).

В (набравшие от 150 до 250 баллов, 350 тыс. чел. в год) - 5 т.р. (10 т.р.).

Г (набравшие менее 150 баллов, 150 тыс. чел. в год) - финансовая поддержка отсутствует.

Вузы объявляют по каждой программе условия приема: проходной балл по каждому предмету (например: физика - 75, химия - 60, иностранный - 50, математика - 70, русский - 50) и единую стоимость обучения (например, 30 тыс. рублей в год). Вуз может также объявить минимальное и предельное число мест по программе (например, от 20 до 120). Если заявлений оказалось меньше 20, вуз объявляет о том, что он не будет вести обучение по данной программе. Если больше 120 - отбираются абитуриенты с большим числом баллов.

Допустим, в наш вуз пришло 2000 студентов, в том числе с:

А++ 2

А+ 25

А 350

Б 973

В 650

Г 0 (в данном случае вуз установил высокую планку, и представители этой категории в число студентов просто не попали).

Верхние 50% по рейтингу обучаются только за ГИФО ( в нашем случае это все с А и верхняя половина студентов с Б). Часть студентов доплачивает 20 т.р., часть - 25 т.р. По мере роста денежного наполнения ГИФО со стороны государства цифры доплаты снижаются.

Чем ниже категория, тем больше денег за обучение они должны доплачивать из своего кармана. Вот что такое система именных финансовых обязательств. Мы не отменяем платную и бесплатную формы обучения. Но вузы получают дополнительный стимул бороться за лучших. Сейчас они борются за худших, потому что худшие деньги платят. А чем лучше студенты, тем, в общем, должно быть выгоднее для вуза. Мы помогаем тем, кто сейчас вынужден переплатить или отказаться от образования. 40 тыс. рублей не все наберут, а 20 тыс. рублей уже кто-то наберет, потому что у него есть гарантированная государством половина суммы. И они с ней в элитный вуз прошли и там учатся. И элитный вуз не унижается, не берет дураков, извините меня, за 5 тыс. долларов, потому что в совокупности эта система в полтора раза больше денег дает ведущим вузам. Это резко расширяет поле бесплатного образования и доступность платного образования, потому что государство участвует в финансировании платного образования.

Сейчас много людей, которые поступают в различные псевдо-институты и 5-6 лет там учатся, желая уклониться от армии, за 300 долларов в год. Но после окончания начинается трагедия, человека не берут на работу, потому что все уже знают, что за образование дает его институт. В итоге мы получаем выброшенные время и деньги малодоходной семьи. А если мы к 200-300 долларам дадим 300-400 государственных, то это будет уже 600-700. За эти деньги человек может получить специальность инженера в Бауманке.

В системе нормативного финансирования нет абсолютно ничего, что расширяло бы долю платного образования или каким-то образом наступало бы на права тех, кто сейчас, честно говоря, вообще никаких прав не имеет.

Что противники ГИФО говорят по этому поводу? Один ребенок учится в хорошей московской школе и получит уровень поддержки "а", а другой - в плохой сельской, и ему достанется уровень "б". Это, дескать, будет дискриминация. Но извините, а какую систему вы требуете сохранить? Сегодня что - столичные вузы полны сельскими выпускниками? В Москве в 1990-м было 75% иногородних студентов, сейчас - 25%. В Питере аналогично.

Сельский школьник образования не получает и просто не попадает в вуз, у него шансов нет никаких. Но его "б" - это будет значить 5 или 10 тыс. рублей господдержки, а сейчас он ничего не имеет и никуда не едет поступать.

Мы можем и должны улучшить ситуацию по сравнению с нынешним положением. Потом можно будет дополнительно систему модифицировать, ввести социальные региональные доплаты для бедных студентов. Это будут просто некие дополнительные деньги для вузов, которые позволят компенсировать для того же студента стипендию, чтобы он жить мог.

Мы выпускаем инженеров в три раза больше, чем в США. Механизм этого выпуска очень простой и забавный. Есть технический вуз, в нем 1000 мест инженеров и 200 экономистов и юристов. Взять больше вуз не может, потому что он технический. "На инженеров" хотят поступить 500 человек, а "на экономистов" 1500 человек. На инженерные факультеты проходят все 500 человек, и еще 500 мест остается. Казалось бы, на следующий год Минобразования должно эти места просто срезать - ан нет, до Министерства даже не доходит информация о незаполненных местах. На факультеты экономики и права принимаются 200 "бесплатных", еще 200 платных - и остается еще больше тысячи претендентов. И вот этим неудачникам предлагают выбор - бесплатные места на технических факультетах - или армия... (или коммерческий вуз, где обучение за деньги и заведомо хуже). Результат. Все места заполнены, и даже конкурс был - 2100 человек на 1200 мест...

Псевдообразование

Сегодня из 600 государственных вузов экономику и менеджмент имеют все, право - уже почти все. На этом делают основные деньги. За 90-е годы наше общество уже получило около 3-х миллионов людей с дипломами экономистов, менеджеров и юристов, которые ни одним профессиональным сообществом за профессионалов признаны не будут. Их просто не тому обучили, де-факто - обманули. Мы выпускаем специалистов, которые никому не нужны и которые немедленно идут мебель собирать или, если деньги есть, получать второе высшее образование. Так почему же сразу этого не сделать?

Псевдообразование - рыночный механизм снятия текущего социального напряжения. Нет сейчас ощущения у бедных, что им перекрыт доступ к вузу. Вот он - вуз, "и недорогой", как сказал Брежнев в анекдоте. Но такое образование не имеет перспективы на рынке, оно - на несколько лет, как на несколько дней купленный по дешевке костюм для покойника или реквизитные туфли на картонной подметке. Псевдообразование имеет эффективность для его получателя, когда рынок не различает качества подготовки, когда для работодателя диплом имеет чисто символическое, сигнальное значение, и это в буквальном смысле - любой диплом.

Сокращенный вариант этой статьи был опубликован в журнале "Отечественные записки"

Примечания: