Ночь живых мертвецов

Темой этого квикля стали три события, на самом деле почти идентичных, хотя на первый взгляд несопоставимых. Первое - выход двух номеров новой газеты "Консерватор"; второе - обмен открытыми письмами между Германом и Володарским; и наконец - телевизионный иск "Идущих вместе" к молодежной газете "Молоток".

Все три события способны вогнать стороннего наблюдателя в долгую, глухую и как будто беспричинную депрессию, которая при некоторой рефлексии легко объясняется: все происходящее свидетельствует о конце времен. Как и московская книжная ярмарка, на которой нет ни одного нового имени и яркого события. Как и начало нового телевизионного сезона. Как и русская политическая жизнь, полная пустот, темнот и недоговоренностей. Все вокруг свидетельствует только об одном: мы опять вступили в осень, и не солнечно-дымную, как та, что за окном, а в беспросветно-хмурую, как и положено в наших широтах. Идет застой, широкомасштабный и всеобщий, и ничто не ново под нашим оловянным солнцем. Когда-то в СССР кончилась социалистическая эпоха, но понимать этого она не желала и все длилась, длилась - пока не была отменена сверху. Историческое время русского либерализма тоже давно завершилось, но либерализм ничего еще не понял - и впору спиться, как спивались советские МНСы и запоздалые поздние шестидесятники в начале семидесятых. Брежнев - последний генсек зрелого социализма; Путин - последний президент эпохи зрелого русского либерализма; то, что будет дальше, - будет, наверное, не лучше.

Первый признак конца эпохи (ей-богу, я как человек, заставший сразу два таких исторических периода, могу уже диссертацию об этом писать), - это когда выбирать становится не из чего: все хороши. В послецарской России таким периодом стал семнадцатый год, когда в противостоянии Временного правительства и большевиков оба явственно оказались хуже - и победили третьи (третьи побеждают всегда: начался бунт деклассированных элементов, который сильно изумил самих большевиков. Не для Шариковых же они делали революцию! Весь русский большевизм кончился в 1918 году, хотя потом его еще 20 лет достреливали). При Брежневе налицо был конфликт советского идиотизма и советского же инакомыслия; не устаю настаивать на том, что они стоили друг друга. После взаимного уничтожения борющихся сторон победителями оказались братки, тот всероссийский криминал, у которого принципов не было вообще. Наконец, знаком конца либеральной эпохи стало противостояние Кремля и НТВ, олигархата и чекистов (правда, чекисты подсуетились с обеих сторон); выбирать стало не из чего, и русский либерализм накрылся. Путин мог стать его могильщиком, но предпочел стать его последним могиканином.

Теперь уже можно подвести кое-какие итоги этому во всех отношениях бесславному десятилетию (1991-2001) и обозначить типологические признаки русского либерализма в эти времена, а то форумная публика до сих пор неустанно спорит о том, кого можно называть либералом, а кого консерватором. Римское право вспоминают, французскую революцию притягивают... Между тем либерализмов много, и наш был уж очень специфичен. Главной его чертой было фантастическое лицемерие, до которого коммунистам далеко, а главной задачей - фактическое уничтожение России под предлогом уничтожения русского же коммунизма. Так ли это было субъективно - покажет история; но объективно, увы, так. Сравним для примера денацификацию Германии с "декоммунизацией" СССР: истинно сказано - по делам их узнаете их. Германия в 1945 году распалась на две страны - СССР распался на 15. Германия восстанавливалась и строилась невиданными темпами (восточной помогали русские, западной - американцы); в России ничего подобного нет до сих пор. Целью советско-американской коалиции было уничтожение германского фашизма при сохранении германской культуры; фашизм был раковой опухолью на теле Германии, рудиментом античного язычества, вспышкой дохристианского магизма. Не знаю уж, о какой коалиции следовало бы говорить в нашем случае - я далек от мысли о мировой закулисе и не люблю теории заговоров, - но я слишком хорошо помню настроения приезжавших сюда американцев и европейцев. Никому дела не было до того, что Россия не была никакой коммунистической империей - она была просто империей, что есть вполне натуральная для нее форма существования. Удар, направленный в "тоталитарного монстра", пришелся по основам русской жизни - и обещанное царство свободы обернулось самой что ни на есть блатной диктатурой, а любой, кто осмеливался об этом сказать, превратился в сторонника ГУЛАГа, расстрельщика, тюремщика и прочая. Под предлогом борьбы с русским тоталитаризмом уничтожалась не идеология, но страна.

Что говорить, у русского либерализма был свой зенит, был период, когда еще было из кого выбирать (например, между Ельциным и Хасбулатовым в октябре 1993 года). Но в условиях победившего либерализма деградация происходит очень быстро, и обусловлено это тем, что иметь убеждения становится накладно. Это как бы даже и вовсе не комильфо - исповедовать какие-нибудь принципы, кроме личной заинтересованности. Это не либерально, тоталитарно, это ГУЛАГом пахнет. Вот меня на форуме некая девушка (хочу верить, что юная, - то есть что наличествует у нее шанс поумнеть) на полном серьезе спрашивает: неужели Быков в самом деле верит, что человеческая жизнь не является высшей ценностью? Ведь этак он накликает демонов, которые первым съедят его... Ну нет, спешит ее утешить какой-то юноша (опять же надеюсь, что юноша!): такие, как он, при любом режиме, сволочи, устраиваются...

Да, человеческая жизнь отнюдь не является для меня высшей ценностью. По крайней мере, моя собственная жизнь. И смешно как-то напоминать людям ХХI века, что существование, дороже которого у человека нет ничего, - обесценено по определению. Если человеку не за что умереть - к чему ему жить? Настоящий либерализм, в отличие от русского, как раз и подразумевает наличие таких сверхценностей - очень жестких, очень иерархичных; однако русский либерализм ведь не был политической философией. Он был пустотой беспредела под маской вольности. Или, еще точней, кислотой, которую плеснули на железо, и без того ржавое.

Сегодня мы присутствуем при расплате за это веселое десятилетие. При полном иссякновении национального интеллектуального и промышленного ресурса. И при нагляднейшей неспособности отечественной интеллектуальной элиты сформулировать вслух какие-то простые вещи - гипнозы "либерализма" все еще сильны, хотя за ним давно уже нет ничего. Эту полную пустоту и продемонстрировала газета "Консерватор".

Ожидался некоторый пуф, бенц, бах - получился глухой шмяк, и это вполне закономерно. Можно было ожидать, что на месте скучной "Общей газеты", выражавшей позицию вконец изолгавшихся шестидесятников-прогрессистов, возникнет культовое-модное-стильное, лощено-аналитическое издание... но кто же мог предположить, что издание получится еще скучней, чем "Общая", и еще более общее - в смысле мест? Впрочем, кто-кто, а я особенных иллюзий не питал с самого начала. Я вам сейчас расскажу, как такие издания делаются. В Москве (как и в любом крупном городе) есть некоторое количество интеллектуальных спекулянтов: слово "спекулянт" сейчас, кажется, отмыто от негативной модальности, и я, в общем, не хочу сказать ничего обидного. Эти интеллектуальные спекулянты либеральны только в одном отношении: они готовы с равной убедительностью доказывать взаимоисключающие вещи. То есть русский такой либерализм, домашний, - от слова "либерализация цен". Никаких особых талантов Господь этим людям не дал: они умеют писать забавные заметки с большим количеством цитат и на этом основании называют себя "блестящими стилистами". Понять, чего они хотят, - решительно невозможно, пока путаешься в паутине их словес и боишься заглянуть в глаза; заглянувши, явственно увидишь цифру - и сразу поймешь, чего им, собственно, надо. Эти люди кочуют от издания к изданию, от предвыборного штаба к штабу - и всюду предлагают набор своих нехитрых умений, после чего очень быстро (за год-два) заваливают любое дело и отчаливают на поиски следующего медиа-магната, которому надо отмыть деньги, или пиарщика, которому надо вложить деньги босса в "грамотную пиар-кампанию".

Из "Русского телеграфа" эта публика плывет в предвыборный штаб Кириенко, от Кириенко устремляется к Грызлову, от Грызлова - в стильную телепрограмму... Короче, стилисты шумною толпой по Постсоветии кочуют, они сегодня под Москвой, а завтра в Питере ночуют. Сейчас эти стильные персонажи, у которых давно уже нет за душой ни одной сколько-нибудь креативной концепции, залудили новое издание, которое названием своим вроде бы как бы соответствует духу времени - "Консерватор". На самом деле оно с тем же успехом могло бы называться "Метафизик" или "Черепослов, сиречь Френолог": никакого консерватизма там нет, а заявленный "право-либерализм" есть такая же хитрая фикция, как и лево-либерализм, и любой другой либерализм. Уже и в "Русском телеграфе" вполне наглядна была понтистая, развесистая, но абсолютная пустота изданий такого типа. "Консерватор" очень толст - 24 полосы максимального газетного формата; отсюда ощущение страшной словесной избыточности, заболтанности, вязкой словесной паутины, когда человек готов бесконечно демонстрировать свою готовность плести узоры вокруг копеечной мысли. Издание типично застойное, скучнее "Правды". Если Лейбмана и вправду нанимали, чтобы сделать хорошую лояльную газету, - наниматели просчитались по полной программе; если число безработных стилистов попросту достигло критической массы и им захотелось в очередной раз сообща создать себе кормушку - трудно сомневаться в том, что эта кормушка, при таком качестве издания, иссякнет еще до очередного кризиса.

Кризис 1998 года только тем и был хорош, что благодаря ему лопнуло несколько подобных "пузырей земли" - изданий, в которых очень весело умели пересказывать свою биографию под видом рецензий и строить все те же интеллектуальные спекуляции на почве кремлевских слухов; колумнистом "Консерватора" стал Андрей Колесников (не тот, что писал "от первого лица", а тот, что от лица Коха). Кинокритиком - Денис Горелов. О литературе пишет Левкин, и естественно, со словом "герменевтика". Интересно, а Дуню Смирнову позовут? Без нее народ неполный, как и без Беляевой-Конеген. Ко-не-ген! Все узнаваемо и даже мило - вплоть до разворота о светской жизни. С этим невозможно полемизировать, это невозможно рассматривать всерьез, это даже не раздражает. Все это уже умерло, умерло, умерло, как писал о том Борис Кузьминский, - только не из-за дефолта, как он о том писал, а от мертворожденности. Странно, однако, что вся эта публика, начиная с Александра Тимофеевского и заканчивая Татьяной Толстой, все еще никак не заметит мата своему королю. Зачем туда понесло Ольшанского - один Бог знает; думаю, это ошибка не только стратегическая, но и метафизическая - и поплатится он за нее куда серьезнее, чем за статью "Как я перестал бояться и начал любить Черную Сотню".

Как ни странно, переписка Володарского и Германа - явление ровно того же порядка. Исчерпанность всех противостояний, нищета всех парадигм, тоска зеленая, брезгливость удушающая... Разумеется, на первый взгляд тут вполне еще есть из кого выбирать. Конечно, Герман лучше Володарского. Он великий режиссер, с этим не будет спорить даже тот, кто, подобно мне, считает неудачей "Хрусталева" и злится на преувеличенные восторги все тех же либералов - Толстой, Вайля, - по поводу этой картины. Картина, кстати, все равно мощная и трагическая - куда более значительная, чем льстивые песни ее поклонников; ну что это такое - Сергей Шолохов или Андрей Чернов захлебываются по поводу "Хрусталева"? Что, кроме пошлостей, могут все они сказать об этом кровавом месиве советских и постсоветских комплексов, страхов, маний и сновидений? Про такое явление надо говорить с некоторой долей целомудрия; а если большой художник, решив нарушить ряд принципиальных для искусства конвенций, потерпел на этом пути неудачу или, по крайней мере, полуудачу - не грех и сказать ему об этом, при всем преклонении. И Володарский, страшно сказать, прав, говоря, что Герман превратился в "священную корову", - но больше он не прав ни в чем, абсолютно. Жутко читать его письмо, этот документ торжествующего маразма, то ли алкогольный, то ли маниакально-депрессивный бред, с переходами то на вы, то на ты, с чудовищными личными выпадами, за которые морду бьют, с полным забвением приличий, с рептильно-сервильными интонациями, когда заходит речь о Михалкове... Чего стоит противопоставление Никиты Михалкова чистеньким мальчикам из околоправительственных семей, вроде Германа! Что скрывать, Михалков у нас под забором найден, в нищете вырос, до пятнадцати лет по вокзалам песни пел - "А я, мол, иду, шагаю по Москве!", за каковым занятием его и заметил Георгий Данелия, и вывел в люди... А чего стоит великолепная сентенция о том, как Симонов в 1987 году лично Володарского поблагодарил за переделку сценария "Двадцать дней без войны"! Специально с того света восемь лет спустя вернулся, чтобы поблагодарить: неспокойна была душа писателя-фронтовика, тяготел над нею долг моральный... Да ладно, с Володарским все ясно. И давно. Не зря Михаил Шемякин пустил каламбур про Сволодарского.

Неясно с Германом, чей ответ, помещенный в соответствующем издании, тоже не отличается внятностью. На такие письма лучше вообще не отвечать - или уж пусть отвечают другие, молчаливым презрением или кипящим негодованием. Герман отвечает очень темно, вяло, явно устно, не удостаивая письменно изложить свои взгляды. Получается у него, что Володарский выполняет заказ Михалкова (как будто это важно!). Как будто он, Герман, вступился за Сокурова - и вот за это получил. Далее пишется о том, что Сокуров очень большой мастер, великий... То есть одна фикция - величие Никиты Михалкова - побивается другой кажимостью, величием Сокурова; и эти две крайности схлестнулись на самом деле под масками двух былых соавторов (если кто не помнит, Володарский с Германом вместе делали "Проверку на дорогах").

Тут все грустно. Но особенно грустно то, что воюющие стороны одинаково хороши. Говорю, конечно, не о Германе с Володарским, - тут-то не надо быть кинокритиком, чтобы понять, кто велик, а кто так себе. Говорю об уровне полемизирующих сторон и о системе аргументов. О том, что так называемый либерализм поднимает на щит одного художника с действительно яркой и честной неудачей, а так называемое почвенничество размахивает другим художником с цепочкой таких же ярких, но нечестных полуудач. Теперь уже неважно, получатся ли у Михалкова "Утомленные солнцем-2": велик, огромен шанс, что не получатся. Но дела до этого не будет уже никому: важно будет только то, что ваш Михалков опять опозорился, зато вот наш Герман... И кому какое дело, что сам Михалков с самим Германом давно уже по некоторым критериям все ближе, ближе... а свиты и подавно уравновесились...

У каждого свои иконы. Оба клана давно неотличимы по уровню, и число талантов у либералов давно не превышает числа одаренных людей у государственников. И то, и другое стремится к нулю. А уровень полемики давно уже ниже плинтуса. И от этого на душе так же тухло, как и от газеты "Консерватор", мало чем отличающейся - кроме формата - от газеты "Завтра": оба их последних номера словно сделаны пять лет назад.

Ну и, наконец, о Федоре Павлове-Андреевиче, главном редакторе "Молотка", и об иске, который вчинили ему "Идущие". На 11 сентября - катастрофическое стало число, честное слово! - назначена съемка телесуда между ними. Не знаю уж, кто кого пиарит, кто кому платил, - "Идущие" ли дали денег Феде за это шоу, Федя ли обратился к "Идущим" за рекламой, - как бы то ни было, меня позвали туда экспертом. И вот я сижу в задумчивости: пойти - значит принять участие в этом взаимном пиаре. Не пойти - значит так и оставить случившееся, дав сторонам спокойно удовлетворить друг друга. Нет, я туда, конечно, схожу и этот кайф им обломаю: такой клинический случай заслуживает моего личного разбора.

Вот подумайте: возможен ли иск педофила к наркоману? Или выбор между скинхедом и баркашовцем? Или полемика между газетами "Завтра" и "Московский комсомолец"? Что тут будешь делать, оба хуже. Главная коллизия времен упадка, времен, когда - в сотый раз приходится повторять - снимаются оппозиции и упраздняются дихотомии. Все в этом самом по уши.

Это что мне, символом государственничества и патриотизма стоит считать организацию братьев Якеменко? С их белыми от бешенства глазами, мастерским самоподзаводом, сектантской упертостью, кругозором шириною в игольное ушко и методами дрессировки детей, заставляющими вспомнить о движении хунвейбинов? Это что мне, символом свободы и независимости считать мерзкое изданьице Павлова-Андреевича, с его жаргоном, дешевым стебом, откровенным заигрыванием с тупейшей частью молодежи, со всеми его расколбасами и прибамбасами, развесистой пошлятиной и протухшей стильностью? Ну как тут будешь выбирать, с кем спорить, кого оправдывать, чью сторону в принципе возможно взять в их противостоянии, единственным желательным исходом которого было бы взаимное уничтожение борющихся?

Причем ведь и "Молоток", и "Идущие" - это развлечение примерно для десяти процентов российской молодежи, по пять на брата. Остальные девяносто с глубочайшим пофигизмом относятся и к тому, и к другим. И именно из среды этих девяноста вырастет некто третий - который всегда возникает на руинах двух взаимно уничтожающихся крайностей. Крайности эти давно уравнялись в мерзости. Назывались они Русским Либерализмом и Русским Фундаментализмом. Первое было свободой убивать всех во имя собственного брюха, второе - свободой давить всех во имя собственного происхождения. И не знаю, от каких демонов лучше погибать.

Вот об этом-то третьем, которое грядет, я и думаю сейчас больше всего. Но поскольку дети редко бывают лучше родителей - мысли эти, как вы понимаете, не самые веселые.