В книге "Только один год", в 70-х годах, Светлана Аллилуева писала о том, что на Кавказе с незапамятных времен существуют места, где живут негры, но откуда они появились в России, никто не знает. "До сих пор в горах Абхазии осталось негритянское население, - писала дочь Сталина, - ...мусульманские черные деревни Абхазии жили немногим лучше, чем их предки в Африке: почти полная неграмотность, бедность. Местное население не смешивается с неграми, их оттеснили в бесплодную горную местность... молодежь, знающая по-русски... рассказывала, что все хотят учиться, что женщины неграмотны, что, вообще, - раса вымирает". А недавно, в 1998 году, к близящейся 200-й годовщине со дня рождения Пушкина, в московской газете "Культура" появилась небольшая заметка потомков великого поэта, Юлии Григорьевны Пушкиной, праправнучки, и Георгия Александровича Галина, праправнука. Заметка эта называется "С Пушкиным на родственной ноге". В числе прочего они, с некоторой долей раздражения, пишут, что к 200-летию празднования дня рождения поэта расплодилось не только в России, но и в других странах мира множество лиц, называющих себя "потомками Пушкина" и дальними родственниками российского национального гения, причисляющих себя бездоказательно к роду Пушкиных. Среди нерусских и нероссийских так называемых "потомков" Пушкина (на всякий случай беру слово "потомки" в кавычки) правнучка А.С. и его правнук называют даже некоего эфиопа Ажала из Хайфы (Израиль), недавно репатриировавшегося на свою историческую прародину. Статья об эфиопе Ажале появилась в московской газете "Труд" от 16.11.96, где этот человек рассказывает журналистам легенду, которая передается в его роду из поколения в поколение.

Аллилуева писала свою вторую книгу "Только один год" в то время, когда эмиграция в Израиль только начиналась, а об операции вывоза на самолете фалашей - группы граждан Эфиопии, именующих себя потомками древних иудеев (эта операция называлась "Шломо"), в страну Авраама, Ицхака и Яакова, ни она, ни тем более Юлия Пушкина и Александр Галин не могли даже предполагать... И тут я перехожу к интереснейшей книге абхазского писателя и ученого Дмитрия Гулиа "История Абхазии", где он пишет о том, что те чернокожие люди (а именно их имеет в виду Светлана Аллилуева, называя их неграми) на самом деле эфиопы, далекие предки абхазских евреев, пришедших в Абхазию в незапамятные времена, как именовед, я пользуюсь розысками Дмитрия Гулиа по топонимике (наименования географических мест), где он утверждает, что названия мест в Эфиопии и в Абхазии совершенно одинаковы: Багада - Багада, Гумма - Гумма, Табакур - Дабакур и так далее. Дмитрий Гулиа не строит своих предположений на песке, а в доказательство приводит ссылку на утверждение великих ученых древности Геродота, Каллимаха и других, писавших, что жители Колхиды (так до нашей эры называлось восточное побережье Черного моря) появились здесь из Египта. Бывшие абиссинцы на побережье Колхиды стали называться новым именем - колхи, сохраняя множество воспоминаний о египтянах и о прежнем месте проживания своих предков в стране древних пирамид.

Именно об одном из этих воспоминаний, которые Ю.Пушкина и А.Галин называют "легендой " (об этом ниже), упоминается в разысканьях многих ученых, как иностранных, так и русских. Из русских ученых писал об абхазской общине по названию Адзюбжа этнограф Е.Марков еще в 1913 году в газете "Кавказ". "Я был поражен чисто тропическим ландшафтом, - пишет ученый, - на яркой зелени густых девственных зарослей вырисовывались хижины... крытые тростником, копошились курчавые негритята, везде были... черные люди в белых одеждах. Негры ничем не отличаются от абхазцев, говорят только по-абхазски, исповедуют ту же веру... Мне думается, что негры в этих местах являются случайным элементом..." Вероятно, этнографу Е.Маркову не удалось познакомиться с абхазскими "неграми" поближе, ибо в отношении веры эфиопов он несколько поспешил, причислив ее (веру) к религии современных абхазцев, ибо современные абхазцы исповедуют не только ислам, но и православие, а кроме того, в их религии есть и третий элемент. И в доказательство этого перейдем к свидетельству современных жителей Абхазии и Израиля, среди которых часто можно встретить лиц, считающих своими соплеменниками тех, кто сейчас (имеется в виду 1998 год. Прим. редакции) живет в Египте.

О них чрезвычайно интересно пишет некто Н.Орлов в эссе "Абхазские потомки Пушкина", опубликованном в израильском журнале "Алеф". В этом эссе он сообщает читателю о прибывших в Израиль эфиопах, считающих своими религиозными корнями не христианство, не ислам, а иную великую, первую (имею в виду время возникновения) религию мира. Цитирую. "Впервые, - пишет Орлов, - я увидел их не в Израиле, а в далеком Сухуми. И встретились мы в... Сухумской синагоге. На втором этаже служка продал мне пакет мацы, испеченной на "американской машине". Вдруг в комнату вошли несколько совершенно черных курчавых мужчин - по виду настоящие негры - и на абхазском языке что-то спросили служку. Он им ответил... когда они ушли, я спросил: "Эти негры - евреи? И как они здесь очутились?"

Существует несколько версий о том, как копты, так называются потомки древнего населения Египта, попали в Абхазию, но достоверно известно, что так называемые "кавказские негры", те, о которых писала Светлана Аллилуева, - это не представители черной расы, а изначально белые потомки древних эфиопов из Египта, и живут они в Абхазии, вероятно, тысячелетия, в основном в Адзюбже, Поквеше, Агандаре, Меркуле и других селениях. Живут компактно, многие перебрались в Сухуми, работают на трикотажной фабрике, в порту и других местах. И я вспомнила давно позабытое, когда до войны моя мать (а она всю жизнь работала в текстильной промышленности) рассказывала о том, как, приехав в Сухуми в командировку на трикотажную фабрику, она видела на этой фабрике "настоящих негров", работников этого предприятия, что все они прекрасно говорили не только по-абхазски, но и по-русски, что один из руководства этой фабрики - тоже негр, брат его - учитель, а другой родственник - врач. А относительно той "легенды", которую упоминают в газете "Культура" правнучка и правнук А.С.Пушкина, то, не вдаваясь в подробности, скажу только, что в 1927 году A.M.Горький посетил с абхазским писателем Чанбой село Адзюбжу, центр проживания кавказских эфиопов, и старуха-эфиопка при свете ночного костра рассказала ему легенду - быль о том, как появились в Абхазии ее пращуры...

Сам Горький и некоторые из ученых, путем сопоставлений исторических и рассказанных старой женщиной фактов, нашли повествование ее вполне достоверным. И не та ли это "легенда", более похожая на быль, которую изложил нынешний житель Израиля эфиоп Ажал корреспонденту газеты "Труд"? Напрашивается интересный вопрос, с какой долей правды можно утверждать, что среди предков Пушкина, живущих когда-то в Эфиопии, были евреи? Для меня ответ почти однозначен - со стопроцентной правдой. Вышеупомянутым же потомкам Пушкина, живущим в России и ничего не знающим о том, что в их отечестве живет сейчас группа населения одних и тех же с ними экзотических корней, впадать в нелепое волнение как-то не пристало. Уж кому-кому, а им хорошо должно быть известно, кто был их пращур, описанный Пушкиным в повести "Арап Петра Великого".

Начнем с малого и запомним, что сам Пушкин о своих корнях со стороны матери, "прекрасной креолки" Надежды Осиповны, знал не все. После смерти поэта открылись документы, подтверждающие это. Приведу только один пример: у прапрадеда Пушкина. Авраама - Абрама, знаменитого "арапа Петра Великого", был, оказывается, старший брат, вместе с которым его привезли в Россию, - мальчик был крещен и получил имя Алексей. Судя по имени, крестным его отцом был царевич Алексей, сын Петра Первого. О том, что у арапа Петра Великого был брат, Пушкин знал, хотя и смутно. И только недавно стало известно, что Алексей-арап упоминался в архивах двенадцать лет, но скоро все упоминания о нем из записей исчезли. Он был музыкантом и служил гобоистом в Преображенском полку. Далее: поэт почти все время в своих произведениях называет Абрама-Ганнибала негром, а с народностью Эфиопии - эфиопами - совершенно не знакомит читателя. Почему? Потому что только в наше время открылось, что эфиопы - не негры, а "белой кожи" национальность, населявшая когда-то Аравию. И значение этого слова - "загорелый". Вероятно, это была западная Аравия по той причине, что именно здесь сохранились у населяющих ее племен священные воспоминания о святых праотцах Аврааме, Ицхаке и Яакове, доказывающие, что как раз по этой территории проходили иудеи из Египта, стремясь на свою историческую родину под главенством Моисея, который видел на Хориве горящий терновый куст.

Ни один из древних историков не оставил нам столько повествований, подтверждающих библейские сказания. Более того, некоторые из этих аравийских племен (а их немалое количество) сохранили в чистоте старинный язык, родственный древнееврейскому, что весьма ценно для изучения Ветхого Завета. Разрешите мне, автору этого эссе, выдвинуть свою гипотезу о том, что эфиопы - это те евреи, которые, будучи отпущены фараоном (по предположениям Рамзесом II), не ушли вместе со своими соплеменниками в Израиль и, в конце концов, ничем уже не отличались от настоящих египтян, или те, кто ушел с Моисеем, но как-то застрял в Аравии на пути в древнюю Иудею и впоследствии вернулся опять в Африку, а также рассеялся по другим государствам, в том числе и по нашей прародине - России. О том, что в современной России, например, никто, по моим сведениям, этого еще не исследовал, а если и исследовал, то не обнародовал результатов, свидетельствует хотя бы тот факт, что в Большой советской энциклопедии утверждается, что большинство эфиопов - христиане, а также мусульмане и только небольшая группа, так называемые фалаши (насколько я понимаю - часть коптов), исповедают иудаизм. А вот дореволюционный словарь Брокгауза и Эфрона, а этот энциклопедический словарь был полностью проигнорирован советскими историками, идет по шагам фактической истории и утверждает, что фалаши "выдают себя за потомков левитов и своим культом и нравами во многом напоминают иудеев" и что в "умственном отношении народ этот богато одарен" и обладает массой талантов, в том числе поэтическими, музыкальными и торговыми. Многим известно предание о царице Савской - представительнице этого древнего этноса, прибывшей к иудейскому царю Соломону, чтобы убедиться в его мудрости. Царица Савская принесла в дар Соломону золото, драгоценные камни и слоновую кость, а богатство это было достоянием ее народа, одного из самых могущественных торговых народов Аравии того времени. Верховный правитель Эфиопии, негус по преданию, был сыном царя Соломона.

Недавно мне, уже здесь, в Америке, довелось познакомиться с семьей американца, служившего много лет консулом США в Эфиопии, как-то, сидя у них в гостях, я слушала интереснейшие рассказы о пребывании бывшего консула с женой и маленьким сыном в этой стране и о народе этого государства. Семилетний мальчик хозяев сидел в это время в стороне и рассматривал книгу о великих людях России, принесенную ему мною в подарок. Вдруг он пискнул, подбежал к нам, сидевшим за столом, и, указывая отцу и матери что-то на одной из страниц альбома, начал с большим волнением повторять: "Папа! Мама! Смотрите, смотрите, это Леон, Леон!" Оказалось, что во времена жизни семьи в Эфиопии маленького мальчика "нянчил" некто молодой эфиоп по имени Леон, очень образованный молодой человек, по религии - иудей, учившийся в то время в одном из колледжей Франции и зарабатывающий деньги на обучение во время каникул, приглядывая за детьми. А на той странице книги, куда мальчик показывал пальцем, был изображен не кто иной как... Пушкин, и портрет его в книге был из относительно мало известных. Это была миниатюра, акварель И.Е.Вивьена де Шатобрена, исполненная в 1826 году, относящаяся, вероятно, к тому времени, когда, по свидетельству современников. Пушкин "...очень переменился, и страшные черные бакенбарды придали лицу его какое-то чертовское выражение, он все тот же: скор, подвижен и по-прежнему в одну минуту переходит от веселости и смеха к задумчивости и размышлению". Вышеупомянутый портрет был первым изображением Пушкина молодым человеком (1826 год), и именно Вивьен открыл серию картин воссоздания облика поэта, исполненных позже него В.Тропининым, О.Кипренским, Н.Уткиным и Г.Гиппиус. От себя скажу, что на портрете Вивьена де Шатобрена Пушкин как-то особенно походит на интеллигентного современного жителя Аравии.

Приблизительно в 60-годах в России пробудился интерес к национальным корням Пушкина, и были даже попытки журналистов-африканистов найти в Абиссинии место рождения предка поэта. Журналисты, конечно, столкнулись с непреодолимыми трудностями, так как архивы того более чем далекого времени сгорели во время итало-абиссинской войны до начала Второй мировой войны. Но если говорить не об аргументах, которые, возможно, когда-нибудь предоставит нам история, этнография, а может быть, и археология, мы уже сейчас знаем из разных источников, что в тех местах, где, по-видимому, родился Абрам Петрович Ганнибал, прадед Пушкина, целые деревни населены эфиопами, очень похожими внешне как на арапа Петра Великого, так и на его правнука - самого Пушкина. Но, впрочем, в далекую Эфиопию ходить и не надо, ибо российский ученый Илья Львович Файнберг, много писавший о предках Пушкина, говорит, что "через двор, в котором я живу, ходят десятки африканцев-эфиопов, которые учатся русскому языку в Автодорожном институте в Москве. Они так похожи на Пушкина, похожи не только внешне, но и движениями, сменой выражения лица, причем мне объяснили (...) что походка эфиопов, которая всегда описывается как индивидуальная особенность Пушкина, - не индивидуальна, поскольку у них (эфиопов) несколько иное строение мускулатуры ног. Те черты образа Пушкина, о которых пишут его современники, то есть походка, быстрый переход от одного настроения к другому, - особая душевная динамика, тоже характерны для этих африканцев". Получены сведения, что многие из этих молодых людей-эфиопов исповедовали иудаизм.

Удивительны и даже смешны бывают некоторые совпадения. Молодые эфиопы-студенты, ходящие "через двор", где жил И.Л.Файнберг, учились в Автодорожном институте, а это во времена брежневщины был единственный институт в Москве, куда принимали советских евреев. И не по каким - либо особым соображениям, а только потому, что зам. директора этого института принадлежал к той же "малой национальности" и старался предоставить возможность "своим" получить любое высшее образование.

Думаю, что читатели, соанализируя вместе с автором этой статьи факты, придут к заключению, что Алла Кторова пытается открыть новую страницу в происхождении предков гениального поэта и убедить всех россиян в том, что африканец Авраам - Абрам Ганнибал был эфиопом иудейского происхождения. Для меня это уже давно не составляет сомнений, ибо наука ономастика уже очень давно заставила меня обратить пристальное внимание на то, какие имена носили предки Александра Сергеевича со стороны матери. Разумеется, я никак не претендую на какие-то сугубо исторические открытия, безоговорочно утверждающие мою правоту, так как прямых доказательств нет. Прямых - нет, но есть масса косвенных, именоведческих, и они стоят того, чтобы в них разобраться.

Итак: прадеда Пушкина, знаменитого арапа Петра Великого, звали Авраам, или - в просторечии - Абрам. На родине его называли Ибрагим. Версия о том, что "арапчик", как называли тогда в России маленьких мальчиков с темной кожей из далекой чужеземной страны, был сыном некоего эфиопского князя (князька), подвергается некоторыми учеными сомнению. Заведомо известно только то, что десятилетний "арапчик" Авраам был крещен Петром Великим, назван Петром и по обычаю того времени получил отчество и фамилию, сходную с отчеством крестного, став таким образом Петром Петровичем Петровым (впоследствии он взял себе фамилию Ганнибал). Зафиксировано в истории и то, что мальчик "плакал, когда его оным именем называли, (...) не хотел носить нового имени, (...) и государь велел его называть прежним именем до крещения его". Об этом пишет Петр Абрамович (Авраамович) - сын Абрама Ганнибала. Задаемся вопросом: маленький мальчик не хотел нового православного имени - почему? Пока оставим этот вопрос открытым, хотя имеется масса свидетельств во всемирной истории, когда насильно крещенные еврейские мальчики в России, например, которых похищали и определяли в кантонисты, не хотели носить нового чуждого имени, справедливо полагая, что с новым именем они потеряют и свою веру, а хорошо известно, что именно евреи остаются верными религии отцов и дедов, даже если их заставляют креститься, а если это случается, то тайно исповедуют веру предков. Испанские марраны - то есть крещеные евреи - тому ярчайший пример. Оставил ли сам "арап" воспоминания о том, где он был рожден, какую религию исповедовал до того, как попал в Россию, и прочее? К сожалению, хотя прадед Пушкина действительно трудился над своим жизнеописанием и закончил его, но как-то, "испугавшись фельдъегерского колокольчика" и вообразив, что его сейчас "уведут" ("возьмут" - современный синоним сталинского времени), рукопись сжег. Если вдуматься в этот эпизод, невольно приходит на ум СССР, начиная с послевоенного времени вплоть до перестройки, когда лица еврейской национальности боялись всяких документов, подтверждающих их принадлежность к "малой нации", и уничтожали их. Итак, точно известно, что ребенок не хотел носить нового имени и предпочитал старое, данное ему в стране рождения. Мы не знаем, каково было настоящее имя его брата, также крещенного в России и ставшего Алексеем (о нем упоминалось выше), но есть еще одна интереснейшая подробность для именоведов. Оказывается, в документах о прибытии мальчика Абрама - Авраама - Ибрагима в Россию говорится о том, что в то же самое время, когда Абрам был на пути в чужую для него страну, другим путем в то же государство следовал другой юный арапчик по имени ...Ефим. Некоторые ученые утверждают даже, что это был старший брат Абрама и Алексея. Именоведам неизвестно, когда евреям по имени Хаим стали давать в России при крещении имя Ефим, но факт существования арапчика с этим именем очень ценен, тем более что это имя в быту у русских православных было мало распространено. "Арапчик" Ефим Рагузинский (он носил фамилию крестного отца, коим был Савва Владиславьевич Рагузинский) в молодости был послан, так же как и его сверстник, арап Петра Великого, учиться во Францию и страшно там бедствовал. Почему мальчик стал Ефимом, а не Саввой, по имени крестного, - неизвестно, но для именоведов необычайно занятно другое. Во времена Петра Великого, в XVII веке, в церковном календаре имени Ефим не было, а заменяло его греческое Евфимий. И вполне возможно, что имя Ефим положило начало заменителю еврейского имени Хаим или какой-либо его модификации в Эфиопии. Из исторических записок известно, что Ефим Иванович (так мальчик-арапчик стал, выросши, зваться в России) особенно не выделялся из окружения Петра и таких высот в социальном положении, как прадед Пушкина, не достиг, хотя дослужился до чина генерал-поручика и стал кавалером ордена Александра Невского. Есть и еще несколько свидетельств, которые невозможно игнорировать: так, например, известно, что у прадеда Пушкина Авраама вторая жена была немка Христина-Регина фон Шеберх. которая "родила ему множество черных детей обоего пола", а всего их было... пятнадцать. Известны имена четырех сыновей - Иван, Петр, Януарий - дед Пушкина - и Савва. Пусть не удивится читатель, зная, что отчество матери Пушкина было по-настоящему Януарьевна, а не Осиповна. Да, официально "la belle creole", то есть "прекрасная креолка", именовалась в истории как Надежда Осиповна, хотя Пушкин в своем наброске "Начало биографии" пишет, что настоящее имя его деда было Януарий, "но прабабушка моя не согласилась звать его этим именем, трудным для ее немецкого произношения. "Шорни шорт, - говорила она про мужа, - делат мне шорни репят и дает им шертовски имя", вследствие чего Януария стали называть Иосифом, в просторечии - Осифом или Осипом, отсюда и Надежда Осиповна.

Дочери же арапа Петра Великого носили имена Евдокия, Анна и Елизавета, но когда ему было уже 62 года, появилась и самая младшая - Софья. Арап в те свои преклонные годы жил в Суйде, недалеко от Петербурга, и пушкиноведы предполагают, что тут же росли и дети Елизаветы Абрамовны и Анны Абрамовны, его дочерей, а также Андрей, сын Павла Исааковича, то есть его внук. Откуда же в семье прадеда Пушкина появился Исаак? А вот откуда: последним ребенком арапа Петра Великого был сын, история имени которого тоже заслуживает самого пристального внимания. Выше говорилось, что в деле "арапчиков", привезенных в Россию в подарок Петру Великому, принимал участие некто Савва Владиславьевич Рагузинский. И вот именно в честь него Абрам Петрович назовет много лет спустя своего четвертого, последнего сына Саввой. Архивы же скупо сообщают безо всяких дополнительных объяснений, что в семье имя это "не привилось" и Савву станут называть... Исаак. Не Сергей, Савелий, Серафим или как-то иначе на букву "с", а именно Исаак. Но пойдем дальше.

У Исаака Абрамовича, так же как и у его отца, было многочисленное потомство ("Вся толпа моего семейства, - как он однажды выразился, - пятнадцать человек детей"). Однако мы знаем только некоторых, в частности дочь его, Екатерину Исааковну Ганнибал, в замужестве Меландр, а также сыновей Павла и Семена Исааковичей и, из упомянутых историками, Анну Семеновну, дочь Семена. Читателю, мало знакомому с ономастикой, покажется, что Павел и Семен - чисто православные имена, он не заподозрит в них ничего иудейского, но это только потому, что эквиваленты некоторых еврейских мужских имен, начинающихся на "п" и "с" - как, например, Пинхас, Симха, Самуил, Соломон и других, - в России со времен оных заменялись "для удобства чужого уха" на Павел, Петр и Семен, но только в просторечии, а никак не в документах, а одним из первых такого рода лиц был Петр Павлович Шафиров, занимавший во времена Петра Великого очень высокое место в правительстве. Неизвестно, кто был крестным отцом Шафирова (Шапиро - его настоящая фамилия), но в голову просятся два варианта. Первый - если это был сам Петр Первый, то с именем Петр - все ясно, но если это не так, то есть и вариант второй - иудейское имя Шафирова - Шапиро, скорее всего, было Пинк(х)ас. Возвращаясь же к предкам Пушкина, будем считать, что Исаак назвал своих сыновей вышеуказанными именами не случайно, а по каким-то далеким предкам. Об остальных детях своего двоюродного деда Исаака Абрамовича Ганнибала и, соответственно, об их прозваниях история нам пока не донесла ничего. Все это и посейчас находится в архивах, а, как говорил мне один из замечательных пушкинистов, 80 процентов сведений о Пушкине - на французском языке и большая часть их еще не только не переведена, но даже не исследована. Пушкин очень интересовался Ганнибалами и писал: "Я чрезвычайно дорожу именем моих предков, этим единственным наследством, доставшимся мне от них". В слове "имя" - в этом контексте подразумевается "род", "семья". Допустим, что родного дядю Пушкина, брата матери, звали Саввой, переделанным на Исаак, - о чем поэт прекрасно знал, но нигде не упоминал и не поинтересовался престранным явлением - почему же "это имя не привилось в семье", так же как и настоящее имя его родного деда - Януария, переделанного на Осип (Иосиф).

У Исаака Ганнибала было, как уже говорилось выше, так же, как и у его отца, много детей, о них писалось выше. А вот 3-й сын арапа Петра Великого, двоюродный дед Пушкина, именовался Петром, в честь Петра Великого. Он служил генерал-майором и, когда вышел в отставку, стал жить недалеко от Михайловского в селе Петровском, где поэт навещал его и был хорошо знаком с его женой Ольгой Григорьевной фон Данненберг. В конце 80-х годов мне посчастливилось побывать в селе Михайловском, ныне называемом Пушкинские горы. Знаменитый хранитель заповедника Семен Степанович Гейченко был тогда жив, и встретил он меня необычайно приветливо. Потом выяснилось, что как раз зимой, перед моим прибытием в это драгоценное для нас всех место, ураган свалил и сломал в любовно охраняемой Семеном Степановичем "Аллее Керн" вековой дуб. Был брошен клич о помощи, на который я из США откликнулась немедленно: вот это, как я понимаю, и послужило причиной тому, что с Семеном Степановичем у нас установились близко-дружеские, так называемые "доверительные" отношения, и я смогла задать ему "напрямую" безо всяких колебаний вопросы, занимавшие меня долгое время. Он, в свою очередь, был тоже со мною, насколько я понимаю, в каком-то смысле откровенен. Много интересного, еще не попавшего в печать, услышала я тогда от этого замечательного человека, и только спустя долгое время я, наконец, прочла ответы на свои долго скрываемые мною от окружающих вопросы, в написанной им необыкновенной книге "Пушкиногорье", где абсолютно все соответствует истине.

Итак, Петр Абрамович Ганнибал, двоюродный дед Пушкина. Официально он был женат, но, как все его братья, был необычайно любвеобилен. Он завел у себя в Петровском целый гарем крепостных девушек, из песни слова не выкинешь, "присвоив себе "право первой ночи". Своих наложниц и детей от этих "барских барыней" он по окончании любовных утех поселял в деревне Арапово, существующей до сих пор. У его законного сына по имени Вениамин (прошу обратить внимание на четвертое чисто библейское имя потомков арапа Петра Великого) во времена, когда последний был предводителем уездного дворянства, насчитывалось одиннадцать детей от одной из крепостных девушек. Кроме этого, были у Вениамина Петровича и двое детей - мальчиков от своей "метрески" - синоним выражения "барская барыня", другими словами, фаворитки Марии, дочери таможенного егеря Василия Анисимовича Анисимова. Имена мальчиков были опять-таки Петр и опять-таки... Вениамин. Это был пятый Вениамин (Вениамин Вениаминович) в роду Ганнибалов. Древнеиудейское имя Вениамин среди русского населения в то время не бытовало почти совсем, особенно среди дворянства, и стало распространяться, ставши даже "модным", только в Сибири в первой четверти XVIII века. Причиной моды на это имя в Сибири было то, что так звали высокое духовное лицо - епископа Вениамина Иркутского, скончавшегося в 1814 году. (Духовным лицам даются при рукоположении в церковный сан старинные библейские и по возможности редкие имена - это обыденное явление.) Имя Вениамин до сих пор часто встречается у сибиряков, но сейчас большей частью лишь в отчествах, а в годы Второй мировой войны, когда я была в эвакуации в Барнауле, оно было в ходу и у маленьких мальчиков, а также подростков (сокращенно - Вена!) почти повсеместно. О том, что имя это было во времена жизни Пушкина очень редким, непривычным и очень трудным для произношения (попробуйте-ка скоро произнести "Вениамин Вениаминович"), свидетельствует нежелание матери Вениамина из рода Пушкиных - Ганнибалов Марии Васильевны Анисимовой звать сына библейским наименованием; она "кликала" его, а за нею все - Владимиром. Настоящее библейское имя опять не привилось! Редчайший случай среди дворянских семей а России. И пушкинистам следовало бы очень давно обратить на эту странность пристальное внимание. У православного народа имя, данное при крещении, с большой трудностью могло быть изменено в документах. А уж если человек в царской России хотел изменить свое церковное имя, ему надо было подавать прошение "на высочайшее имя"! И процедура изменения имени крещеного человека была необычайно долгой, утомительной и сложной. Я, изучая историю русской ономастики, знаю один такой случай в XIX веке, когда простой крестьянин просил Александра II изменить свое крестильное имя... Говендяй (а такое имя было тогда в церковном календаре) на Иван. Сокращенное, уменьшительное имя - дело другое и к вышесказанному не имеет никакого отношения. А тут вдруг - в роду Ганнибалов-Пушкиных Савва становится Исааком, Януарий - Иосифом (Осипом) безо всякого о том упоминания в официальных документах! А потом появляются Вениамины, да не один, а два, отец и сын! Дед мальчика, которого мать начала называть Владимиром, Петр Абрамович, жил недалеко, в селе Петровском, маленького "Володьку" привезли к дедушке, они очень полюбили друг друга, и мальчик даже стал считаться наследником имения. Все звали его Володькой Дубровским, ибо он был из местечка Дубровы. Есть ли здесь связь с именем главного героя повести "Дубровский", пока неизвестно. Рассказал мне Семен Степанович Гейченко, что Пушкин хорошо знал своего внучатого двоюродного внука, он навещал двоюродного деда в селе Петровском и так же, как и все окружающие, называл мальчика Володькой. Знал Пушкин и семью Анисимовых. он останавливался у них проездом из Петербурга в Москву и обратно. Потомки Анисимовых, по уверению Семена Степановича, до сих пор живут в Боровичах, подробности о них можно найти в новгородских архивах, а самому Гейченко рассказал о маленьком "арапчике" Вениамине-Владимире, Володьке, в 1965 году Борис Александрович Анисимов, живший тогда в Волхове. Разумеется, если бы ученые заинтересовались всей этой историей, потомков Вениамина-Владимира не так уж трудно было бы разыскать.

Вообще надо сказать, что потомков Ганнибалов рассеяно по России (а со времен перестройки - не только в России) очень много. И уже спустя самое малое время после гибели поэта их можно было найти в самых разных городах нашей страны: жили они и в Пскове, и в Опочке, и в Великих Лугах, а также в Волхове, не говоря уже о С.-Петербурге. Связан с этим забавный, если не сказать смешной эпизод. В Пушкинском доме Санкт-Петербурга, хранится документ от 1845 года времени Николая Первого. Этот документ имеет тесное отношение к любвеобильности предков российского гения и говорит о многочисленности оставленного ими потомства. Однажды царь Николай Первый, начав рассматривать прошения своих граждан, наткнулся на множество просьб потомков Ганнибалов о разрешении носить фамилию их настоящих "биологических" отцов. Николай I подумал, усмехнулся и собственной высочайшей рукой начертал: "Присвоить просителям фамилию Ганнибала, но только задом наперед - сиречь Лабиннаг, а не Ганнибал. Николай". До войны ленинградцы встречали подобную фамилию в родном городе, а уж о фамилии Ганнибал, а также Ганнибалов и говорить не приходится - ее часто можно найти сейчас на страницах российской прессы, так как один из потомков Пушкина - газетный, кажется, работник.

Покончив с Ганнибалами, перейдем к Ржевским - родственникам Александра Сергеевича как по отцу, Сергею Львовичу, так и по матери, ибо предки матери и отца поэта скрещиваются в далеком прошлом, начиная с Петра Пушкина. Здесь мы найдем не только много захватывающего, но и просто курьезного. Начать тут надо с того, что так называемая "Родословная роспись" - то есть генеалогия Ржевских - дана во всех советских исследованиях о Пушкине во всех мельчайших подробностях, и тут мы узнаем то, что Пушкин в 33-м колене - Потомок Рюрика, а также и о прямом родстве Ржевских со всеми первыми киевскими князьями: Игорем, Святославом, Владимиром и Ярославом Мудрым - вплоть до Владимира Мономаха.

Многие интересующиеся Пушкиным знают, что кроме Арины Родионовны, "доброй подружки бедной юности поэта", он очень любил свою бабушку по имени Мария Алексеевна, урожденную Пушкину, женщину старорусского склада, выросшую в патриархальной семье и впитавшую в себя "привычки милой старины". Именно с ней после долгих передряг развелся Осип Абрамович Ганнибал, дед Александра Сергеевича, оставив жене единственную дочь Надежду; будущую Надежду Осиповну, мать поэта. Бабушке Марии Алексеевне выпало счастье стать первой воспитательницей Пушкина, заботливой и любящей спутницей его детства. Она, по описаний первого биографа Пушкина П.П.Бартенева, была женщиной практического ума, хозяйственной сноровки и способности понимать предметы в их отношениях к действительности. Правда, Василий Львович, дядя Пушкина, которого поэт окрестил своим "Парнасским отцом", обращает сугубое наше внимание на то, что, несмотря на свои прекрасные качества, Мария Алексеевна была "старухой со всячинкой". "Эта женщина была первой воспитательницей Поэта, - пишет П.П. Бартенев. - У нее он выучился читать и писать по-русски". "От нее, без сомнения, осталось у Пушкина много семейных преданий, которыми он так дорожил впоследствии", - добавляет Ольга Сергеевна Павлищева, сестра поэта. Что касается семейных преданий, то каждый знает, что бабушки и дедушки первым делом рассказывают внукам о своих семьях, и прежде всего - о своих родителях, то есть о прабабушках и прадедушках. В данном случае нас интересует мать бабушки Пушкина, Марии Алексеевны, то есть прабабка Пушкина. Она была дочерью нижегородского губернатора, первого лица в городе, по фамилии Ржевский. Богатый дом вице-губернатора часто посещал Петр Первый. Пушкин задумал роман "Арап Петра Великого" не только о Ганнибалах, но и о Ржевских. Осуществить все произведение полностью ему не удалось. Но проглядывает ли где-либо в иных произведениях Пушкина его прабабка, мать бабушки Марии Алексеевны? Хоть какое-нибудь воспоминание о ней имеется? Что осталось в памяти поэта, когда он в детстве, глядя на сохранившийся ее (прабабки) старинный портрет работы Григория Сердюкова (вторая половина XVIII века), видел женщину с правильными чертами лица и сосредоточенным взглядом умных глаз, носившую "драгой антик - прабабушкин чепец", что было отмечено Пушкиным в его юношеском стихотворении "Сон" в 1816 году? Каково было ее имя? И вот тут начинается курьезная часть биографии предков величайшего Поэта мира, которая долгое время вводила русских пушкинистов, а также экскурсоводов и всех, кто глубоко интересовался происхождением Пушкина, в недоумение и заблуждение. Потому что звали прабабку Пушкина - Сарра Юрьевна Ржевская. Во всех родословиях Пушкина она, конечно, стала упоминаться спустя много лет после гибели поэта, но упоминается почти вскользь, безо всяких подробностей. Почему? Как говаривал Иван Андреевич Крылов, "мысль эту можно боле пояснить, да чтоб гусей не раздразнить". Однако, оставив "гусей" без внимания, обратимся к чему-то более существенному. Простите, читатель, но когда я пишу эти строки, то не могу отделаться от обывательской песенки, сочиненной в недавнее время в связи с антисемитскими гонениями в СССР на "малую национальность". Уверена, что все помнят и припев этой песни: "евреи, евреи, кругом одни евреи", подразумевая представителей этой национальности будто бы виновными во всем, что есть отрицательного в нашем отечестве. Необычное имя Саppa, как звалась прабабка Пушкина, долгое время совершенно сбивало с толку пушкинистов: одни называли ее Саррой Юльевной, другие - Софьей. Суета вокруг имени Сарры Юрьевны была долгой и абсолютно не по существу. Как могло случиться, вопияли пушкинисты, что вице-губернатор Юрий Ржевский, истинный славянин, дал дочери, русской боярышне, такое архаичное, более того - "еврейское" имя? Ошибка, заключали биографы Пушкина, здесь явно произошла ошибка, а если уж вдруг звали прабабку Поэта, как на грех, действительно Саррой, то позже она была переименована в Софью, так как такое необыкновенное имя, как Сарра, в совершенно русской среде - не привилось! Не привилось! Чуть ли не в пятый раз встречаем мы фразу в биографии предков Пушкина, и теперь уже не только со стороны деда по матери, но и чисто русской прабабки, матери бабушки! И началось маловразумительное, забавное по невежеству толкование причин появления этого имени, тогда как нужно было просто обратиться к православному церковному календарю.

Да, действительно, имени Сарра - в святцах сейчас нет. А когда-то было, но перестало упоминаться в именослове XVIII-XIX веков по причине того, что в русских семьях оно почти не встречается. Однако все древнеиудейские библейские имена, как мужские, так и женские, остались в церковном справочнике под рубрикой "Имена, не числящиеся в месяцесловах, но числящиеся в богослужебных книгах", и православная церковь отмечает их дважды в год как "Неделю святых праотец" с 12 по 18 декабря и на сырной неделе: со 2 по 7 февраля. Путаница же с библейскими именами в православной религии заключается еще и в том, что в некоторых справочниках отмечаются и другие даты "именинницы Сарры": а именно - 20 апреля, 18 июня, 19 августа и 10 декабря. Во все вышеупомянутые даты младенцев по желанию родителей можно называть любыми библейскими именами. Неясность и неопределенность объяснения и толкования имени прабабки Пушкина заключается только в одном - в архивах не осталось упоминания о дне рождения и крещении Сарры Юрьевны Ржевской. Если бы дата ее появления на свет сохранилась и падала на одно из вышеупомянутых чисел - все стало бы на свои места. Остается добавить, что это библейское имя хоть и было редким в те времена, оно нет-нет да и встречалось у русского православного народа не только в XVIII, но и в XIX и даже сейчас - в XX веке. Так, во времена Пушкина Саррой звали дочь Толстого-Американца, талантливую молодую поэтессу, скончавшуюся в 17 лет. Позже на грани XX в. у православных людей нередко встречалось имя Рахиль - таково было имя матери знаменитого русского артиста Ивана Ильича Мозжухина. Полностью она, дочь православного священника, звалась Рахиль Ивановна Ласточкина. Возможно, кто-нибудь из читающих эти мои изыскания знает, что нашу современницу скульптора Лебедеву зовут Сарра Дмитриевна (отец назвал ее таким образом назло своей матери, антисемитке), а в среде старообрядцев и пятидесятников все библейские имена, как мужские, так и женские, употребляются в наше время сплошь и рядом. О том, что в православных монастырях за рубежом эти же имена - одни из самых популярных как у высшего духовенства, так и у монахов и у монашек, я упоминала в своих очерках не раз.

Итак, с именем Сарра все ясно, по крайней мере, для именоведов. Ну а что делать с Ганнибалами, как расценивать их родовые имена? Об этом причудливом именологическом сплетении иудейских имен в "Родословной росписи" предков Пушкина никто по-настоящему и не пытался разобраться. Надо сказать, что когда дело касалось лиц "малой национальности", близко стоявших к поэту, начиналась либо передержка, либо умышленное замалчивание. Так, национальность Амалии Ризнич - одной из самых любимых женщин Пушкина, той которой были посвящены такие стихотворные шедевры, как "Для берегов отчизны дальней", "Простишь ли мне ревнивые мечты" и "Под небом голубым страны своей родной", - авторы работ о Пушкине или не упоминают вообще или называют ее "очаровательной сербкой", пользуясь тем, что она была женой серба Ивана Ризнича, а в ряде трудов о "любовных романах" Пушкина она и вообще не упоминается. А между тем Амалия Ризнич была дочерью венского банкира-еврея, и настоящая ее фамилия была Рипп, что же касается того, как сам Поэт относился к полноценной истории своих предков, то тут возникает для автора этого эссе совершенно пока неразрешимый вопрос: как мог гений, неоднократно писавший о "любви к отеческим гробам", о том, что его предки (Авраам, Исаак, Иосиф, Вениамин - перечисление имен даю от себя) - это единственное наследие, доставшееся ему, - как мог Пушкин с его колоссальной, необъятной любознательности и тягой к всеобщей, а также к русской истории, более того, к истории своего происхождения - как мог он пройти мимо фактов, идущих прямо в руки! Уверена я - Пушкин знал все и, возможно, думал перенести вычисленное им и на бумагу, но... он, вероятно, так же, как и его прадед Абрам Петрович Ганнибал, испугался фельдъегерского колокольчика. Только теперь, спустя почти два века после гибели Пушкина, этого титана русской литературы, выясняются детали сложных переплетений судеб его предков и их национальных корней. Неужели за это столь долгое время никто из пушкинистов не задался вопросом о том, почему о родословной Ржевских - его предков по отцу написано много подробных трудов, начиная с "прусского выходца Радши", а о Ганнибалах, что, по-моему, много примечательнее, - очень мало? Даже "родословной росписи" этой семьи по-настоящему не существует (имеются в виду не предки, о них в трудах пушкинистов кое-какие сведения есть, а хотя бы потомки и их масса!), ближайшие же дядья и тетки Поэта со стороны матери называются у пушкинистов - Л.Черейского, например - просто "родственники Пушкина". Я уверена, что тут постаралась-таки рука цензора. Уже писалось о том, что, по утверждению пушкинистов, около 80 процентов деталей биографии Пушкина еще не разработано, поскольку архивные документы эти все на французском языке. Но, как уже было замечено выше, есть и много материалов на русском языке, выпавших из поля зрения тех, кто посвятил свою жизнь творчеству Пушкина. Часть этих еще никем не оцененных сведений находится за рубежом - и иногда проскальзывает в разных русскоязычных публикациях за границей - о двойниках Пушкина, например, и в частности - об Александре Элькане (1786-1868) и некоем Дмитриеве, о пропавшем пушкинском кольце, присланным А.С.Пушкину из Сибири декабристами и недавно найденном. Кольцо это, по моим предположениям, в конце семидесятых годов нашего века было за границей у последней владелицы его, г-жи Кумельт-Ледилльн, если только эта реликвия не была передана в Россию во время перестройки. Есть заслуживающие внимания розыски о судьбе поэта и в самой России; так, несколько лет назад в журнале "Время и мы", который начинался Виктором Перельманом в эмиграции, появилось сообщение пушкиниста Александра Лациса, о котором упоминалось выше, повествующее о возможном происхождении от Пушкина... Л.Д.Троцкого! Нечего и говорить, что труд А.Лациса лежал долгое время без движения, ибо цензура была яростно-бдительна. Имела ли эта работа Лациса хоть какой-нибудь резонанс, мне из США судить трудно. Кажется, нет. Хочется добавить, что Александра Сергеевича Пушкина в советское время вообще засахарили. Замифологизировали. Начали формировать образ великого российского гражданина как государственного патриота, ненавистника царя и друга всех "униженных и оскорбленных". Приспособили творчество Поэта к конкретной ситуации советского строя. И до сих пор Россия не может оторваться от той лжи, которой была пропитана идеология СССР, с ее лицемерием и человеконенавистничеством, скрываемым под маской будто бы братства и равноправия всех народов, населяющих нашу великую страну. О предполагаемых национальных корнях Ганнибалов никто никогда не писал, но если и были такие работы, то они наверняка тщательно скрывались литературными властями предержащими, что могло произойти, если бы даже мои скромные розыски попались на глаза литборзописцам - нетрудно предположить, ибо пример - налицо. Скажем, недавно, после кончины Иосифа Бродского, крупного таланта, лауреата Нобелевской премии, некоторые так называемые писатели и поэты современной России обеспокоено задавали дешевые риторические вопросы в известных всем невежественных публикациях неких средств массовой информации в надежде, вероятно, на поддержку малообразованной публики. "А разве Бродский вообще-то русский?" - вот что было главной доминантой смысла и цели этих вопросов. Бродский причислялся только к... русскоязычным поэтам еврейского происхождения. Когда-то Пушкин в эпиграмме на Булгарина заметил: "Будь жид, и это не беда", - но это было более двухсот лет назад... К сожалению, принадлежать к "малому народу" в России до сих пор считается бедой, и не маленькой, и лягнуть исподтишка того, кто по происхождению не такой, как ты, будь даже он семи пядей во лбу, считается сегодня даже у некоторых лжеинтеллигентов истинным доказательством только своего права на звание великого русского гражданина, четко выведенного в "пункте пятом", которого, слава Богу, теперь не существует. Не существует только на бумаге, но кто знает, сколько должно пройти времени, чтобы отношение к "малой нации", а к ней относится теперь более 50 процентов всей русской интеллигенции, полностью изменилось в лучшую сторону? В ином случае, лишь дай российским юдофобам волю и просвети их в делах именоведческих, эти так называемые интеллектуалы и Пушкина могут причислить к "русскоязычным африканским поэтам".