Речь пойдет об уличных и приютских детях. Тема затасканная, но я надеюсь, что читатель не будет разочарован банальностями и публицистической поверхностностью: над этим материалом я работал больше года. ¹

Сироты и дети, изъятые из асоциальных семей, были всегда и есть в любой, даже самой сытой стране. Вопрос в их количестве и в том, что с ними происходит, когда они перестают быть детьми. До Великой Криминальной Революции для выпускников детдомов были ПТУ с общагой, завод или молодежная стройка, лимита. Не всем был гарантирован светлый путь героев фильма "Москва слезам не верит", но в общем эти методы как-то работали, число беспризорных в русскоязычной части СССР было в тысячу раз меньше нынешнего. "Тысяча" - это не метафора, а моя экспертная оценка. С "бегунками" я начал общаться в 1982 году, слова "беспризорный" еще в ходу не было. В ту пору если в миллионном городе милиция за сутки отлавливала десятерых, это считалось всплеском. В 1989-м я уже работал в одном из первых в СССР приюте. В самых пессимистических и, по-моему, тенденциозных публикациях конца 80-х говорилось, что 50% выпускников детдомов попадает в тюрьму. Здесь легко лукавить, можно взять за базу исследования только детдома, без интернатов, или только сирот, или только питомцев домов ребенка, то есть сирот с раннего детства, зато не учитывать тех, кто после тюрьмы вернулся на стройку и больше не садился. Может быть, где-то в глубинке, куда волны революций докатываются медленно, ПТУ и заводы с общагами еще сохранились. Но в массовом, государственном масштабе возврата к такой системе уже быть не может.

Было бы наивно с моей стороны сожалеть о старом добром тоталитаризме, военных заводах с конвейерами, стройках-гигантах, и, конечно, тюремной колонии коммуниста Макаренко. Даже те, кто знают, что Макаренко был не коммунистом, а левым эсером, еще недооценили моей гнусности: я сейчас скажу нечто пострашнее. Значительной части нынешних беспризорных возрожденный Дзержинский даже вкупе хоть с самим Сталиным путевку в жизнь выписать не в состоянии. Потому что фактически (но не юридически) они инвалиды детства. Работать могли бы только на специализированных дотационных предприятиях, какие есть для инвалидов-слепых, но каковых нет для людей с дисфункцией регуляторного блока мозга (так это называется в терминах нейропсихологии).

Никакие вложения денег в существующую систему приютов и других интернатных учреждений ² не уменьшат количества беспризорных детей.

Чтобы это обосновать - придется высказать то, что видел своими глазами и более-менее популярно изложить мнения ученых - психиатров и психологов, с которыми консультировался.

Мечтаю получить опровержение на эту статью! Узнать, что есть место в России (Украине, Белоруссии etc.), где все не так. Или не все так. Стану обострять то, о чем хочу рассказать, и, не побоюсь этого слова, буду провоцировать, в надежде, что меня услышат...

С третьего взгляда

С первого взгляда обитатели приютов - дети как дети. На входе их моют, выдают одежду, чаще всего second hand, но вполне приличного вида.

Взгляд второй: их никак нельзя назвать тупыми. Средний уровень их образования, конечно, ниже, чем у домашних, но они вполне обучаемы. Мы, добровольцы общественной организации "Сети без границ", учили их даже компьютерной грамоте ³ - нормально получается, почти без скидки на недостаток общего образования. Попадаются и очень способные, впрочем, как и среди домашних детей. Учиться они хотят. Но в школе они учатся, если администрация приюта об этом заботится. В хороших интернатах есть мастерские, можно, и иногда это делается, охватить производственным обучением, в том числе и добровольным (охота пуще неволи), процентов 80-90 детей...

Дальше можно только мечтать. Не будем о компьютерном обучении, помечтаем о простом, строительном. Человеку 17 лет, он окончил школу, физически здоров, но, увы, бездомен. Заработка даже подсобного рабочего на стройке хватает, чтобы снимать комнату в "коммуналке" или угол и худо-бедно жить. Рынок строительного труда есть. В хороших интернатных учреждениях имеются социальные педагоги, которые призваны помогать в трудоустройстве. А дальше, продолжаем мечтать, освоение специальности на рабочем месте, повышение заработка... женитьба с жилплощадью, в конце концов...

Мечта не сбывается! Или сбывается в одном случае из ста. ¹

Это невозможно заметить ни с первого, ни со второго взглядов. Симптомы измененной психики, как и многих других аномалий, иногда бывают у каждого здорового человека, решающее значение имеет частота и глубина их проявления. Любой ребенок не всегда делает домашние задания, пропускает школу, может пойти за хлебом, а по дороге заиграться в футбол. Только длительное наблюдение показывает, что у беспризорных детей это происходит почти всегда. Да что там в школу, они на свидания с девушками не приходят! Он звонит ей по телефону и говорит: "Приходи сейчас!" Она кокетничает, или, может, в самом деле занята: "Давай в семь часов". Он настаивает: "Нет, сейчас!" Если настойчивость не помогает, он соглашается. Или: "Приходи ко мне, я всегда здесь". ("Здесь" - в приюте, интернате.) Я часто видел этих домашних девушек: "А где Славик? Ну как же, мы же с ним на семь договаривались?!" Вероятность того, что девушка его застанет, ровно 50%. А если свидание назначено не в приюте, а "у фонтана", то не более 5%. Такая статистика совершенно не типична для обычных подростков 15-17 лет!

Беспризорные понимают только два измерения времени: "сейчас" или "всегда".

Школьные домашние задания они делают только в присутствии педагога. Нужно обойти все комнаты, найти каждого и усадить за стол, не силой, а просто напоминанием, может быть, укором. Непослушные в приютах и интернатах не живут - убегают на улицу. Или живут, но не учатся в школе. То, что все родители делают иногда, с беспризорными необходимо всегда. Домашнему ребенку нужно напомнить, иногда проверить задание. С беспризорными - неотлучно сидеть рядом все время его выполнения. Или не сидеть... тогда домашние задания и не делаются. Помогать им по предмету не обязательно - они не тупые. То есть, вообще, разные бывают, но статистическая картина именно такова. Как сделать, чтобы дети дошли до школы, отдельная задача, но она решаема. Вообще, школьное образование более-менее адаптировано под ребенка, ведь и домашние дети менее ответственны, чем взрослые. Но работа - уже совсем другое дело! Настоящая работа, которая дает человеку кусок хлеба, а не выпиливание молотков в школьных мастерских в присутствии учителя труда. Под присмотром они способны освоить весьма сложные навыки, но им недоступны многие простые ремесла, например, шофера. В этой профессии человек находится наедине с задачей. Не нанимать же каждому шоферу еще и постоянно сидящего на месте пассажира-психолога, даже на маленькую зарплату. Работа на конвейере, в строительной бригаде в качестве подсобного, постоянно на виду у других работяг, им вполне по силам. Но! Они не ходят на работу! Или ходят иногда, когда деньги понадобятся. Приходить на стройку с началом рабочего дня, ждать зарплаты, хотя бы до конца недели, у них не получается. Можно, если договориться, и это возможно, платить им в конце рабочего дня (полудня, четвертьдня) наличными. Водить их группой, как в школу, не получается - рабочие объекты находятся в разных местах. Да и должно же когда-нибудь закончиться социальное сопровождение. По взрослости возраста? Или не кончится никогда?

Психиатры и психологи недоуменно пожимают плечами: "Элементарно, Ватсон, как же ты, педагог, этого раньше не знал? Дисфункция мозга, занижена произвольная регуляции, неразвитое суперэго".

Да, не знал! Я не работал с беспризорными десять лет, а за это время они стали другими.

Маугли

Киплингова сказка - не фэнтези. Дети, воспитанные зверьми, время от времени встречаются. Более-менее известны в культурных слоях населения их проблемы с освоением человеческой речи. У беспризорных с речью все в относительном порядке, но, в принципе, есть аналогия: некоторые функции мозга, которые не развились в грудном возрасте, потом развить невозможно. Мозг как бы окостеневает. Некоторые нейропсихологи считают, что создание функции произвольной регуляции начинается еще в пренатальном периоде и связано с поведением матери. Но уж во всяком случае оно зависит от регулярности кормления, от смены мокрых пеленок, от приучения ходить на горшок и кушать кашку. От тысячи будничных мелочей, из которых складывается стабильность уклада жизни нормальной семьи. Это если нормальной...

Если мать пьянствует хотя бы не каждый день. Ну, хотя бы раз в неделю. Если орущее дитя не воспринимают как досадную помеху.

Если хотя бы слышат, как оно орет, и отзываются, а не лежат в углу под кайфом.

Если его кормят хотя бы раз в сутки.

Если пеленки меняют хоть пару раз в неделю.

Если бьют шлепком по попе за то, что не пошел на горшок. А не любым домашним предметом по голове за то, что усугубляет ломку ором.

При этом родители говорят вполне нормальным русским, иногда даже колоритным языком, и речь ребенок усваивает. Но после первых трех лет такой жизни восстановить структуру мышления уже невозможно. У этого человечка совершенно другое восприятие времени и пространства, чем у нас с вами. Самый типичный и явно наблюдаемый симптом нарушения регуляторного блока мозга называется "синдром полевого поведения". Например, трое беспризорных наскребли денег и послали одного за сигаретами, клеем и булочками в ближайший ларек за три квартала. Если его по дороге ничего не отвлечет, он, может быть, дойдет туда и даже обратно. Но если он встретит знакомого с предложением завернуть за очень хорошей травкой, то мгновенно забудет про тех, кто его ждет, и пойдет. Эти двое по дороге могут увидеть лошадь и потратить все деньги "на покататься". А с лошади увидеть четвертого, который позовет их в приют, и они пойдут... или не пойдут, а он пойдет с ними просить милостыню в удачное место. У человека нет внутренней программы, и поэтому он отзывается только на актуальные стимулы, живет по принципу "здесь и сейчас", не может планировать вперед и недостаточно способен к интеграции прошлого опыта. Еще раз повторяю, что такое поведение в какой-то мере свойственно всем детям и даже некоторым взрослым. Но у беспризорных и бомжей оно статистически достоверно.

Борис Херсонский, зав. каферой клинической психологии Одесского государственного университета: Популярно и образно можно сказать так. Создается впечатление, что эти дети постоянно требуют надзирателя. В любом случае - присутствия другого человека. У этих детей нет чего-то такого, что присутствует в других людях. В них внутри нет надзирателя, который есть у всех нас. Иными словами, в начале, в детстве всегда есть кто-то рядом с нами, чей образ мы помещаем вовнутрь. Психологи говорят "интериоризируем". И в результате мы имеем способности оценивать свое поведение как бы своими глазами и в то же время глазами другого. Нам не нужен кто-то, кто скажет нам "нельзя", потому что этот другой уже является внутренним содержанием нашей собственной психики. У этих детей основная проблема как раз и состоит в том, что такого человека в их жизни в раннем детстве не было. ⁴

Не все из них имели беспризорное раннее детство. Некоторые в том самом критическом возрасте еще жили в нормальных, относительно нормальных семьях, в которые беда пришла потом. Собственно, таких больше половины, они не инвалиды, теоретически их можно воспитать обычными, гуманными педагогическими методами. Но сейчас их поведение все равно образовано теми же принципами "свободного плавания", потому что они живут в такой среде и так воспитаны. Чтобы не углубляться в тонкости педагогики, будем понимать слово "воспитание" в бытовом смысле: "посеешь привычку - пожнешь характер". В социуме беспризорных, в этом параллельном мире, который существует на наших улицах (в люках под улицами и т.п.), как и в любом не управляемом цивилизацией сообществе, превалируют низшие, более древние, более звериные социальные законы. К ним относится не только право сильного - оно-то как раз хоть и звериный, но в перспективе социализующий фактор. Многие педагогические методики предполагают воздействие на малую группу через лидера, но в данном случае оно не действует. Беспризорный может легко уйти от неугодного вожака к другому, в другой город, в другую русскоязычную страну. Что и происходит. Поэтому в мире беспризорных есть штуковина посильнее вожака: воля. Некоторые из них говорят: Свобода!

...Всегда делаешь, что хочешь. Пошли, взяли кого-то на стоп - есть деньги. Или украли что-то и продали. Есть деньги - можно поесть, выпить. Чего хочется - делаешь. А можно ничего не делать. Никогда не нужно беспокоиться. Встал утром... или днем, или вечером... хочется есть - идешь искать еду.

...Ты не думаешь, что будет завтра, поел, думаешь, где ночевать, нашел, погулял, наутро снова такой же день, деньги, погулял, покатался...

Дети с совершенно нормальной психикой, живя такой жизнью, просто к ней привыкают, грубо говоря - воспитываются.

Синдром полевого поведения, который практически делает человека нетрудоспособным, у одних детей приобретен в раннем детстве и неизлечим, а у других - воспитан в позднем, теоретически исправим, но... этого не происходит. ¹

Призрение и социализация

Будем называть словом "призрение" процесс содержания ребенка (или старика, или инвалида) в специальном благотворительном учреждении, создание ему достойных условий для физической, культурной и духовной жизни. Именно на это нацелены подавляющее большинство наших интернатных учреждений. А может быть - и все. ¹

"Социализацией" когда-то называли процесс и результат превращения беспризорного (или сироты, или инвалида) в работоспособного типичного члена общества: имеющего жилье (арендованное, при теще или тесте, рабочее общежитие и т.п.), семью, работу, могущего себя прокормить. В общем, живущего самостоятельной жизнью. Теперь значение слова "социализация" в среде педагогов-интернатников... если не другое, то вполне неопределенное. Со старым понятием есть большие проблемы по части результата. Теперь по факту жизни педагоги называют социализацией - процесс и результат приспособления ребенка к жизни в учреждении призрения. Или приспособление учреждения под существующий контингент беспризорных детей. С некоторыми ограничениями по части наркотиков и насилия, но с полным допущением вышеописанного "полевого поведения". И соответственно, без всяких перспектив социализации в древнейшем смысле слова.

Конечно, педагоги-интернатники со мной не соглашаются. Не опровергают фактами, а берут на совесть: с их точки зрения моя постановка вопроса безнравственна. Всякие разговоры с ними начинаются с истерических криков: "Дайте денег!!! Маленькая зарплата! Не хватает мест! Не хватает еды, одежды! Не хватает штатных единиц! Нет транспорта!" И снова, и снова: "Маленькая зарплата!!!"

Под такие возгласы я хожу по комнатам, чаще всего - чистым и теплым, вижу детей, которые, в общем-то, одеты и не голодают, смотрят телевизор, играют в компьютерные игры, в футбол во дворе... То есть живут. Вопрос, адресованный педагогам: "А что вы будете делать, если вам повысят зарплату и дадут матобеспечение?", вообще не все понимают, во всяком случае - с первого раза. Потом отвечают, обычно: "Мы сможем достойно кормить свои семьи и чувствовать себя достойно. И тогда наши воспитанники тоже будут чувствовать себя достойно, есть вкусное 6 раз в день, одеваться в новое, учиться в дорогих частных школах, ходить в лучшие спортивные секции и ездить на каникулы в разные города ближнего и дальнего зарубежья." Некоторые называют уникальные учреждения, где все это уже происходит. Например - Киевский государственный городской приют для несовершеннолетних, находящийся под патронатом чуть ли не лично Президента Украины, или православный детский дом в селе Ковалево, Нерехтинского района, Костромской области (в значительной мере живущий на частные пожертвования, в том числе от "Конгресса Русских Американцев"). Но я не о форме собственности, я о процессах воспитания.

Следующий этап неприятия начинается, когда я ставлю вопрос о том, что если учреждение кем-то финансируется, то у него вообще-то должны быть какие-то отчетные показатели. Это, по словам педагогов, уже безнравственно, раз речь идет о судьбе ребенка. Некоторое временное успокоение и примирение вызывает перечень показателей в виде еды, тепла, одежды, медицины и пр. Да, такие обязательства руководители учреждения на себя берут, если им дадут денег. На моем языке это и есть показатели призрения.

Но боже, какое недоумение, а затем и негодование вызывает постановка вопроса о том, что отчетными показателями могут быть: процент выпускников, живущих самостоятельной жизнью, средний возраст воспитанников, граничный возраст пребывания ребенка в детском приюте.

Выясняется, что:

1. Все определяется индивидуально, а все остальное аморально. Денег дайте!!!

2. Что значит "выпускник"? Это значит выгнать ребенка на улицу! Аморально! Мало ли что написано в "Положении об учреждении": до 18 лет, до 21 года. Нравственность превыше законности, а тем более подзаконности. Мало ли что выдумают эти бюрократы, от образования - коррупционеры всякие? Денег дайте!!!

3. Вообще постановка вопроса о воспитании ребенка для самостоятельной трудовой и экономической жизни аморальна, так как при этом ребенок рассматривается как объект, как сырье для рынка труда, для извлечения из него прибыли. Мы - коммунисты? Как вы можете такое говорить?! Это коммунисты во всем виноваты! А мы - гуманисты! Мы в ответе за тех, кого приручили, и выгонять их в этот жестокий мир, в эту страшную окружающую нас страну - предательство. Денег дайте!!!

4. Каждый человек уникален и неповторим. Эти дети такие, какие они есть, такими их создал Бог. Настоящий гуманизм состоит в том, чтобы дать каждому ребенку возможность быть самим собой. Денег дайте!!!

Ну, и так далее.

Еще страшные вопросы? На сколько за последние годы увеличилось число персонала при неизменном количестве детей? Или соотношение персонал/воспитанники? Только не по штатным единицам, которые можно делить на "полставки" и "четвертьставки", а по количеству? Не догадываетесь, почему это вопрос безнравственный? Задам парочку, еще мерзее: "Сколько процентов штата составляют бывшие выпускники? Сколько процентов штатных сотрудников живут на территории учреждения, в общежитии для персонала или в комнатах для детей? Какова динамика этих кадровых процессов за последние несколько лет?" Теперь со мной прекращают разговаривать, выдвинув, напоследок, версию, что я предлагаю организовать эскадроны смерти и перестрелять беспризорных заодно с защищающими их воспитателями.

Я действительно мечтаю о том, чтобы хоть часть беспризорных исчезла, только обычным, гуманным, педагогическим путем. И речь идет о нравственной глубочайшей проблеме. В типовой идеологии педагога приюта есть такие, казалось бы, бесспорные установки: учреждение должно оказывать помощь всем обратившимся, каждый человек, есть таков, каков он есть (если не преступник, впрочем, и детей, совершивших правонарушения, педагоги яростно защищают и иногда даже покрывают), "перевоспитание", даже с применением формально ненасильственных мер - это психологическое насилие над личностью. В другой благородной и гуманной профессии - медицине - эти пункты нравственности прямо противоположны. Главная ее задача - излечение, то есть превращение больных в здоровых. Существует некая стандартизованная на уровне законов и подзаконных актов норма здоровья, куда врачи всеми силами и пытаются вытащить пациента. Естественно, с его согласия. Но и большинство беспризорных согласны учиться, мечтают иметь свой дом и свою семью. Загляните в словари, слово "норма" в русском языке имеет два почти противоположных значения: 1) идеал, 2) большинство. В педагогике социального призрения понятия "норма" ни в одном из этих смыслов нет. Если ребенок болен по медицинским понятиям, то его отдают врачам для лечения. Но то, что подавляющее большинство находящегося в трудоспособном возрасте населения, зарабатывает на хлеб своим трудом, для нравственной педагогики не основание к тому, чтобы "доводить детей до этой кондиции". В медицине совершенно естественна и ничуть не безнравственна технологичность и специализация учреждений. Никому в здравом уме не придет в голову обвинять окулиста в том, что он переправил в травматологию больного с открытым переломом. В среде педагогов, работающих с беспризорными, уличение и даже подозрение в "отборе детей" является обвинением и иногда принимает формы обструкции. С высказанным на совещаниях или в прессе таким обвинением не могут не считаться чиновники, принимающие кадровые и ресурсные решения. Естественно, раз такое звучит, значит есть у нас и другие педагоги, с другой нравственностью, но им приходится действовать "втихаря" или быть очень сильными. ¹

В результате, учитывая социальное давление, влияние детей с неизлечимым синдромом полевого поведения на остальных, у нас, говоря по медицинской аналогии, всех больных навалом помещают в холерный госпиталь.

Михаил Кожаринов, директор московского социально-педагогического комплекса "Бриз": Меня волнует распространение этого типа - "здесь-и-теперь" - поведенческого типа в обществе в целом и помимо детских домов. Среди здоровых людей, у которых и дом в детстве был. Дети в школе точно стали другие. Они больше образники, логика идет труднее, проблемы с восприятием письменного текста - у большинства.

Существует историческая параллель: разница между присваивающим и производящим хозяйством. Присваивающее формирует похожую психологию. Вообще, параллели между историей и воспитательным процессом часто оказываются очень полезны. Дети формируются такими, так как находятся (-лись) в логике именно присваивающего хозяйства. Найти, подобрать, стибрить и т.д.

Культ свободы приводит к такому идеалу: круто - это когда что захотел, то и делаешь.

Но этот вопрос не однозначен. Темп жизни нарастает, нет уже плавной текучести, надо уметь быстро реагировать. Стереотип поведения "здесь и сейчас" оказывается востребованным самой жизнью и потому формируется. Другие стереотипы не так гибки и не выдерживают конкуренции в ситуации столь быстро меняющейся действительности. Надо отделять стереотип гибкости - ответственный менеджер, решающий вопросы "здесь и сейчас", и отсутствие сосредоточенности на выполнении некой деятельности - "здесь и сейчас" отвлекся и пошел куда-то там. ⁵

Это важнейшая проблема. Возможно ли, чтобы эти дети, хоть часть их, превратились в обычных, не беспризорных людей? Теоретически - да.

Примечания:

• Продолжение
• Илья Венявкин. Девять коров