Пятьдесят третий "Быков-quickly" было весьма тягостно читать и этот ответ столь же неприятно писать, потому что мне вовсе не хотелось бы полемизировать с Дмитрием Быковым по такому поводу. У нас много лет были гораздо более интересные и продуктивные вопросы для полемического диалога.

Но давайте же вчитаемся в то, что написано. Я буду пользоваться словом "Автор", потому что мне кажется, что не лично Дмитрий Быков в полноте своих интеллектуальных сил все это пишет, а созданный им пародийный персонаж-маска - "Автор квикля". Автор издевается и забавляется. Мне не нравится, как он это делает.

Автор настаивает, что произошло "крушение иракской нации", "катастрофа иракского народа": "Можно спорить, что до такой степени растлило народ, сдавший все в считанные дни: может быть, диктатура. Допускаю, хотя сталинская диктатура не привела же к аналогичному растлению русского народа, да и немцы в советском плену далеко не всегда принимались твердить "Гитлер капут" и играть на губных гармониках для развлечения партизан: некоторые вели себя как солдаты". Автора приходится спрашивать и переспрашивать: так вы говорите о народе, мирных жителях, или об армии, о солдатах? Если речь идет о слабом сопротивлении иракской армии, то при чем тут "растление, крушение и катастрофа" иракского народа? Или Автор считает, что мирное иракское население, после того как армия сдалась, должно было "сопротивляться до последнего младенца", как, помнится, обещал Хусейн перед началом интервенции? Или организованно покончить с собой? Похоже, Автор в самом деле предпочел бы массовое самоубийство иракцев, раз пишет: "По моим меркам, в иракской войне был один герой - повесившийся министр информации".

Если речь идет о мирных жителях, то немецкое мирное население в сорок пятом году тоже не сопротивлялось войскам союзников "до последнего младенца" и тоже не убивало себя, хотя есть достаточно свидетельств, что населению для этой последней цели властями выдавался яд. Людоедские власти под занавес хотели уничтожить и немецкий народ тоже. Немецкое мирное население, иракское мирное население в совершенно сходной ситуации: существовавшая в стране диктатура свергнута иностранными войсками. В очень тяжелой, разумеется, ситуации, но никакой катастрофы народа тут нет.

Но Автор настаивает, что есть, ибо народ не пошел на "подвиг", не был готов "расплатиться" за следование неким имманетным ценностям. Таким, например, как "твое собственное право на твою территорию". То есть Автором утверждается, что интервенция союзников имела целью территориальный захват. Но ведь он опознается по внятным признакам. Нацистская Германия произвела территориальный захват Польши - начались конфискации (домов, земли, дворов, хуторов), депортации, ликвидации, угон трудоспособного населения на принудительные работы в Германию, передача конфискованного немецким колонистам, переселенным из Германии. Никто не сгоняет иракцев с их земли, никто их землю американским или британским колонистам не передает.

А что касается растления или нерастления русского народа сталинской диктатурой, то почему Автор говорит только об одном народе? Все народы Союза страдали от диктатуры.

Затем у Автора начинается фантасмагория, предваренная словами "я ничуть не иронизирую": "Коль скоро развитие человечества идет по линии эмансипации от имманентных ценностей - дом, род, племя, нация, семья, пол, - по линии освобождения от всего, что не выбирают, - какой смысл вставать на пути прогресса? Разве эстетический, но много ли эстетов в Ираке?" Из этих странных слов можно, в частности, сделать странный вывод, будто Автор думает, что оккупационные власти намерены иракским женщинам и мужчинам переменить пол. Но не о том речь.

Что подразумевает Автор под "имманентными ценностями" - в сущности, совершенно непонятно. Вроде бы это то, что не выбирают. Дом и семью, где человек родился, он не выбирает, но дом и семью, которые создает сам, именно что выбирает. Да и тот дом, ту семью, где родился, достаточно рано начинает "выбирать", то есть оценивать и своим поведением оказывать воздействие на их существование.

Несколькими строчками ниже получается, что иманнентные ценности - это преданность древним родовым инстинктам. Ну что такое, помилуйте, древние родовые инстинкты и преданность им? Совершенно бессмысленный набор слов. Или, вернее, такой, которому Автор припишет любой смысл в ответ на любое возражение. Поскольку в этом же абзаце появляется фраза - "в нынешнем мире слово "Родина" в самом деле ничего не значит", то можно догадываться, что под древними родовыми инстинктами автор подразумевает преданность родине. Так это или нет, неизвестно. Автор с напором сказал нечто обвинительное про "нынешний мир", обезопасив себя от возражений невнятностью сказанного.

На этом с имманентными ценностями Автор расстается, но строчек через сто появляются ценности надличные: "Никакой единой идеологии, кроме предпочтения надличных ценностей личным, у газеты "Консерватор" не было и нет".

Имманентные ценности и надличные ценности - это одно и то же или это вещи разные? Неизвестно. А надличные ценности от личных чем отличаются? Тоже неизвестно. Автором ничего не сказано определенно, но сама атмосфера статьи наводит на предположение, что личные ценности - мелкие, частные, шкурные, а надличные - дело иное, возвышенное.

Так. Позвольте. Подвиги самопожертвования во имя возвышенных ценностей родины, семьи, свободы человек совершает - или (с другой стороны подойдем) пред созданьями искусств и вдохновенья трепещет радостно в восторгах умиленья - только в том случае, если эти ценности являются его личными. Если его собственное, личное, частное самостоянье на них основано. Если он лично без них жить не может. Что в таком случае значит ценность над-личная?

У меня по этому поводу есть давняя и неприятнейшая гипотеза. Над-личная, она же сверх-личная, ценность - это нечто такое, за что человек не то что жизнью или трудами и днями жертвовать не станет, но за что гроша не захочет дать. Нечто такое, перед чем не то что не затрепещет в умиленье, но поленится пожать плечами. Нечто такое, однако, что жестоким насилием его заставляют признавать более важным, чем его дети и родители, его жизнь и свобода. Над-личная ценность - предлог и оправдание для насилия и произвола. У над-личной ценности всегда есть хозяева, которые от ее имени истребят ту личность, которая в каком бы то ни было отношении этой ценности не соответствует. Вот хотя бы... чтоб далеко не ходить, возьмем пример из уже затронутой практики нацистской Германии: вот вам великая над-личная, сверх-личная ценность расовой чистоты. Существовавшие при национал-социализме родословные паспорта как-то, сейчас вспомню, очень показательно назывались - то ли "шкатулка для величайших ценностей рода", то ли "шкатулка для сокровищ предков".

У сторонников над-личных ценностей давно спрашиваю: вам что дороже - ваши великие и чистые над-личные ценности или моя грязная шкура?

Впрочем, во второй части статьи поминаются ценности сугубо личные и в высшей степени индивидуалистические - ум, честь и бессребреничество. Со страстным напором Автор твердит, что любые идеи неважны, всякая идеология - только прикрытие (обязательно чего-то нехорошего), что идеологические барьеры рухнули, зато во всей своей красе встали иные оппозиции - "честь и бесчестье, ум и глупость". Чуть дальше - торгашество и бессребреничество. Можно спросить Автора, допускает ли он, что части этих оппозиций могут перепутаться? Честный дурак, скажем, или умный торгаш? И второй вопрос: идея, идеологема, идеологическая посылка, что над-личные ценности выше личных, - это прикрытие чего?

Читая газету "Консерватор", нередко видишь, что эта идея оказывается прикрытием подростковых комплексов.

За подписью Константина Крылова, например, раз за разом появляются надрывные и наивные жалобы: "Я чувствую, что у меня отняли суть существования. Мне незачем жить. Мир хочет от меня одного - чтобы я тут тихо сдох. Меня не хотят. Я чем-то мешаю всем этим "парижам и чикагам". Какому-то их поганому счастью. Я хочу победить не что-нибудь, а Мировой Порядок. Который и есть главная "гадина-зараза" и т.д. Правда, Константин Крылов вместо "я" упорно пишет "мы, современные русские люди" (хотя "мы, современные русские люди" его отнюдь не уполномочили): "Современные русские люди чувствуют, что у них отняли суть существования. Нам незачем жить. <...> Нас не хотят.<...> Мы чем-то мешаем всем этим "парижам и чикагам". Какому-то их поганому счастью" и т.д. ("Консерватор", #5, "Несколько резких слов о нашем пораженчестве"). Суть от этого не меняется - типичный подростковый, юношеский комплекс непризнанности.

Ладно, эта беда сама собой с возрастом проходит. Наверное, и мне не стоит так уж серьезно руками размахивать. В самом конце статья принимает отчетливо комический характер. Дмитрий Быков вкладывает в уста Автора (то есть ему под клавиши) смешную фразу про непуганое поколение, "для которого слова "патриотизм", "свобода" и "государство" не имеют никакой априорной модальности - их пытаются рассмотреть с нуля, без шлейфа кровавых ассоциаций, без флера сусловской или "взглядовской" пропаганды". Имена существительные, "не имеющие модальности"... Модальность, которая, оказывается, может быть "априорной"... "Априорный" - в значении "тянущий за собой хвост ассоциаций"... Автора не только прежние оппозиции не устраивают ("прежние оппозиции сняты, потому что все кругом уравнялись в мерзости"), но и прежние значения лингвистических и философских терминов. Это действительно смешно.

Тем не менее, Автор квикля, который с необыкновенной легкостью в мыслях сообщил граду и миру то, что сообщил, не кажется мне удачным созданием Дмитрия Быкова.