Тошнота-2003

"Театр закрывается, нас всех тошнит" - эта хармсовская ремарка приобретает сегодня сартровский смысл: отвращение к происходящему (или, строго говоря, от него) переходит некую грань - и перерастает в некое онтологическое изумление, от которого и впадал в свои странные полуобмороки герой давнего романа. То есть вы это всерьез? Вы хотите сказать, что это может быть? Возмущение уступает место искреннему, можно сказать - экзистенциальному недоумению: мы знаем, конечно, что бытие абсурдно и все такое... но чтобы оно уж и вовсе не маскировалось? Чтобы вот просто так, на наших глазах, здесь и сейчас?

То, что из тошноты хармсовской будет тошнота сартровская, стало очевидно примерно с прошлого года, когда "государственники" и "либералы" уравнялись до полной неотличимости. Забавно, однако, что в России с такой скоростью воспроизвелась белорусская ситуация, когда деградация власти неотвратимо привела к деградации оппозиции. Сцепившись с противником мертвой хваткой, поневоле ориентируешься на его уровень. Характерный пример обоюдного отупения - программная статья в недавней "Комсомолке": ее автор заявляет, что лучший ответ на террористический акт в Тушине - дружная, массовая явка москвичей на пивной фестиваль в Лужниках. Типа нас не запугаешь. "Не дождетесь!" - грозно предупреждает публицист. Спасибо, дождались уж: символом героического сопротивления чеченскому терроризму стал праздник пивопития во главе с Юрием Лужковым, которому, по заявлению его пресс-службы, огромного труда стоило собраться, напрячься и прямо из Тушина поехать в Лужники. Но он собрал свою волю в кулак и - открыл-таки пивное действо, поскольку, как утверждают московские милиционеры и другие оборотни в погонах, в противном случае на стадионе началась бы паника. Столько народу бы передавили - никаких террористок не надо. Как это так - обещали пива, а тут траур! Народные волнения бы начались, не иначе.

Июль текущего года... но сначала пара слов о самом этом июле: в Москве все никак не наступала жара. Изнылись. Наконец она наступила, но такая, что лучше бы все осталось, как было: влажность, липкость, ежедневные грозы, в конце концов затопившие-таки пару тоннелей на Садовом кольце и весь московский Юго-запад, откуда с Воробьевых гор устремились целые водопады. Это к вопросу о том, что и так нехорошо, и этак невыносимо. Так вот, июль текущего года обогатил наш политический вокабулярий тремя идиомами: "оборотни в погонах", "черная Фатима" и "тошнота Селезнева". С оборотнями все уже ясно - абсурдность этой выборочной (я бы сказал - точечной) борьбы с бытовым разложением отечественной милиции послужила темой бесчисленных анекдотов, а такое случается не с каждой новостью: анекдот - своего рода орден. Один хороший режиссер ласково сказал остановившему его гаишнику: "Ну что, оборотень в погонах?" - так же после истории с покойной принцессой Дианой всех журналистов обзывали не иначе, как папарацци. "Черная Фатима" - история не менее пикантная: заказчицей московских терактов последних недель оказалась женщина, фоторобот которой составлен по показаниям задержанной чеченки. Судя по всему, это такой же роковой образ, рассчитанный на массовое сознание, как и белые колготки в оны времена. Наконец, наверняка войдет в пословицу тошнота Геннадия Селезнева - но тут не обойтись без прямой цитаты.

"Президент России Владимир Путин считает чрезмерным лоббирование бизнес-кругами своих интересов в Государственной Думе. Президент сослался на спикера Госдумы Геннадия Селезнева, который при личной встрече рассказал ему о деятельности представителей бизнеса в нижней палате при принятии экономических законов, сообщает "Интерфакс".

"Вот мне Селезнев, я доверяю ему как председателю Госдумы, говорит: "Вы знаете, я молчал, и вы можете поверить в мою искренность и объективность. Просто уже тошнит, не могу уже больше сидеть. Кроме того, что и так тяжело, текущие дела, но то, что бизнес творит в зале, это просто переходит границы", - процитировал президент Геннадия Селезнева".

Тут все перл, но особенно, конечно, - воспроизводимая президентом реплика спикера Госдумы. Все-таки наш брат, журналист, умеет ярко выразиться. Не совсем понятно, как связана его искренность и объективность с тем, что он долго молчал. На мой вкус, это как раз свидетельствует о его управляемой искренности и частичной объективности - заговорил, только когда почувствовал наезд на богатеньких. Перед нами принципиально новый образец государственного мужа - человек, чьими физиологическими реакциями управляют требования текущего момента. "Просто уже тошнит, не могу уже больше сидеть!" - ах ты, жертва; предательская мысль оставить мучительную карьеру спикера не приходит, конечно, в эту честную голову. От чего же его тошнит? Бизнеса в думском зале он больше видеть не может. Что поразительно, смотрит он на этот бизнес вот уж второй срок кряду, наблюдал в Думе и Абрамовича, и Березовского, в вице-спикерах у него ходит Жириновский, бизнесмен хоть и несколько иного рода, но тоже ведь - не бессребреник; видать, зашкалило. Смотрел-смотрел, да и не смог больше сидеть. То, что бизнес творит в зале, это просто переходит границы.

Любопытно бы знать, конечно, - границы чего? От какого зрелища может вырвать человека, на глазах которого били женщин, брызгались минералкой, предлагали восстановить памятник Дзержинскому и мучительно, с хрипом спали, полуоткрыв обметанные рты? Что это за бизнес, прорвавшийся в Думу, как его фамилия - и какими гадостями он там занимается? Думские корреспонденты молчат как рыбы об лед. Не иначе, им тоже дают поучаствовать. И ведь как своевременно все это у них происходит: Грызлов на втором году своего пребывания в статусе министра открыл для себя коррупцию в органах, Селезнева на седьмом году спикерства пробило наконец на рвоту - богатые ему разонравились; "и как себе исправно!".

Современный россиянин оказался в пикантнейшей ситуации. С одной стороны, власть накатила на богатых, и это в очередной раз попахивает торжеством социальной справедливости. С другой - мать моя мамочка, кто бы накатывал! Главная трагедия русской истории - в том, что развивается она, как пьеса, в которой все роли давно написаны: от исполнителя не зависит решительно ничего! Попробуем отыскать странную логику этой пьесы: главный ее сюжет, кажется, в том, чтобы любое благое начинание немедленно извратить, обратив во зло. И установление, и упразднение социальной справедливости в России немедленно оборачиваются беспределом и массовыми расправами - как будто эти массовые расправы и есть на самом деле главная задача российских властей, ориентированных на полное переселение вверенного им народа в иной, несомненно лучший мир!

Нет сомнения, что огромные массы народа в восемнадцатом году (в семнадцатом они еще ничего не соображали) искренне хотели справедливости и равенства, искренне ненавидели богатых - и что богатые не в последнюю очередь сами виноваты, не особенно заботясь о сокращении пропасти, разделявшей социальные полюса. Трудно сомневаться также и в том, что у сегодняшнего россиянина нет ни малейшего основания любить олигархов. Но сравните цинизм власти путинской - и ленинской: устраивая показательные расправы с богачами, Ленин по крайней мере не был плотью от плоти их, захватил власть без их помощи (содействие единичных чудаков вроде Морозова - не в счет), не занимался демагогией касательно верности рыночным отношениям! Путин в начале своего предвыборного марафона (на старте он, похоже, переминается в горделивом одиночестве) подогревает любовь народную демонстративной, толком даже не замаскированной расправой с теми, кто с самого начала служил фундаментом его власти - поскольку вся ельцинская революция нужна была олигархам и больше никому! "Ну, еще прессе", - добавите вы, но ведь прессой олигархи прикрывались ровно до тех пор, пока она служила их интересам; как поступил Гусинский с "Сегодня", а Березовский с "Независимой" - памятно всем.

И тут мы оказываемся перед занятной дилеммой: богатым вроде бы обязан сочувствовать любой... не скажу "либерал", ибо либералы у нас - традиционно люди без убеждений, для которых не принципы важны, а реноме. Богатым скорее обречен сочувствовать художник. Не столько потому, что художник всегда на стороне тех, кого в данный момент бьют, - сколько по врожденной своей ненависти к скуке. А богатые у нас какие угодно, но нескучные. В отличие от путинцев и их стиля, лучшей метафорой которого мне представляется недавний ремонт в нашем подъезде. Был у нас кафель побитый, грязный, но цветной - веселеньких таких расцветочек, голубое с желтым. В порядке ремонта его закрасили весь; кафель - закрасили, представляете? Стало очень ровно, по-прежнему побито, но безукоризненно серо.

Разумеется, расправа с "Юкосом", который, в отличие от Березовского, демонстрировал хотя бы внешнюю лояльность, - не вернет народу награбленного, как не сделала крестьян богаче и революция семнадцатого года. Конечно, она дала им возможность всласть покакать в китайский фарфор - наслаждение, которое иным заменяет и самую надежную ренту; однако сами по себе социальные революции - сверху они проводятся или снизу - никакой экспроприации экспроприаторов не гарантируют. В лучшем случае народ получает на фиг ему не нужный дворец культуры вроде того, который построили из брильянтов воробьяниновской тещи. Расправа с богатыми - лучшая иллюстрация того, каково истинное представление власти о вверенном ей народе: быдло - оно быдло и есть. И для триумфального переизбрания в стране этого быдла - при несомненном отсутствии внешнеполитических и внутренних триумфов, на фоне тотальной лжи и показухи в сочетании с ровным и уверенным подорожанием всего, - достаточно выдавить из страны еще пару олигархов да своевременно продемонстрировать рвотный рефлекс.

На этаком фоне поневоле пожалеешь олигархов - как жалеет их в первый момент зритель одноименного фильма Лунгина, - но уже во второй момент он все-таки припоминает, что всеми прелестями нынешней реакции он таки обязан именно их пляскам на лужайке, их триумфом в девяностые. Тот самый художник-либерал, который сегодня защищает Ходорковского от тупой государственной машины, - обобран и унижен, а главное, низведен до статуса юродивого, давно уже ни на что не влияющего; и осуществлено это эпохой, которая породила Ходорковского и его империю. Вечно защищать того, кто тебя употребил, но употребил весело и азартно, с шуткой и прибауткой, - вот и вся участь отечественного либерального публициста, поскольку государство шуток за столом не признает и знай себе двигает челюстями. При всем богатстве выбора другой альтернативы нет, как говорилось на Руси в более веселые времена.

Разумеется, при виде того, как Селезнева тошнит, - любого нормального человека вырвет; но происходит это никак не потому, что богатые более привлекательны. Похоже, в истории - и боюсь, не только в русской, - зло побеждается исключительно еще большим злом, поэтому всякие иллюзии насчет добра и его возможной победы приходится оставить. Сам по себе вполне радостный факт чьей-либо победы над первоначальными накопителями (или информационными шантажистами, или активными разрушителями российской государственности) нельзя приветствовать уже потому, что никак не получается забыть - чья эта победа.

Эта борьба плохого с худшим, при неизменной победе худшего (обладающего меньшим количеством моральных ограничений, правил, "понятий"), стала в последнее время главным сюжетом российской, а судя по иракскому кризису - и мировой истории. А скорее всего - так было всегда. Просто к началу XXI века ни у кого не осталось уже никаких иллюзий. И у тех, кто проголосует за Путина, - их не осталось тоже. За него проголосуют не потому, что он прижал Ходорковского, - а потому, что страх перед хаосом пока сильнее страха перед порядком.

Театр закрывается, нас всех тошнит.

Этот квикль был уже практически дописан, когда я получил неожиданно яркий материал для доказательства любимого тезиса о борьбе ужасного с чудовищным. Не успеет власть сделать очередную гадость, как натыкаешься на какую-нибудь мелкую приятность от либералов - и со всей отчетливостью понимаешь: деградация затрагивает всех. На этот раз приятность касается лично меня, так что я воспользуюсь приятной возможностью отойти от материй государственных и порассуждать о личной нравственности своих оппонентов.

Я не питал особых иллюзий по поводу Якова Гавриловича Кротова, православного публициста, регулярного гостя радио "Свобода". Не нравятся этому человеку борцы с сектантами - ладно; воспринимает он их как ограничителей свободы вероисповедания - еще лучше, нормальная либеральная крайность. Но когда Кротов во дни "Норд-Оста" дописался до того, что наши спецподразделения только и умеют расстреливать спящих женщин, я спокойно и твердо вычеркнул этого человека из своего списка вменяемых оппонентов - поскольку, как ни относись к чеченофилам или чеченофобам, но с обеих сторон возможны поступки и формулировки, находящиеся за гранью добра и зла. С таким не спорят.

Очевидно, Кротов (человек церковный, то есть все-таки по определению не совсем бессовестный) сам понимает, как его заносит в последнее время. Отсюда и истерические нотки, все чаще проскальзывающие в его публицистике (в основном на сайте www.krotov.org), и полное уже забвение приличий - своего рода экстаз падения. В свое время я не особенно удивился, когда - после нападения на меня возле "Собеседника" - Кротов сразу же отмел версию, что избиение было организовано сектантами, даром что телефонные угрозы я получал именно в связи с публикациями о них. "А может, Быкова избили мужья его любовниц?" - предположил тогда Кротов. Сегодня он повторяет это предположение уже без всяких "может", цитирую дословно: "Когда Дмитрия Быкова несколько лет назад избили за совращение чужой жены, он печатно заявил, что это сделали "сектанты", которых он критиковал".

Прежде всего восхитительна именно эта уверенность. Источник ее остается для меня загадкой: допустить, что от моего любострастия пострадал кто-либо из родственников Кротова, я не могу при всем желании. Пришлось бы предположить, что избиение также организовал он сам; версия любопытная - но кишка у нашего героя тонка. Так, гадость писануть в Сети - это запросто, но на организацию крупной драки, звонки, выслеживание - Кротова хватит вряд ли.

Разумеется, появись подобное заявление в печатных СМИ - я немедленно подал бы в суд; в Сети человек волен болтать, что ему угодно, - особенно в "публичном дневнике", - так что придется ограничиться наиболее адекватной реакцией при личной встрече. Вообще же, не в первый раз полемизируя с нашими либералами, я давно уже привык к тому, что со мной можно все. Самая наглая ложь, самое беззастенчивое шельмование, самое неприкрытое злорадство, - пожалуйста: норма. Я тут не одинок: стоит вспомнить великолепную по своей наглядности травлю Ольшанского, грандиозные планы оппонентов газеты "Консерватор" и прочие достижения либерального правосознания, давно уже неотличимого от блатного. Стоит почитать высказывания "либералов" на любом форуме, хотя бы и в РЖ: удар выше пояса тут - большая редкость. Одни люди интересуются идеологиями, другие - технологиями; первые считаются консерваторами - у них есть моральные ограничения; вторые называют себя либералами - и вместо полемики занимаются пиаром, то есть обсуждают внешность оппонента, его биографию, бюджет, родственников и сексуальные пристрастия. В некотором смысле такие либералы вполне последовательны - ведь идейный спор всегда приводит к кровопролитию! Так что к их мелкому свинству в ответ на любые попытки подискутировать серьезно я уже привык, удивляться давно не умею. Однако такие эскапады, как вот эта, кротовская, - для меня пока внове. Что оппонент вырастает в глазах наших либеральных трусов до масштабов какого-то демона, наделенного вдобавок ко всему еще и титанической половой силой, - еще не беда. Но что люди откровенно радуются, когда на их оппонента нападают вдвоем и молотят бутылкой по голове - это как-то не укладывается в моей голове; вероятно, именно из-за того, что ее тогда чуть не пробили. Был бы целей - соображал бы быстрей.

Меня удивляет не то, что Кротов делает подобные заявления открыто и не боится, что ему на том свете язык припекут. Судя по его публичному дневнику, у него с верой вообще серьезные проблемы, но не мне выносить вердикты - слава Богу, я не из числа яростных неофитов. Меня восхищает лишь тот факт, что защитники чеченского народа, апологеты свобод и прав прибегают к аргументам такого уровня - тем самым недвусмысленно демонстрируя уровень своей нравственности и безнадежно компрометируя своих подзащитных. Долгий опыт полемики вокруг "Норд-Оста" и чеченской проблемы как таковой позволяет с уверенностью говорить, что девять десятых наших так называемых правозащитников - истерики и лгуны, не брезгующие самой беззастенчивой клеветой и лишенные моральных принципов по определению. Отсюда и их позиция - страх противостоять сильному и откровенное заискивание перед ним, восторженный азарт добивания слабого (ибо слаба сегодня, как признает и сам Кротов чуть ниже, именно Россия).

В общем, когда наше так называемое государство и так называемое общество взаимно уничтожатся - это, кажется, будет по заслугам. Обоим.