Русский Журнал / Вне рубрик /
www.russ.ru/ist_sovr/20030725.html

Взять след
О Законе и Благодати в работе переводчика Василия Лурье (иеромонаха Григория)


Дата публикации:  25 Июля 2003

РЖ: Отец Григорий, расскажите, пожалуйста, о Ваших переводческих "корнях".

В.Л.: Моя работа √ это, в основном, патрология, изучение Отцов Церкви (и всяких еретиков заодно), то есть интерпретация, а интерпретация невозможна без перевода. Однако я не считаю себя переводчиком. В моем переводе вышла только одна книга (Св. Григорий Нисский "Об устроении человека"), а кроме этого я перевожу только особо интересные для меня тексты (например, скоро в новом издании Мужей Апостольских выйдет фрагмент Папия Иерапольского, сохранившийся в переводе с утраченного греческого на древнеармянский; я его перевел на русский, но потому, что перевод в этом случае требовал очень подробной интерпретации √ раскрытия цитат и т.п.). Мне интересно переводить самому фрагменты текстов на древних языках, которые анализируются в моих статьях. Обычно они потому и разбираются у меня, что прежние переводчики и издатели их не поняли. Часто такой перевод приводит к уточнению самого текста в оригинале (правильный выбор разночтения в рукописях или даже обоснованная конъектура √ ведь очень часто такие "темные" места не понимали уже средневековые редакторы и переписчики, которые создавали в рукописях иногда целые вакханалии разночтений).

Настоящий переводчик святоотеческих текстов с греческого, по призванию, √ это, по-моему, Алексей Георгиевич Дунаев.

Правда, если быть совсем точным, в советское время я даже официально работал переводчиком √ всякой технической литературы с французского и английского. Но и то √ предпочитал не переводами заниматься, а поисками информации в иноязычных массивах...

РЖ: Как Вы считаете, существует ли какой-то общий культурный знаменатель, сближающий разные переводческие опыты √ от художественной литературы до нон-фикшн?

В.Л.: И в переводах патристики, и в переводах научно-технических текстов общее то, что знание предмета важнее знания языка. Требуется и то, и другое, но в разных количествах; знания предмета требуется больше.

Собственно, интерес к предмету и стимулировал мои первые занятия переводами. Оказалось, что нельзя зависеть от переводчика: если ты хочешь как можно глубже вникнуть в текст, то ты должен видеть не один какой-то готовый его перевод, но, по возможности, все варианты перевода. Кроме того, нужно иметь в виду, что наиболее важные места любого текста являются часто и наиболее оригинальными, то есть наиболее сложными для перевода. Если переводчик просто переводит такой текст подряд, то перевести подобные места правильно он может лишь в том случае, если ему знакомо специальное исследование, посвященное этим местам. Но такого исследования может не быть в природе, да и в том случае, если оно есть, добраться до него может не всякий переводчик, а лишь только тот, которому повезло случайно или же тот, кто дал себе труд √ а это уже научная работа √ изучить систематически всю научную литературу о переводимом тексте.

Поэтому бывает, что читаешь перевод текста с языка, который начал изучать недели две назад, и видишь, что какое-то место тебе очень царапает слух. Начинаешь разбираться √ и сразу видишь, что переводчик "мудрит". Начинаешь разбираться глубже, читаешь словари и грамматики, √ заодно ускоренно продвигаешься в изучении языка √ и приходишь к правильному переводу. Потом идешь к специалисту по этому языку, он тебя проверяет, корректирует в мелочах, если надо. Так и добиваешься истины.

РЖ: Бытует мнение, что ошибка переводчика порой сродни ошибке врача-диагноста: языковая, интерпретационная неточность может привести к фундаментальным культурным искажениям. Нет ли здесь преувеличения?

В.Л.: Один из стандартных источников переводческих ошибок при работе с древними текстами √ то, что теперь (в светском литературоведении) иногда называется, весьма приблизительно, "центонностью", то есть говорение не словами, а цитатами. Для адекватного прочтения такого текста нужно самому иметь в голове все соответствующие цитаты и именно на соответствующем языке. Например, для перевода христианских текстов Библию следует помнить либо на греческом (даже если ты переводишь с какого-нибудь сирийского), либо на любом другом языке, на который Библия переводилась именно с греческого; тут годится церковно-славянский √ с ним прекрасно ориентируешься в библейских цитатах даже посреди эфиопского. А вот русский текст Библии √ не только не годится, но и сбивает с толку, так как он очень отличается по смыслу от текста греческого, лежащего в основе всех восточно-христианских библий. Поэтому я стараюсь даже никогда не читать Библию на русском, чтобы не испортить себе слуха, √ как вредно не очень уверенному в себе музыканту слушать фальшивое исполнение музыки.

Последствия ошибок от неузнанных цитат иногда бывают настолько фатальны, что сбивают курс науки на целые столетия √ а всё из-за оторванности ученых и переводчиков, людей слишком светских, от повседневной жизни их "объектов". Как раз в моей книге "Призвание Авраама", посвященной раннему монашеству, пришлось столкнуться с таким явлением. Случаев неузнавания цитат прежними переводчиками там вообще попадалось много, так как египетские монахи IV века говорили просто сплошными цитатами из Библии, создавая едва ли не "постмодернистский" дискурс, обыгрывающий значение цитаты в ее оригинальном контексте, √ но эпизод, фатальный для целого направления исследований, там был один: известные слова святого Афанасия Александрийского в написанном им "Житии святого Антония" о том, что Антоний не учился "грамоте" (так в греческом оригинале). Во всех публикациях до 1991 года, в течение нескольких столетий начиная с XVII века, эти слова воспринимались как заявление о неграмотности Антония. Но это противоречило другим сведениям о нем, например о том, что он писал какие-то послания. Да и не очень вероятно, чтобы святой Антоний, проведя детство и начало юности в богатой семье, мог бы оставаться неграмотным. Вот и возникало множество теорий √ вроде того, что свои послания он не писал, а диктовал, или что он был неграмотным только по-гречески, а на родном коптском языке писать умел... Но в 1991 году вышла книга замечательного (и чуть ли не самого глубокого из ныне живущих) историка монашества, бенедиктинца отца Адальбера де Вогюэ, который показал, что Афанасий применил к святому Антонию точную цитату из Евангелия, в оригинале относившуюся к Иисусу. Речь идет о том эпизоде, где народ удивляется обнаруженному Иисусом пониманию Священного Писания, зная, что Он не получил специального богословского образования √ "книгам не учився", как сказано в славянском переводе. В греческом оригинале там стоит "граммата" √ что можно перевести и "книги", и "грамота" (как неправильно сделали переводчики и толкователи "Жития св. Антония"), а означает это просто отсутствие специального образования книжника. Поэтому и Антоний вовсе не был неграмотным, а лишь не имел специального образования.

РЖ: Есть ли у Вас какие-либо переводческие предпочтения?

В.Л.: Честно говоря, переводы таких сплошь интертекстуальных древних текстов √ это и есть мой любимый вид перевода. В книге "Призвание Авраама" существует много примеров перевода отдельных цитат, особенно там, где речь идет о документах из круга святого Пахомия Великого (дошедших на коптском, греческом и латинском). Даже не знаю почему: то ли мне сама эта манера нравится и сказывается мое воспитание на постмодернистской культуре, √ то ли на самом деле (субъективно мне кажется именно так) написанные в такой манере древние проповеди и послания содержат какие-то неведомые глубины смысла, к которым можно приходить √ почти в полном одиночестве, так как никто почти туда и не ходит из нынешних ученых, √ и черпать, черпать, черпать... В частности, именно в такой, "зашифрованной", форме христианская традиция IV√VII веков сохранила огромный массив сведений о наиболее интересующей меня в последние годы эпохе √ эпохе зарождения христианства...

Вкус к такой литературе мне привил мой учитель, за которым я и пошел в эти страны Христианского Востока, √ отец Михаил ван Эсбрук (Michel van Esbroeck).

РЖ: Существует ли для Вас понятие "чужой культуры"? Где обозначены границы? Как выстраивается Ваша персональная карта культур?

В.Л.: Когда чувствуешь что-то христианское √ это сразу начинает восприниматься родным, и даже языковые барьеры сразу резко снижаются, особенно психологические. И это несмотря на весь мой средневековый антиэкуменизм: даже в еретических сообществах культура обычно остается родной. Единственное (для меня) исключение √ это Запад времен схоластики и позднее, но и тогда это нечто смежное с христианством: не родное, но двоюродное. Точно так же, как "двоюродные", воспринимаются все прочие традиции иудео-христианского корня √ иудейские (талмудический иудаизм, караимство, самаритянство, фалаша, а также многочисленные мертвые традиции), мандейские, манихейские, мусульманские... Следующий этап отдаленности √ такое "чужое", на котором сильно чувствуется отпечаток "нашего", то есть либо влияние иудео-христианских традиций (как, например, в зороастрийской культуре сасанидского Ирана), либо, наоборот, источник влияния на "наших" (как, например, в цивилизациях Угарита или Вавилонии)... И только потом, где-то далеко, в Индии, Китае и Японии, или, наоборот, среди племен черной Африки начинается совсем уж "чужое". Впрочем, даже это "чужое" взаимодействует с "нашим" и должно поэтому приниматься во внимание. Так, христианство в Индии взаимодействовало с индуистской средой, в Китае √ с буддийской (почему-то именно с буддийской, а не конфуцианской), а в Эфиопии √ с культурами разных негроидных племен. Культурное единство христианского мира оказывается поэтому ключом если и не совсем уж ко всему, то почти ко всему разнообразию национальных культур. Этому помогают и распространенные в христианском мире международные языки: западная латынь имела несколько аналогов на христианском Востоке, помимо греческого. Это, прежде всего, сирийский, который во втором христианском тысячелетии был вытеснен арабским, причем регион распространения арабского стал гораздо шире, а также согдийский (в Средней и Центральной Азии) и древне-эфиопский, геэз, в полиэтничной Эфиопской империи. Разумеется, наш церковно-славянский √ это тоже один из главных международных языков христиан.

Имея дело с каким-либо текстом, с какой-либо легендой, с какими-либо богослужебными последованиями и даже богословскими идеями, необходимо всегда иметь в виду, что их жизнь редко ограничивалась каким-либо небольшим регионом христианского мира (если даже такое и бывало, то мы никогда не можем в это поверить, не проверяя), а поэтому изучение их истории всегда должно быть интеркультуральным. Нужно представлять себе все границы, которые пересекала траектория развития объекта нашего исследования. Это границы самого разного рода √ от различия менталитетов до различия языков и даже просто графических систем.

Например, сколько путаницы возникало внутри славянского мира при простых переводах славянских текстов с одной системы письма на другую √ с глаголицы на кириллицу. Из них самое частое √ путаница цифр "2" и "3", передаваемых в обеих азбуках одной и той же буквой "веди". Поэтому, читая в древнейших славянских кириллических текстах "2", всегда подумай: а, может, это "3"?

РЖ: Какие подходы Вы предложили бы к решению непростой проблемы перевода и истории текстов?

В.Л.: Частный, но очень важный аспект этих проблем, √ необходимость представлять себе не только языки, на которых транслировались интересующие нас тексты, но и сами системы письма. Нужно, например, всегда готовится к тому, что в средневековых арабских рукописях могут быть произвольно расставлены точки, обозначающие различия согласных (что резко меняет смысл слова), или, что, например, в геэзе нельзя полагаться на различие графем для слогов, содержащих "й" и содержащих "д"... Это типичные ошибки и средневековых писцов, а иногда и средневековых переводчиков. Не понимая этого, невозможно понять переводной текст, так как самый первый этап понимания переводного текста √ это хотя бы примерная реконструкция оригинала. Нередко бывает, что требуется несколько этапов такой реконструкции. Например, типичны ситуации, когда из-под грузинского перевода нужно реконструировать его арабо-христианский оригинал (утраченный), чтобы таким образом получить представление о греческом оригинале арабского √ добраться до которого иначе было бы вообще невозможно.

В изучении новозаветной эпохи типичны еще более нехорошие ситуации: мы имеем текст, более или менее полный, на одном из языков христианского мира (например, эфиопском, славянском, латинском), из-под него просвечивает греческий оригинал, но из-под греческого оригинала просвечивает, в свою очередь, оригинал на одном из семитских языков √ то ли древнееврейском, то ли арамейском. Классический и самый известный пример √ Книга Еноха, которую цитирует как Священное Писание апостол Иуда в своем Послании, включенном в Новый Завет, и которая до сих пор входит в состав канонических книг эфиопской Библии. Но поэтому и дошла она полностью только на эфиопском. Эфиопский √ перевод с греческого, от которого дошли фрагменты; также дошли фрагменты на сирийском, тоже перевод с греческого. Еще более 100 лет назад некоторые ученые заметили, что греческий текст √ это тоже плод перевода, и именно с одного из двух семитских языков, распространенных в еврейской среде новозаветной эпохи. Но другие ученые это отрицали, утверждая, что все семитизмы греческого следует объяснять тем, что это был греческий язык иудеев. Споры разрешились только после того, как в 1947 году среди рукописей, найденных около Мертвого моря (Кумран), оказалось довольно много фрагментов Книги Еноха на арамейском языке, причем в рукописях, примерная датировка которых √ II√I вв. до Р.Х. Правда, даже это открытие не решило вопроса о возможном существовании еврейского оригинала и у этого арамейского текста. В соотношении между функциями еврейского и арамейского в культуре предхристианского иудаизма до сих пор остается много неясного, несмотря на огромные достижения последних 50 лет.

РЖ: Тупой вопрос: что такое хорошо и что такое плохо в переводческой практике? Какие Вы бы предложили критерии оценки?

В.Л.: Необходимость для разного рода исторических исследований параллельно вживаться "в шкуру" переводчика √ и даже обычно не одного, а многих переводчиков √ совершенно отбила у меня охоту заниматься переводами самому. Видимо, это похоже на то, как пародист уже не может стать поэтом, хотя и владеет версификацией.

Дело обстоит даже еще хуже: Жерар Гаритт, учитель моего учителя в области христианского Востока, когда-то написал статью об особенностях переводов на христианском Востоке, в которой цинично признался: "именно самые плохие переводчики √ для нас самые лучшие". Действительно, когда ты можешь подозревать в тексте перевод, но только очень высокого качества, то у тебя опускаются руки: ты теряешь возможность отличить его от оригинала и, следовательно, узнать, на каком языке и в какой среде первоначально возник изучаемый текст, √ разве только тебе повезет, и ты наткнешься на прямое указание в каком-нибудь источнике. Но чаще всего таких указаний нет, и мы, в результате, так и не знаем, например, на каком языке √ греческом или сирийском √ были созданы прекрасные "Оды Соломона"... Поэтому не люблю я хороших переводчиков. Люблю только не очень хороших, а очень люблю - плохих и очень плохих.

РЖ: ??? А что Вы делаете с плохими? Нет ли здесь противоречия? Ведь мы говорили о том, что за "брак" переводчика культура потом долго и дорого расплачивается?

В.Л.: К счастью, большинство средневековых переводчиков, как и большинство переводчиков вообще, относится к числу тех, кого я люблю. После них всегда остаются недопереваренные... то есть недопереведенные куски оригинала. Копаться в таких кусках √ это и есть самое интересное. Расскажу об одном из таких кусков, который из числа достававшихся лично мне √ самый жирный.

Это так называемая "Солунская легенда" √ легендарная агиографическая биография изобретателя славянской письменности Кирилла, в которой вообще нет места Мефодию, а сам Кирилл оказывается сирийцем, услышавшим призыв идти к славянам в Александрии. Традиционная датировка текста √ XII век, но она давалась славистами, которые совершенно не брали во внимание ни сирийцев, ни Александрию, ни прочие церковно-исторические обстоятельства, упомянутые в легенде. Те же немногие слависты (боюсь, что их было не более двух), которые пытались принять во внимание эти обстоятельства, приходили к мысли об отражении в легенде каких-то событий VII века. Для меня, в отличие от славистов, сирийцы и Александрия были постоянной умственной средой обитания, и мне сразу показалось, что легенда реально "ложится" в исторический контекст VII века. Кроме того, тут же вспоминалась гипотеза Вайана и Якобсона о сирийском происхождении первой славянской азбуки, хотя и не все аргументы, лежащие в основе этой гипотезы, оказались в итоге для меня убедительными.

Это меня натолкнуло на хулиганский способ разрешения одной текстологической трудности в Легенде, не поддававшейся усилиям ученых в течение полутораста лет. В тексте Легенды имеется небольшой фрагмент, в несколько слов, состоящий из полной абракадабры, но представленный, тем не менее, в четырех рукописях без больших отклонений в графике. Попытки прочитать его, исходя из греческого и всех славянских языков, были давно уже признаны неудачными. Мне пришло в голову, что его надо прочитать по-сирийски. Это мне удалось благодаря тому, что под рукой у меня был именно такой словарь, который давал нужное значение главного слова во всем этом словосочетании √ слова редкого и специального, которого и не знал славянский переводчик, заменивший перевод транслитерацией. Относительно своего знания сирийского я не обольщался (я не филолог, и у меня нет профессионального знания ни одного языка, даже славянского) и поэтому сразу же запросил консультацию у лучшего в мире знатока сирийских текстов, знакомого de visu едва ли не со всеми сирийскими рукописями в мире, √ Себастьяна Брока из Оксфорда. Брок предложил некоторые важные уточнения, а саму идею поддержал. После этого можно было не бояться делать доклады и публиковать статью...

Реконструированный фрагмент Солунской легенды выглядит теперь так: угнетенный кажущейся невозможностью выучить немыслимый славянский язык, Кирилл выходит из церкви в Фессалонике, и тут ворон, сидящий на церкви, сбрасывает на него пучок заточенных тростниковых перьев для письма (вот этот "пучок заточенных тростниковых перьев" как раз и был обозначен тем самым термином, в одно слово). Кирилл кладет пучок перьев за пазуху, а они тут же входят в его тело. После этого Кирилл забывает греческий и начинает свободно владеть славянским, а количество букв изобретенной им впоследствии славянской азбуки соответствует количеству перьев в пучке.

РЖ: Ваши языковые интерпретации порой революционны. По крайней мере, они меняют целые устоявшиеся пласты трактовок. Какова реакция коллег?

В.Л.: Научное сообщество славистов приняло мою лингвистическую аргументацию: она вошла теперь в Кирилло-Мефодиевскую энциклопедию и в другую литературу, изданную в Болгарии и у нас, √ но они до сих пор отказываются слушать аргументы исторические √ историко-церковные и историко-литературные: мои исторические построения относительно монофелитской сирийской миссии к славянам в VII веке, а также принадлежности Солунской легенды к мощному потоку сирийской апокалиптической литературы VIII века хотя и не опровергаются, но и не принимаются. Честно говоря, я жду, когда один молодой человек, уже владеющий сирийским и другими восточными языками, станет, как он собирается, специалистом в области древнейшей славянской филологии, √ и вот тогда он покажет!.. Приблизительные контуры этой задачи видны уже сейчас: выделить из-под редакций кирилло-мефодиевской эпохи слой древнейших текстов (как правило, разумеется, все равно переведенных с греческого, а не с сирийского), где правила перевода были типичны именно для сирийской среды (у нас есть пример переводов с греческого на эфиопский, выполнявшихся сирийцами, так что есть с чем сравнить); я сильно подозреваю, что и сама древнейшая форма глаголицы соответствовала нуждам именно такого √ сирийского, а не византийского √ перевода с греческого. Но сам я разбираться в этом никогда не смогу, так как это настоящая филология, а моя специальность √ история идей.