Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Новости | Путешествия | Сумерки просвещения | Другие языки | экс-Пресс
/ Вне рубрик / < Вы здесь
Песня про Валентину
Дата публикации:  26 Сентября 2003

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

В Питере - старая новая песня. В контексте выборов губернатора - песня о главном, о Валентине. Поется на никитинский мотив, всем известный со времен фильма "Москва слезам не верит". Тот факт, что нынешняя песня появилась в рамках агитации, - не скрывается. Но, выпорхнув из рук агитаторов, песенка пошла гулять по Питеру сама по себе, стала популярной. Говорят, на днях Путин поинтересовался у кого-то из своих питерских знакомых: а что это там у вас за новая песня?

Но это, конечно, слухи. О фактах мы спросили у автора песни - у Юли Беломлинской. Она - театральный и кинохудожник, певица, писатель, автор известного романа "Бедная девушка". Когда-то, в конце 80-х, на волне повальной эмиграции добралась до берегов Гудзона. Теперь вернулась на брега Невы, где участвует в разных театральных проектах, пишет очередной роман и ходит по разным богемным заведениям Питера с тем, чтобы донести свою активную гражданскую позицию до надменных творческих тусовок. Беломлинская известна также особенно тщательным подбором специалистов для ремонтно-бытовых работ. Недавно, желая заменить потекшую трубу, сменила двенадцать работников сантехнического фронта, прежде чем нашла достойного. Об этом она обещала написать отдельно, поскольку тема для Питера куда как актуальная.

А сегодня - история создания "Песни о Валентине" в версии автора.


Мне нравится Валентина. Кроме того, у нас с ней есть общее "мы" - мы обе женщины обиженные талантливой, но жестокой питерской журналисткой Таней Москвиной. Однажды Таня встала с левой ноги и абсолютно беспричинно обидела меня, а потом та же участь постигла Валентину. Поэтому когда началась серьезная конфронтация Матвиенко с группой питерских журналистов, я решила отдать ей свой голос. А мой голос - он, увы, один из самых звонких в городе. Наверное, от этого вышел такой сильный общественный резонанс.

Я и так собиралась голосовать за Матвиенко. Она - соратница Путина, а я вернулась в Россию, потому что поверила этому человеку. И сейчас верю. Но долго рассказывать про мои политические убеждения. Я лучше расскажу про песню.

У меня давно, еще в Нью-Йорке, началось очень трепетное отношение к никитинской "Александре". Это может понять только тот, кому довелось побыть провинциалом в большом городе - лимитой. И мне давно хотелось выдать "Александре" питерскую прописку - переделать эту песню на питерский лад. Хорошие песни - они обречены на "постмодернизм" - их часто норовят перепеть по-своему.

Сначала у меня родилась идея: подкрепить предвыборную кампанию Валентины хорошей песней. Все это было полушуткой. Я сказала ребятам из штаба Матвиенко:

- А давайте я вам песню сочиню, слово то уж больно хорошее: "Валентина". Так и проситься в какую-нибудь песню. Надо "Александру" переделать для Вали.

И тут же запела: "Валентина, Валентина, этот город наш с тобою..."

Потом говорю: ну как же с Садовым кольцом быть, которое - "вот и стало обручальным нам Садовое кольцо". С ними была московская девушка Вероника - киновед, она сразу сообразила и запела: "Вот и стали разводными заводные нам мосты..."

Чистая пародия. Ну все посмеялись и разошлись по домам. А я чувствую, ко мне привязались эти "разводные мосты", ведь образ - классный. И опять же, Валентина так и просится в поэзию - слишком уж имя уже поэзией осененное: "...С рассвета в Валентинов день я проберусь к дверям...", и "Валя-Валентина" - которую я с детства люблю.

А ребята из штаба Матвиенко - это талантливые журналисты, но тоже не коренное население города Питера. А меня вот всю жизнь пытались зачислить в некоренное. Тут, потом там - в Америке. Ну все, согласна - некоренное я население. Так уж позвольте сказать за нас - некоренных.

Я вспомнила себя в Нью-Йорке, а потом ясно увидела своих бабушек, представила, как они выходят с вокзала. В смешных провинциальных шляпках, оглядываясь. Одна - армянка из бакинского двора, другая еврейка - местечковая. Приехали завоевывать город. А потом я и Валентину увидела вполне отчетливо. Ту девчонку из маленького городка, с Украины, как моя бабушка, и сирота - тоже, как моя бабушка. Только другое поколение. Потом я вспомнила нынешних таких девочек, из Шепетовки, из Нижнего, из Челябинска, как они танцуют в "Пурге" или в "Ред-клубе". Сколько таких в городе? Разного возраста, с разными судьбами. Общее одно - вот этот старый чемоданчик и вокзал за спиной...

Когда подумаешь об этом, становиться понятно, почему девочка Валентина когда-то выскочила на комсомольскую трибуну, закричала, что в других институтах кипит молодежная жизнь: вечера танцев и разные КВНы, а у нас вот - полное болото. Конечно, ей нужны были эти танцы и эти песни у костра, нужны были друзья, знакомые. Ведь в этом городе не жила ее мама, в этом городе она не ходила в детский сад, в школу. Не было друзей, не было старых детских связей. Ей нужно было, чтобы ее увидели, заметили: вот я - Валентина. Новенькая. Ну вот, ее увидели, заметили, оценили - и началась судьба "комсомольской богини". Не из вредных - это всему городу известно. Город маленький - нету материала на Валентину, иначе уж давным-давно кто-то да сказал бы : она душила меня, она задушила меня, мое творчество... Нету таких свидетельств.

Мои нынешние проблемы - оттого, что песня вышла хорошая. Она вторична, это похоже на капустник или поздравление, - в таких случаях пишутся вот такие песни-переделки. Конечно, с Сергеем Никитиным вся эта история согласована, он разрешил использовать идею и музыку "Александры". Я сочинила песню, послала ребятам текст, а они говорят:

- Ну, теперь спой ее по радио.

А мне неинтересно больше петь самой. Тем более, у меня была четкая концепция этой песенки - это стилизация, ретро. И время не то, когда реальная Валентина несла свой чемоданчик, а пораньше - середина пятидесятых.

...Сталин умер. Стало что-то можно - но неизвестно, что. Все равно в воздухе носится радость. И мужчины поют задушевными голосами. В общем - Голливуд...

Я сказала, что в городе есть парочка, которую я называю "Наш Голливуд" - это Наташа Пивоварова и Саша Лушин. Они - любимые, они красивые, талантливые, хорошие родители, образцовая семья. Что-то в них есть неуловимо старинно-американское, нет, не нынешнее холодно-механическое, а вот из того теплого, живого "трофейного кино".

Я им позвонила, не зная в тот момент ничего про их предпочтения. Сначала просила, как они относятся к Валентине Ивановне - у Наташи спросила, она сказала, что нормально. Да многие женщины в городе только радуются, что губернатор будет женщина.

Весь ужас в том, что ребята спели ту песенку прелестно. Она вышла совершенно чарующая. Конечно, это - сила. Давидова праща, разбивающая груды грязи. Ну что мы можем сделать с этим? Мы - таланты. Я поставила эту песенку в "Пурге" однажды и видела, как модные девчонки - молодые, некоренные, слушали. Сначала - невнимательно, а как дошло до чемоданчика, вдруг притихли, как-то затуманились, а потом стали танцевать. Что им полпред Матвиенко, кандидат в губернаторы? А про чемоданчик понимают...

Там сначала было: "...мы входили, как в трясину, в этот город навсегда...", я потом убрала. У стилизации свои законы - все должно быть гладко и трогательно.

Ну вот, песню спели. У меня начались звонки. Незнакомые взвинченные дамы, которым я никогда не давала свой домашний телефон, говорили всякие гадости. Я на всякий случай газовый баллончик купила - я в свой талант сильно верю, сегодня - дамы, а завтра, глядишь, и мужик с трубой в подъезде. Но смешно, конечно, - раньше власть могла ударить трубой одного интеллигента за то, что он защищает другого интеллигента, ну и баллончиков не было в продаже. Теперь интеллигентная дама боится, что ее жахнут трубой по повелению другой интеллигентной дамы за то, что она защитила власть.

Удивительная история. В моей жизни это происходит уже в третий раз. Впервые в школе - весь класс сбежал с урока, чтобы наказать училку, а я осталась сидеть. Вышла из понятия "свой класс". Она была старая. Сердце. Нельзя было так. Тогда никого не убедила. Одна сидела. Все равно ей легче было. А потом в институте: пришел новый учитель Боренька - и натравил весь наш курс на нашего же мастера - коммуниста, парторга. Бей парторга! У Бореньки была хорошая крыша - тесть, в ту пору директор Русского музея. И я опять была одна против всех. Но на этот раз удалось ребят переубедить: они все-таки вспомнили, что помимо партийности у нашего тяжелого, скандального мастера есть еще кое-что - он непревзойденной гениальности педагог.

Так что в третий раз. И аргументы всегда одинаковы, очень веские:

- Начальству продалась, выслужиться хочешь? Ждешь свою севрюжину?

Да нельзя мне ее, ребята, после химиотерапии приходится жить на диете. Во всех отношениях. Это у вас она уже из глоток лезет, дышать трудно. Наверное, поэтому так необходим вам воздух свободы. А я, по причине диеты, живу налегке, и мне, соответственно, дышится легко. А у вас не свобода - своеволие. Это - другая вещь. От Стеньки Разина до попа Гапона. Утопить персияночку, обрызгать грязью, дать в рыло... И что еще очень важно - построить всех вокруг по-своему. Вольница. А у меня свобода - тихая, внутренняя. Моя свобода - не строиться, когда меня строят. А Валентина Ивановна Матвиенко никогда не пыталась меня строить. Я ее, честно говоря, никогда не видела живьем и скорее всего не увижу. Вряд ли наши дорожки пересекутся в дальнейшем. Она больше не руководит культурой. И вообще культурой больше не руководят. "Эрика" по-прежнему дает четыре копии, а вот четыре года за "Эрику" больше не дают. За автоматы и то - всего два, а уж за "Эрику" - теперь она называется "ризограф" - ничего не будет. Культура - свободна. Это тупик для многих. Для тех, чей талант чисто негативистский и цветет только в условиях борьбы. Если борьбы нет, ее надо выдумать. Этакая коррида. Торро! Стройся!

Построить меня пытаются представители интеллектуального истеблишмента. Но смешно думать, что меня в мои сорок лет можно строить.

Или что мой голос можно купить. После Америки я его считаю бесценным - там, в русском Нью-Йорке, он перевернул отношение к покинутой Родине: не к каким-то отдельным людям, а ко всей начинающейся русской общине. Он в общем-то и собрал из разрозненных обломков империи - русских, евреев, башкиров - русскую общину Нью-Йорка, четвертую по численности языковую общину этого города. Вот такой голос мне достался. Вряд ли он кому-нибудь по карману. Это к вопросу о том, сколько мне заплатили.

А насчет того, не собираюсь ли я написать песню президенту Путину и есть ли тенденция написания песен для власть имущих - по-моему, есть и всегда была.

"Боже, царя храни", "Всевышний, храни королеву"...

Для Беляева ни за что не напишу песню - это не герой моего романа. А вот Амосов, наш питерский яблочный лидер, - конечно, такой человек, в которого влюбиться можно, и не будь мой голос уже отдан Валентине, я бы, может, отдала его Амосову. И песню сочинила бы ему с удовольствием. Она начиналась бы так:

Эх, яблочко, куды ты котисси,
В губернаторы пройдешь, не воротисси...

P.S.

Разводные-заводные

"...Александра, Александра
Этот город наш с тобою..."

посвящается Валентине Матвиенко

Валентина, Валентина,
Этот город наш с тобою,
Стали мы его судьбою
Мы с тобою, я и ты...
Помнишь времена иные?
Помнишь, были молодые?
Разводные-заводные
Улыбались нам мосты!

Валентина, Валентина,
Помнишь, юности картина,
Помнишь, дома нам твердили:
- Есть другие города...
Чемоданчик руку тянет,
За спиной вокзал цыганит.
Мы входили, Валентина,
В этот город навсегда.

Здесь ложились и вставали,
Здесь ночей не досыпали,
Здесь судьбу свою ковали
Вместе с города судьбой.
Город гнул и город плавил,
Город нам отметки ставил,
И теперь ты знаешь, Валя,
Этот город наш с тобой.

Мы остались, Валентина,
С этим городом отныне.
Нам навек теперь родные
Его стройные черты.
От Фонтанки до Смоленки
Ночь кружится светлой лентой,
Разводные - заводные
Улыбаются мосты!


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Дмитрий Быков, Быков-quickly: взгляд-57 /25.09/
Я бы понял, если бы Сергей Чупринин напал на политических радикалов, если бы он возмутился прокоммунистическими настроениями в лужковском окружении, если бы он выбрал подлинно опасного врага. Но он предпочитает лупить по художникам и публицистам, которым надоело обслуживать сытый класс. Артиллерия бьет по своим - и я понимаю, почему.
Михаил Кордонский, Цветочки для Рональда /03.09/
Двадцать лет Интернет бурно впитывал в себя реал; теперь пришли люди реала, которым тесно в Сети, и они выплескиваются наружу. P.S. Состоялось историческое для флешмоба событие: одесских мобберов повязали менты. Флешмоб, несмотря на содержание в жанре клоунады-хэппенинга, стопроцентно подходит под определение "гражданского общества" данное Глебом Павловским.
Борислав Михайличенко, Вариант "П" /29.08/
Санкт-Петербург не "будет", а "есть" и федеральный проект, и всероссийская лаборатория. С точки зрения реформ ВВ не делает в России ничего такого, чего не делал или не пытался бы делать в Петербурге в первой половине 90-х. Изменился разве что масштаб.
Денис Яцутко, Дети хотят в тюрьму /21.08/
"Блатная романтика" стойко сохраняет популярность среди подростков; большинство граждан России не имеет возможности обезопасить от нее своих детей. Нужна широкомасштабная программа по изменению целей "неформального педагогического процесса". Для начала предлагаю законодательно запретить крутить в маршрутках и летних кафе так называемый русский шансон.
Надежда Кожевникова, Лампочка Ильича /20.08/
Когда восточное побережье США за десять секунд оказалось лишено электроэнергии, и это продлилось в Нью-Йорке сутки, а в других штатах и дольше, могла разразиться катастрофа. Но не произошла. А если бы Москва сегодняшняя погрузилась на сутки во тьму, при вырубленной сигнализации, что бы там началось?
предыдущая в начало следующая
Юля Беломлинская
Юля
БЕЛОМЛИНСКАЯ

Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100