Русский Журнал / Вне рубрик /
www.russ.ru/ist_sovr/20031106_b.html

Быков-quickly: взгляд-59
Дмитрий Быков

Дата публикации:  6 Ноября 2003

Этот квикль будет коротким, потому что я не вижу, в общем, особенного предмета для разговоров. Я вполне мог предполагать именно такой разворот мысли, который продемонстрировал Александр Агеев в очередном "Голоде". Мне понравился лозунг, шутя высказанный другом-критиком в частном разговоре, - "Накормите Агеева!", но этот голод ненасытен, такой зуд при жизни не уймется. Лично мне больше всего понравился вот какой пассаж:

"Вот вопрос на засыпку: Дмитрий Львович со товарищи довольно усердно занимался идеологической ревизией "наследства" 90-х (со-товарищей, а главное - сочувствующих, и весьма высокопоставленных, много у него было, и никакая "либеральная жандармерия", вопреки быковским жалобам, не мешала им реставрировать "совок" под благообразной маской "консерватизма"), так вот, интересно было бы узнать, нравится ли ему его (наследства 90-х) уголовно-практическая "ревизия", проводимая людьми, которые, быковскими словами выражаясь, испытали "некоторое общее отрезвление и отказ от нескольких гибельных гипнозов в пользу мировоззрения более трезвого и целостного"?

И далее: "В том-то и штука, что в России пока рано "трезветь" в вышеописанном смысле, то есть даже и из самых лучших побуждений предъявлять свободе какие-либо претензии (ну, хоть за беспредел, царивший в 90-е годы). Потому что на этом пути рискуешь оказаться вдруг по одну сторону барьера с "родными органами", готовыми быстро и эффективно провести "работу над ошибками". Словно 90-е годы - не жизнь и не история, радикально изменившая Россию, а всего-навсего неудачное сочинение, которое можно переписать".

Что предпринять, если человек на твоих глазах сделал неприличную вещь? Пройти мимо и не заметить? - особенно если учесть, что дискуссия с Агеевым мало кому интересна; дискуссия возможна там, где оппонент готов критично отнестись к собственным заявлениям, хотя бы и сделанным под горячую руку, а тут мы такой готовности не наблюдаем и наблюдать не будем. Что делать, если на твоих глазах внаглую передергивают? Проигнорировать? - но ведь это легко расценить как знак согласия... Хочется кому-то считать мои убеждения "совком под маской консерватизма" - запретить не могу; не с Агеевым же спорить о консерватизме, в конце концов. Человек уже решил, что я фашист, пусть совок, если определять меня более мягко, - ну, не переубедишь же? Ясно, что он меня не любит. И поэтому, что бы я ни сказал и ни сделал, истолкует максимально невыгодным для меня образом. Но нас ведь с критиком и публицистом А., слава Богу, не связывают такие отношения, при которых его нелюбовь могла бы подвигнуть меня к самоубийству? Вот и Сергей Костырко меня не любит, но не возражаю же я Сергею Костырко. Я не домогаюсь его любви, потому что я не Коля Остен-Бакен, а он не польская красавица. И вообще, Борис Пастернак, чью биографию для серии "ЖЗЛ" я теперь заканчиваю, а потому и ссылаюсь на него чаще обычного, - сказал как-то Ольге Ивинской: "Я совершенно не люблю правых людей, я, может быть, не прав и не хочу быть правым!" Априорная, просчитанная, предсказуемая правота меня не интересует - я хорошо знаю, как это делается. Меня заботит не правота, а правда - совсем другой коленкор.

Предсказуемо было и то, что меня и моих единомышленников рано или поздно обвинят в аресте Ходорковского. Ну, не прямо, конечно, - но при очередном качке российского маятника кто-нибудь обязательно захочет "поименно вспомнить всех, кто поднял руку". При этом никого не будет волновать, как я отнесся к аресту Ходорковского, о котором я тут же везде, где мог, написал и сказал все дурное, что привык говорить при любом аресте политического деятеля, будь он Лимоновым или Ходорковским. Вспоминать будут, как я относился к НТВ - и как не захотел разделять либеральную идеологию. О том, что либералы окажутся правы при первых же ошибках Путина (а они неизбежны), я писал еще в статье "До свиданья, наш ласковый Гриша", в апреле 2000 года. Поразительно, как они рвутся выполнять мои прогнозы.

А маятник качнется, в том нет сомнений, - Евгений Киселев в "Московских новостях" недавно так и написал: важно сохранить лицо до тех пор, пока он качнется. Но что делать тому, кому надоела сама эта маятниковая парадигма? Кого не устраивает ни триумф спецслужб, ни Михаил Ходорковский в качестве символа свободы? Кому не хочется вечно метаться между бараком и бардаком? Те, видимо, по умолчанию причисляются к питерским силовикам, поскольку отказываются разделять убеждения "классических либералов", как это названо у Агеева, - то есть людей, на протяжении девяностых уничтожавших мое ремесло, низводивших журналистику к пиару, а литературу к чтиву.

С этим смешно спорить. Этих людей смешно ловить на подтасовках. Ну не будешь же объяснять Агееву, что "уголовная ревизия" проводится вовсе не теми людьми, которые испытали отрезвление? Что, говоря о людях, испытавших отрезвление, я имел в виду никак не Владимира Устинова? Да и высокопоставленных товарищей у меня, честно говоря, нет - я был бы весьма благодарен Агееву за их перечисление, но ведь не дождусь. Ему важно бросить намек: вот, Быков работает с подачи высокопоставленных товарищей. То есть куплен. То есть убеждений не имеет. Что делать с человеком, который врет на тебя, как на мертвого? Пусть живет.

Что возразить на утверждение, что России рано пока "трезветь" в вышеописанном смысле"? Интересно только, когда будет не рано. И будет ли тогда кому трезветь. Но ведь маятник качнется, потому что альтернативы у России нет. Она так и мечется между двумя давно уравнявшимися невыносимостями. И в каком-нибудь две тысячи восьмом или две тысячи десятом иной либерал - при очередной дележке и очередном ликовании - наверняка потребует, чтобы тебя куда-нибудь упекли: потому что "в час роковой" ты не выходил на площадь защищать НТВ! И не считал Бориса Березовского достойным оппонентом питерских чекистов! И не называл "Яблоко" совестью нации! Репрессивная психология присуща ведь у нас не только силовикам. Либералы не меньше хотят "подвергать остракизму". И не надо меня спрашивать, кто мне мешал. Легче перечислить, кто не травил меня после того, как я пришел работать в "Консерватор" - давно прекратившийся, но все не дающий покоя его либеральным разоблачителям.

Не в одном Агееве дело, конечно. Чего еще хотеть от людей, которые в канун двухтысячного ругали Путина за то, что он креатура семьи, а в конце нынешнего поносят за то, что он от семьи откалывается? И кто представляется им идеалом - Лужков, что ли, или Примаков? Так ведь Примаков всецело поддерживает и одобряет путинские действия, он бы это начал много раньше, его бы воля; а Лужков только что попел и поплясал на вечере по случаю полукруглого юбилея комсомола - кому-то что-то непонятно, может быть? Страшно стало, какой затхлостью и гнилью пахнуло с экрана, на котором царил Кобзон; может быть, это представлялось кому-то оптимальной альтернативой Путину? Тогда с этого и следовало бы начать - я, мол, считаю, что лужковско-примаковский блок во главе страны был бы оптимален. А уж потом упрекать тех, кто в двухтысячном выступал против лужковско-примаковского блока, за "семейного" кандидата.

Но если Агееву "любопытно было бы узнать", нравится ли мне "уголовная ревизия", - я ему отвечу, поскольку чужое любопытство грех не уважить. Я вообще люблю, когда мне задают вопросы; это лучше, чем когда меня обвиняют в дружбе с властями, которым я ненавистен куда больше любого либерала. Ненавистен именно потому, что меня нечем шантажировать - я ни с дележки, ни с передележки ничего не поимел; и зомбировать меня тоже трудно - я пытаюсь думать, даже если это чревато дружной либеральной травлей и причислением меня к разряду русских фашистов.

Мне не нравится уголовная ревизия.

Я не считаю арест Ходорковского признаком отрезвления России.

Мне надоело метание между беспределом свободолюбцев и беспределом властей.

Но еще больше мне надоело стремление обвинить во всем происходящем тех, кто пытается задуматься. Я покуда не вижу Агеева и его единомышленников на площадях, не слышу их выступлений на "Эхе Москвы", не читаю их открытых писем в защиту опальных бизнесменов, не вижу даже их протестующих публикаций в бумажной прессе - тогда как сам в "Огоньке" и "Собеседнике" уже сказал об аресте Ходорковского все, что считал нужным. Я понимаю, почему легче всего обвинять в происходящем своих оппонентов из числа литераторов: это безопасно. И сам чист, и ничего тебе не будет.

Можно ли спорить с людьми, использующими эту логику? С людьми, которые ностальгически любят девяностые годы? С людьми, чья главная задача - ошельмовать тебя, дабы подчеркнуть свою белоснежность?

С такими людьми не спорят. Им желают счастья и процветания.

Относительно новый стишок по этому поводу.

Десятая баллада

И подходят они ко мне в духоте барака, в тесноте и вони, и гомоне блатоты. Посмотри вокруг, они говорят, рубака, - посмотри, говорят, понюхай, все это ты! Сократись, сократик, - теперь ты спорить не будешь. И добро б тебя одного - а ведь весь народ! Полюбуйся на дело рук своих, душегубец, духовидец, свободолюбец, козлобород! На парашу, шконку, на вшивых под одеялм, на скелеты, марширующие по три, - полюбуйся своим надличностным идеалом, на свои надменные ценности посмотри. Посмотри - вертухаи брюкву кидают детям. Посмотри - доходяг прикладами гонят в лес. Если даже прекрасная дама кончилась этим, если даже ночная фиалка - куда ты лез?! Твое место здесь, шмотье твое делят воры, на соседних нарах куражатся стукачи. Посмотри, дерьмо, чем кончаются разговоры об Отечестве. Вот Отечество, получи. Что, не нравится? Забирай его под расписку. Шевели ноздрей: так пахнет только в раю. И суют мне под нос пайку мою и миску - мою черную пайку, пустую миску мою.

Ваша правда, псы, не щадите меня, Иуду, это сделал я, это местность моей мечты. Да, я им говорю, о да, я больше не буду, никогда не буду, меня уже нет почти. Слава Богу, теперь я знаю не понаслышке (а когда я, впрочем, не знал в глубине души?): вертикалей нет, имеются только вышки, а на вышках мишки, а у них калаши! Отрекаюсь от слов, от гибельной их отравы, как звалась она в старину. Позор старине. До чего я знал, что всегда вы будете правы - потому что вы на правильной стороне, потому что вы воинство смрада, распада, ада, вы цветущая гниль, лепрозной язвы соскоб, ибо все идет в эту сторону - так и надо, - и стоять у вас на пути - значит множить скорбь, значит глотки рвать, и кровь проливать как воду, и болото мостить костями под хриплый вой, потому что я слишком знаю вашу свободу - дорогую свободу дерева стать травой! О блаженство распада, сладостный плен гниенья, попустительства, эволюции в никуда, о шакалья святость, о доброта гиенья, гениальность гноя, армада, морда, орда! Вы - осиновый трепет, ползучий полет осиный, переполз ужиный, сладкий мушиный зуд. Никаких усилий - поскольку любых усилий несравненный венец мы явственно видим тут! Поцелуй трясину. Ляг, если ты мужчина. Не перечь пружине, сбитая шестерня. Это я, говорю я вам, я один причина, это я виноват во всем, не бейте меня.

И внезапно в моем бараке постройки хлипкой затыкаются щели и вспыхивают огни. Вот теперь ты понял, они говорят с улыбкой, вот теперь ты почти что наш, говорят они. Убирают овчарку, меняют ее на лайку, отбирают кирку, вручают мне молоток, ударяют в рельс, суют мне белую пайку и по проволоке без колючек пускают ток.