Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Новости | Путешествия | Сумерки просвещения | Другие языки | экс-Пресс
/ Вне рубрик / < Вы здесь
Переговоры по СНВ: дипломатический маневр Сахарова, вариант Стоуна
Джереми Дж.Стоун

Дата публикации:  2 Августа 2001

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Основным препятствием на переговорах по СНВ является советское требование, выдвинутое в ответ на проявленный Рейганом интерес к ПРО, чтобы США в течение нескольких лет обязались не выходить из Договора по ПРО. Разрабатывается тактика "медвежьих объятий", согласно которой Советы согласятся на продолжение разоружения при условии сохранения Договора по ПРО. В Вашингтоне и Москве проводится успешное лоббирование этой тактики. Москву удается вывести из тупика, когда Сахаров выдвигает аналогичное предложение, получившее название "обходной маневр Сахарова". В итоге принимается тактика "медвежьих объятий".

К системам ПРО я испытывал устойчивый интерес, занимаясь ими, как помнит читатель, с 1963 по 1972 г., когда был подписан Договор по ПРО, запрещающий развертывание таких систем. Более 10 лет спустя, в марте 1983 года, мне вдруг стали звонить известные ученые из числа членов Федерации американских ученых, которых - без каких-либо пояснений - пригласили в Белый дом на ужин с президентом. Они пытались понять, что случилось. Ходили слухи о сбитых спутниках, о проблемах в Центральной Америке и т.п.

Оказалось, что ужин был назначен на тот самый вечер, когда Рейган выступил со своей знаменитой речью о "звездных войнах", призывая к развертыванию Стратегической оборонной инициативы (СОИ). Помню, как сразу после этого выступления я позвонил в пресс-центр Белого дома и сказал Сэму Дональдсону, что лучшие из тех, кого он мог бы попросить высказать свое мнение по этому вопросу, как раз сейчас ужинают с президентом! Однако на следующий день я оказался одним из очень немногих, согласившихся выступить на эту тему по телевидению. Некоторые из наших ведущих экспертов не захотели осуждать президента, сразу же по выходе из-за его стола! В последующие 48 часов у меня взяли интервью девять различных отечественных и иностранных телеканалов. Я знал все самые весомые аргументы против систем ПРО, причем некоторые из этих аргументов являлись плодом моих собственных интеллектуальных усилий.

Примерно в это время филантроп по имени Джей Харрис решил организовать нечто вроде группы по космической политике. По предложению Линдсея Маттисона, специалиста по созданию некоммерческих антивоенных организаций, он выделил нам средства на зарплату одному сотруднику в течение двух лет, чтобы мы взялись за этот проект. Мы наняли Джона Пайка, который в конце концов стал одним из самых видных противников ПРО на следующие десять лет (1983-1993). Проблема ПРО намного усложнилась с тех пор, как я занимался ей в 60-е годы, многими техническими деталями я не владел, поэтому нужен был человек, который бы посвятил этому все свое рабочее время.

Американо-советские дискуссии сменили полярность по сравнению с 60-ми годами, когда мы пытались убедить советскую сторону не развертывать систему ПРО и отказаться от систем защиты. Теперь Рейган настаивал на обороне, а русские пытались убедить нас от нее отказаться. Разоружение было под угрозой. Макнамара еще в 60-е годы четко сформулировал данную проблему, отметив, что каждая сторона может преодолеть любую систему ПРО противника посредством строительства дополнительных ракет. Исходя из этого, Советы, безусловно, не собирались сокращать ракетные вооружения в условиях создания американской системы ПРО, способной эти ракеты сбивать.

Моя идея сводилась к простому сочетанию двух моих основных предложений: никаких систем ПРО и последовательное, год за годом, сокращение вооружений. Что если русские объявят Договор по ПРО непременным условием такого продолжающегося разоружения? Что если они изменят свою позицию и скажут, что станут участвовать в последовательном разоружении, но только при условии ненарушения Соединенными Штатами Договора по ПРО? Это потребовало бы от них самообладания и выдержки, но дало бы свои плоды. У них всегда останется время восстановить запас своих ракет, если мы откажемся от наших обязательств и начнем развертывать ПРО. А их угроза восстановить запас ракет заставит нас соблюдать Договор по ПРО. К этим рассуждениям сводилась моя стратегия "медвежьих объятий". Они приводились в моей статье "Медвежьи объятья во избежание звездных войн? Москва может предложить постоянное сокращение наступательных ядерных вооружений", опубликованной 17 марта в "The Washington Post".

Велихов, Франк фон Хиппель и я договорились, что велиховский Комитет советских ученых и Федерация американских ученых дважды в год будут проводить передвижную "школу" (попеременно в Вашингтоне и в Москве), в рамках которой будут читаться лекции о контроле над вооружениями. Случилось так, что первая встреча прошла в апреле 1985 года в Москве, где мне довелось прочесть лекцию по стратегии "медвежьих объятий" самой большой и наиболее высокопоставленной аудитории из всех, перед которыми мне доводилось выступать в России: в нее входило около сорока известных ученых из исследовательских институтов, а также представители министерств обороны и иностранных дел и обозреватели. Русские записали эту лекцию на видеокассету.

Самым лучшим хроникером американо-советских переговоров по контролю над вооружениями является безусловно Строуб Тэлботт (в настоящее время он является помощником госсекретаря), который написал на эту тему не менее трех книг. В своей блестящей работе "Гроссмейстер: Пол Нитце и ядерный мир" он цитирует мое выступление:

"Вот вы сказали, что если мы продолжим программу "звездных войн", то разоружение станет невозможным. Я согласен с этим, но вам следует взглянуть на проблему с обратной стороны. Вы должны понять, что если обе стороны будут продолжать разоружаться, то "звездные войны" станут невозможны. Разоружение само по себе может быть ответом на "звездные войны". Если будет идти сокращение наступательных вооружений, то программа СОИ не найдет [в США] политической поддержки. И наоборот: если не будет в перспективе сокращения наступательных вооружений, поддержка СОИ будет все усиливаться. Вам нужно добиваться создания политических барьеров, а не дальнейших юридических гарантий в отношении договора по ПРО".

Это была стратегия "медвежьих объятий" в чистом виде. Сделайте это! Начните разоружение, и пусть все пойдет своим чередом.

После состоявшегося 1 апреля выступления у меня была назначена встреча с Арбатовым, в которой приняли участие несколько его сотрудников, слышавших мою лекцию. Я разъяснил свою позицию. Арбатов немедленно возразил и отверг мою идею. Только один из его помощников рискнул защищать мою точку зрения: Алексей Васильев. Арбатов немедленно оборвал его и сказал: "Все будет залито кровью". Он имел в виду, что СОИ вызвала в Москве бурный протест и мало у кого хватит мужества придерживаться моего подхода к разоружению без каких-либо заверений в отношении СОИ со стороны Вашингтона.

По возвращении домой я встретился с известным специалистом по стратегии и переговорам Полом Нитце. Помимо всего прочего, Нитце был в прошлом министром ВМС, заместителем министра обороны, а теперь был специальным советником президента и госсекретаря по вопросам контроля над вооружениями. Строуб Тэлботт, не раз обсуждавший этот вопрос с Нитце, так описал ситуацию в своей книге:

"3 мая, после своего возвращения в Вашингтон, Стоун пришел к Нитце и предложил проводить процентные сокращения наступательных вооружений в обмен на "увековечение" Договора по ПРО. Вначале Нитце отнесся к идее настороженно, но аргументацию выслушал внимательно, хотя она и вызвала у него некоторые сомнения и опасения. "Джереми, - сказал он, - люди из администрации и так считают меня радикалом и "голубем", нисколько не заботящимся о национальной безопасности"".

Я хорошо помню эту встречу, потому что к тому времени, уже хорошо знал, как действует Пол Нитце. Он был рожден для ведения переговоров: всегда делал подробные записи и внимательно подмечал мельчайшие подробности поведения русских. Встречаясь с ним, я чувствовал себя шпионом, который вернулся с холода и теперь помогает ведущему переговоры представить, как его противник выглядят с тыла.

В 1977 году я осудил Пола Нитце за его резкие нападки на Пола Уорнке, прозвучавшие в ходе слушаний по поводу утверждения последнего в должности директора Агентства по контролю над вооружениями и разоружению. И я твердо отражал его нападки на Договор ОСВ-2, с которыми он выступал от имени своего Комитета по существующей опасности. Более того, однажды Нитце даже шантажировал Комитет по иностранным делам, заявив, что не будет участвовать в дискуссии, если там буду я, потому что я не "оппонент" ОСВ-2, а только "критик". В общем, наши отношения нельзя было назвать теплыми.

Но я уважал его интеллект и пытливый ум. Я знал, что в администрации Рейгана любые инициативы по контролю над вооружениями можно провести только с его помощью, и не только потому, что он был основным советником госсекретаря Шульца по этому вопросу. Просто там не было больше никого, кто относился бы к этим проблемам с таким сочувствием, как он, и никто не обладал в этой области таким влиянием.

Пол Уорнке однажды сказал мне, что, по его мнению, Нитце может противодействовать любому соглашению, переговоры по которому вел не он сам, но, если представится возможность, то он приложит все усилия, чтобы заключить свой собственный договор по контролю над вооружениями. (Кроме того, я сыграл с Нитце несколько партий в теннис в его имении и увидел, что он прежде всего крайне азартен; он определенно был рожден для ведения переговоров.) Нитце стойко выдержал нападки, которым подвергся при назначении на должность министра военно-морских сил в ноябре 1963 года. (Его обвиняли в том, что в 1958 году он рассматривал такую возможность как передача - при некоторых утопических предположениях - американских стратегических сил под командование НАТО или даже Генеральной Ассамблеи ООН.) Этот человек не мог быть таким уж плохим.

На свою встречу с Нитце я принес всю документацию по процентным сокращениям: текст своего выступления перед Общественным консультационным комитетом, статью в "The Washington Post", результаты проверки, проведенной Министерством обороны, секретное предложение бывшего президента Джимми Картера и единогласное одобрение процентных сокращений в сенатском Комитете по иностранным делам. Одним словом, у этого предложения была превосходная родословная.

Мой подход к Нитце строился по следующей схеме: "У меня для вас кое-что есть! Это именно то, что вам нужно. Вы можете сказать в Сенате, что добились сокращения вооружений под угрозой отказа от договора по ПРО и при этом не пошли ни на какие уступки - как раз в стиле Нитце! И вы можете сказать, что договорились о таком варианте, который был тщательно изучен и одобрен: процентных сокращениях".

По моим представлениям, Горбачев также мог бы выставить себя в лучшем свете: он сдерживал опасность "звездных войн", пригрозив отказаться от сокращения вооружений, на которое ранее соглашался. А тем временем, Нитце говорил бы в Конгрессе, что сумел с помощью угрозы "звездных войн" убедить Советский Союз пойти на последовательное сокращение вооружений. Сущность стратегии "медвежьих объятий" состояла во взаимности, предусматривавшей взаимный обмен залогами. Короче говоря, эта стратегия была лаконичной, красивой и симметричной, так что обе стороны получали то, что хотели, не отдавая ничего взамен. Выигрышная стратегия с беспроигрышным исходом для обеих сторон!

Нитце, Шульц и Макфарлейн, по словам Тэлботта, смогли тогда добиться от Рейгана согласия на такой подход с помощью суперсекретного документа, содержащего эту идею в самом "общем виде", и поверхностного брифинга невнимательного президента, от которого требовалось лишь пожать плечами и одобрительно кивнуть. Эта суперсекретная бумага, получившая название "воскресный документ", была позднее суммирована в "понедельничном документе", перечислявшем пункты, по которым планировалось вести переговоры; ее суть сводилась к стратегии "медвежьих объятий" с двумя дополнениями: включением - наряду со стратегическими - ядерных сил средней дальности и уточнением того, какая интерпретация Договора по ПРО будет утверждена. Предусматривалось даже бессрочное действие договора.

Само собой разумеется, в то время я не был посвящен во всю эту кухню и ничего не знал о достигнутых успехах. Я узнал обо всем только в 1988 году, когда вышла из печати книга Тэлботта. Однако Нитце пригласил меня вновь посещать его и прислал своего помощника, полковника Нормана Клайна, который после одного из собраний сказал мне: "Нитце упоминает вас в числе немногих честных представителей оппозиции". Соответственно, мои надежды возросли, а Нитце, казалось, действительно заинтересовался моим предложением.

На Женевском саммите в ноябре 1985 г. президент Рейган вручил Горбачеву "приглаженную" версию "понедельничного документа", сохранившую его суть. Там говорилось, что "в дополнение к соглашению о 50-процентном сокращении стратегических наступательных вооружений стороны должны представить заверения, что их стратегические оборонные программы будут полностью соответствовать Договору по ПРО". [С моей точки зрения, два президента таким образом обменялись предложениями, которые я передал двум премьерам. Неплохой результат.] Однако, по словам Тэлботта, Рейган не пояснил, что программа ПРО будет продолжаться только в рамках научно-исследовательской деятельности. Горбачев сказал: "Но ведь этот договор позволяет продолжать работы по СОИ!" - и соглашение не было достигнуто.

В Рейкьявике 11 октября 1986 года Горбачев предложил 50-процентное сокращение наступательных вооружений при условии, что стороны в течение по меньшей мере десяти лет не будут нарушать Договор по ПРО. В сложной атмосфере лихорадочных обсуждений других утопических предложений и в условиях, когда противники контроля над вооружениями предпринимали многочисленные усилия по саботажу соглашения, переговоры провалились.

Маневр Сахарова: отвергнутая модификация стратегии "медвежьих объятий"

По мнению Строуба Тэлботта, так называемый "обходной маневр Сахарова" сыграл существенную роль в том, что советская сторона пошла на заключение Договора по СНВ. Сахаров выдвинул свое предложение на форуме в Москве в феврале 1987 года, на своем первом крупном выступлении после того, как его выпустили из Горького.

В те дни, когда проходил этот форум, я провел с Андреем Сахаровым три вечера в его квартире. Поэтому я могу описать его мысли и ощущения как до, так и после его исторического выступления, опираясь на составленный мною тогда отчет, который был опубликован в издаваемом Федерацией американских ученых бюллетене "Public Interest Report". Перед выступлением Андрей явно нервничал. Увидев, что в моей двухстраничной статье содержались доводы в пользу немедленного разоружения, сходные с его аргументацией, он обрадовался. Сахаров, казалось, слегка удивился, прочтя мои шесть пунктов, но признал их "очень убедительными".

Мы занялись обсуждением подходящей терминологии. Советская позиция заключалась в увязывании переговоров по сокращению вооружений и соглашения по СОИ. Наша (то есть Сахарова и моя) позиция сводилась к увязке действий: начните процесс разоружения сейчас и прекратите его только в случае развертывания СОИ (его вариант) или в случае нарушения узкого толкования Договора по ПРО (мой вариант). Мы оба пришли к выводу, что лучше говорить о "взаимосогласованном" разоружении, чем об "обусловленном".

На следующее утро на форуме окруженный телекамерами Сахаров был весь в напряжении. Я услышал, как он сказал с трибуны, что переговоры в Рейкьявике провалились, потому что Соединенные Штаты хотели иметь свободу рук. Он, однако, пояснил, что СОИ окажется неэффективной из-за космических мин и других контрмер, а также из-за того, что потребуется большое количество спутниковых военных станций. Сторонники СОИ, утверждал Сахаров, хотят разорить СССР, но это может оказаться очень опасным. Он не думает, что США рискнут осуществить СОИ, но если они решатся на это, то у СССР будут средства для соответствующего ответа. В любом случае, отказ от увязывания разоружения с прекращением исследований в области "звездных войн" дает выход из тупика и возможность прийти к соглашению.

В понедельник вечером и на следующий вечер, во вторник, Сахаров поблагодарил меня за поддержку в вопросе увязывания. Даже его жена, Елена Боннэр, тепло благодарила меня.

Именно в такие мгновенья я испытывал радость, что являюсь общественным деятелем, а не сотрудником "мозгового треста" или правительственным служащим. Я имел возможность поделиться с Сахаровым информацией и поддержать его перед выступлением. Однако в своем стремлении к разоружению и презрению к системам ПРО он больше делал упор на логику, пренебрегая политическими соображениями. Для Горбачева согласиться на формулировку Сахарова, ставящую в качестве условия сокращения вооружений реальное развертывание ПРО, значило отказаться без какой-либо на то необходимости от Договора по ПРО, поскольку тогда угрозы русских не были бы связаны с его нарушением. Моя формулировка, согласно которой отказ от разоружения следовал в случае какого-либо нарушения Договора по ПРО, представлялась очевидной и естественной позицией, которая в конечном счете и победила.

Независимо от того, была его формулировка политически приемлемой или нет, Сахаров смог убедить русских в том, что СОИ не будет работать. Обладая высоким авторитетом как ученый, он смог развеять опасения, не имевшие реальных оснований. Благодаря Сахарову московское руководство полностью поддержало Горбачева. Через два года после того, как Арбатов сказал мне, что моя стратегия "медвежьих объятий" не будет работать, поскольку "все будет залито кровью", русские успокоились, и этому в значительной степени способствовал Сахаров. Теперь стратегия "медвежьих объятий" была вполне приемлема.

Все произошло именно так, как я и предполагал, когда в 1985 году передал Велихову экземпляр текста, где излагалась позиция Сахарова 1968 года по поводу ПРО, из публикации "Прогресс, сосуществование и интеллектуальная свобода", намекнув, что самый влиятельный противник "звездных войн" пребывает в ссылке в Горьком. Почему бы не выпустить его? И действительно, освободив Сахарова, Горбачев получил помощь в борьбе против "звездных войн".

21 сентября 1987 года Эн-би-си в выпуске новостей сообщила:

"Высокопоставленный советский руководитель изложил стратегию Москвы в области контроля над вооружениями на оставшиеся рейгановской администрации месяцы. Он сообщил, что как только будет подписано соглашение о ракетах ближней и средней дальности, советские руководители намерены перейти к переговорам о 50-процентном сокращении межконтинентальных ракет. Вопрос о "звездных войнах" будет рассматриваться отдельно, но, по его словам, Москва аннулирует соглашение о межконтинентальных ракетах, если работа в области СОИ зайдет слишком далеко".

Но что значит "слишком" далеко? В сообщении об этом не говорилось. Несколько месяцев спустя, 15 января 1988 года, мне представилась возможность обсудить этот вопрос непосредственно с Горбачевым во время проходившей в Кремле дискуссии за круглым столом. В дискуссии приняли участие консультанты и Совет директоров Международного фонда за выживание и гуманность. Это была первая встреча Сахарова и Горбачева, и присутствуя на ней, я смог сфотографировать их во время их первой беседы. Сахаров скромно сказал: "Как хорошо снова быть на свободе и иметь возможность нести ответственность". Горбачев немедленно откликнулся: "Это хорошо, что вы понимаете, что свобода влечет за собой ответственность!"

Когда на встрече настал мой черед задать вопрос, я процитировал гарвардского профессора Сэмюэла Хантингтона, утверждавшего, что разговоры о сложных линиях Мажино - подобных "звездным войнам" - обычно возникают в конце гонки вооружений и представляют собой "отчаянные запоздалые попытки встревоженного государства" достичь абсолютного превосходства над противником в гонке вооружений. Если дело дошло до этой стадии - значит, гонка вооружений выдыхается. Я сказал Горбачеву, что, возможно, в связи с этим к СОИ не следует относиться слишком серьезно. (За год до этого я прочел в Беркли лекцию на эту тему, в которой утверждал, что с точки зрения исторической перспективы "звездные войны" могут означать, что гонка вооружений закончилась.) Горбачев ответил: "Но вы ведь не хотите, чтобы я допустил гонку вооружений в космосе?" Тем не менее, мне удалось сделать нужный акцент.

Достигнутое в конце концов - два года спустя - соглашение явно было старшим братом идеи Сахарова - стратегии "медвежьих объятий", учитывавшей любые нарушения Договора по ПРО, а не только развертывание систем ПРО. Например, 1 октября 1989 года "The Washington Post" сообщила, что в письме президенту Джорджу Бушу Горбачев: а) снял советское требование о том, что обе стороны должны придерживаться договора по ПРО не менее десяти лет; б) предлагал сторонам достичь понимания о том, что нарушение одной стороной договоренностей в области ПРО будет служить основанием для другой стороны отказаться от договоренностей в области разоружения; в) предлагал сторонам уточнить, какие исследования и испытания космических вооружений представляют собой нарушение договора по ПРО и г) констатировал, что стороны не обязаны прийти к соглашению по этому вопросу до подписания и вступления в силу договора о стратегических вооружениях.

В конечном счете советская сторона согласилась продолжать переговоры без увязки с СОИ, но дала понять, что она будет рассматривать нарушение Договора по ПРО (а не "развертывание систем", как предлагал Сахаров) в качестве основания для отказа от достигнутых договоренностей. Прошло четыре с половиной года после того, как я предложил, чтобы Договор по ПРО служил залогом сокращения вооружений, и два с половиной года после того, как Сахаров (и я) предложили, чтобы такая зависимость подразумевалась без специальных договоренностей. Мельничные жернова мелют медленно.

И только 31 июля 1991 года - через девять лет после начала переговоров - было подписано двухстороннее соглашение по СНВ между Соединенными Штатами и Советским Союзом. К тому времени холодная война уже закончилась. Пять месяцев спустя, 25 декабря 1991 года, распался Советский Союз.

***

Неправительственные эксперты имеют существенные преимущества. Обсуждая тему участия посторонних лиц в процессе разработки предложений Рейгана-Горбачева по контролю над вооружениями, Тэлботт писал, что "американскими аналогами Велихова и советских "институтчиков" были специалисты из корпорации РЭНД, которые помогали Макфарлейну совершенствовать условия великой сделки, и Джереми Стоун из Федерации американских ученых, который консультировал Нитце".

Но у меня при этом был ряд преимуществ. Во-первых, я лоббировал идеи не только на американской стороне, но и на советской, для чего у них не было сколько-нибудь эффективных возможностей. А во-вторых, я мог действовать быстрее, как любая небольшая организация. В-третьих, я контактировал с Велиховым, Сагдеевым и Арбатовым, то есть именно с теми, кого Тэлботт называет "самыми известными и самыми продуктивными посредниками", теми, на кого опирался Горбачев. И они зачастую опережали непосредственных участников переговоров.

Какие из этого можно сделать выводы? Когда правительству нужно принимать болезненные решения, внутренние процедуры, обеспечивающие консенсус, проходят в крайне напряженной обстановке и часто не срабатывают. В этих условиях, для того чтобы повлиять на результат, недостаточно действовать на уровне правительств двух стран. Необходимо найти человека (или нескольких людей) внутри правительства, которые разделяют ваши взгляды. Заразив их своей идеей, нужно предоставить им возможность самостоятельно нажимать нужные кнопки и использовать соответствующие рычаги, потому что они лучше, чем мы - чужаки - знают механизм своего правительства.

В этом и заключался основной вывод моей книги "Стратегические переговоры: контроль над вооружениями с помощью диалога". Оглядываясь назад, я думаю, что сотрудничая с Арбатовым, Велиховым и Сагдеевым, я последовательно воплощал именно эту идею. (Успешной реализации этого подхода с американской стороны мне удалось добиться с помощью П. Нитце.)

Контроль над вооружениями объединял "голубей" с обеих сторон против "ястребов". Но такое объединение было максимально эффективным, только при непосредственном контакте людей друг с другом. Сколь бы скромны не были достигнутые нами успехи, они стали возможны только благодаря контактам с "летучим отрядом" экспертов, на которых опирался Горбачев.

В широком смысле Горбачев оказался "голубем на нужном месте", о котором все мы мечтали, и стал ключевым фактором перемен в России. Он был готов заразиться любой предложенной нами концептуальной идеей. Однако сообщество экспертов долго не желало поверить в его искренность. Например, 8 декабря 1988 года Горбачев произнес восхитительную речь в ООН, призывая к сокращению военных сил. На следующий день каждый комментатор, выступивший на редакционной странице "The Washington Post", не удержался от язвительных замечаний по этому поводу.

Мне казалось верхом глупости не прийти на помощь Горбачеву. В конце февраля 1989 года, уловив пришедшие из России слухи о том, что Горбачев в трудном положении, я опубликовал в "The New York Times" эссе под названием "Сделаем все, что мы можем для Горбачева". Я писал: "Он представляет большую ценность и открывает большие возможности. Если мы вовремя не воспользуемся этими возможностями, то все мы об этом горько пожалеем". Общественное мнение существенно разошлось с экспертами в оценках. Материал вызвал такой необычно большой и позитивный отклик, что я получил беспрецедентное благодарственное письмо от заместителя редактора.

Редакция "The New York Times" знала, к чему стремился Горбачев и что он делал. Два месяца спустя, 2 апреля 1989 года, эта редакция объявила в своей статье: "Холодная война кончилась". В статье, которая занимала целую колонку, перечислялось полдюжины экспертов, и я был первым среди них. Для меня имело огромное значение, что меня упомянули в такой исторической публикации.

Однако прошло еще полгода, прежде чем в "The New York Times" мог появиться заголовок "США предлагают помочь Горбачеву в перестройке системы; сменив тон, Бейкер утверждает, что Вашингтон может предоставить советы и техническую помощь". Из-за чрезмерной осторожности экспертов и инертности правительств переговоры о разоружении буксовали до тех пор, пока Советский Союз не стал распадаться, в связи с чем упомянутые выше успехи в области контроля над вооружениями в значительной мере обесценились. Однако споры и дискуссии по вопросам разоружения помогли сверхдержавам в период холодной войны не переступить опасную грань. Кроме того, они позволили разработать модель движения за всемирное разоружение и нераспространение ядерного оружия, которой можно следовать в период, последовавший за холодной войной.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


  в начало следующая
Поиск
 
 искать:

архив колонки:

Rambler's Top100