История одного архива
О попытке создания библиографической службы самиздата

Александр Суетнов

Часть I

Часть II

В конце 1989 года случилось событие, определившее род моих занятий на шесть лет вперед. Фонд "Культурная инициатива" выделил грант на сбор и изучение самиздата. Я собрал друзей и учредил "Архив нетрадиционной печати", благо в ящиках и коробках хранилось уже более 5 тысяч экземпляров разнообразной неформальной литературы. На этом кончилась предыстория и началось хождение по мукам.

Для начала требовалось определить приоритетные направления исследований, подобрать сотрудников, найти потребителей, организовать стабильное комплектование и подыскать помещение. Опыта руководящей работы у меня не было, а потому я сделал банальную, но все равно непростительную ошибку - взял в штат своих друзей, самых талантливых, но потому и самых безалаберных и безответственных. Свободный график привел к тому, что я часто оставался в офисе один и по ночам, безобразно матерясь, делал рутинную, не спорю, работу за коллег. У нас было два основных направления. Мониторинг возникающих политических партий и движений, групп и союзов и заполнение базы данных по самиздату. Мы исходили из того, что обязаны фиксировать все, что не попадает в поле зрения государственных библиографических институтов. А следовательно, должны были искать, приобретать, библиографировать и анализировать все вновь появляющиеся "независимые" периодические издания и документы, невесть как возникших организаций, брать интервью у партийных функционеров, раскладывать партии по полочкам политического спектра, следить за перманентной предвыборной борьбой и т.д.

Первый наш гонорар был на грани законности. По заказу одного посольства мы составили аналитическую библиографию национал-патриотических изданий. Второй раз осенью 1993 г. от такого же заказа, но уже со стороны правительственных структур, мы отказались. Было слишком ясно, зачем эта информация потребовалась. Над другим заказом работали полгода, но зато очень приятно было вручить клиенту из Стэнфордского университета трехкилограммовый фолиант "Выборы в России. Факты. Анализ. Комментарии", сопроводив его двумя ящиками с газетами и документами. Через два года моя команда окончательно утратила управляемость, и каждый занимался, чем хотел. Все писали дипломы и исследования и требовали, чтобы я их редактировал, доводил до ума, составлял библиографии и реализовывал. Лора Зуева (сейчас она зам. главного в "Учительской газете") изучала женское движение и феминизм, Д.Карасик (сейчас он в Израиле) изучал еврейские издания, Лев Кучай чинил постоянно "летевшие" компьютеры и ежемесячно вставлял в них новые программы, которые зависали и портили нам всю работу. Еще три очаровательные девушки либо постоянно пили чай, либо общались с посетителями. До сих пор не знаю, чем они занимались и зачем я их взял на работу. Я же выпускал информационный бюллетень "Газеты России", заполнял базу данных по самиздату и отслеживал политический спектр. Мне, как любому руководителю, времени для нормальной работы оставалось все меньше и меньше. Мы организовывали выставки самиздата (в том числе в Лондонском университете и на Франкфуртской книжной ярмарке, в библиотеке Иностранной литературы и в ЦДЖ), я ездил на разнообразные конференции и, возвращаясь, взывал к темным силам и совести коллег. Архив стали посещать пишущие диссертации слависты, берущие многочасовые и многодневные интервью. Денег за это мы с них не брали. Приезжали маститые профессора и коллеги-библиотекари из Британии и США. Для них мы организовывали интервью с лидерами политических движений. Кстати, тезис об изначальной патологичности "левых" первым выдвинул умница и, что редкость для Запада, интеллигент, профессор Джеффри Хоскин. Поговорив с лидерами "Единства" и "Трудовой Москвы", он вышел пошатываясь, бледный и попросил водки вместо чая. К этому времени я уже числился секретарем Независимого профсоюза журналистов и сопредседателем Ассоциации хранителей и исследователей нетрадиционной печати. Успел прочесть несколько докладов в Оксфорде и Копенгагене и даже побывал в Бременском архиве. Но почувствовать себя гордо мне не давали две вещи: постоянно гнетущая мысль, что деньги кончаются и надо зарабатывать все больше и больше, а также появляющиеся каждый день где-нибудь в России новые самиздатские газетки, которые необходимо было получить и ввести в базу данных.

В конце 1992 года я совершил вторую непростительную глупость. Уверовав, что Архив всегда будет на плаву, мы после долгих переговоров приобрели более 440 переплетенных томов советской прессы 1924 - начала 1953 г.г. Это 220 названий, чуть ли не все, что выходило в СССР в это время. Мы приобрели бы и больше, но в арендованный КамАЗ больше не влезало. Так что остались лакуны, которые мы были намерены восполнить. Еле перетащив все это богатство в комнату, которую нам предоставили в Институте новых технологий образования, мы стали думать о его использовании. Для этого было необходимо нормальное помещение. Метров 20 мы отводили под архив самиздата, 10 м занимала техника и еще тридцать требовалось для новых газет. С этого момента основным моим занятием стало обивание порогов. Все соглашались, что Архив уникальный, но бесплатно помещения никто не давал. Я даже предлагал подарить архив, оставив за собой лишь право пользования и контроль за сохранностью. Но как бы не так. Помещения были на вес золота, т.е. сдавались за валюту. Ни в Институте мировой литературы Академии наук, где я раньше числился, ни в ИНИОНЕ, ни в полуразвалившейся РГБ помещения не нашлось. Еще два крупных заказных исследования, которые мы провели, ситуацию не изменили. Для аренды минимально возможного помещения требовалось ежемесячно триста долларов. На такую же примерно сумму мы комплектовались, и пятьсот долларов уходило ежемесячно на зарплату. По сотне каждому. В надежде, что наступят лучшие времена, мы складировали архив, заняв целиком одну из комнат в квартире Левы Кучая, и в конце 1994 года прекратили работу.

К этому времени в архиве числилось 1592 названия самиздата и малотиражной маргинальной и партийной прессы (около 10 000 экз.), полторы тысячи документов - программ, деклараций, заявлений, листовок, более 90 000 советских газет и около 500 экземпляров газет периода революции 1917 года и гражданской войны.

Наиболее интересной, но и сложной частью нашей работы была организация комплектования. Когда число изданий в стране перевалило за тысячу и уже невозможно стало собирать самиздат по принципу "знакомый моего знакомого знаком с издателем", мы повесили в Архиве огромную карту СССР, расцветив ее, как штабные офицеры, флажками и условными пометками, символизирующими "охваченность" местности и городов нашими сборщиками дани. Был создан институт "представителей Архива", на которых была возложена обязанность собирать издания и отслеживать возникновение политических организаций в регионах. Огромную радость приносило обнаружение где-нибудь в тьмутаракани нового самиздатского журнала. Мы находили их на Соловках и ставропольских хуторах, на Сахалине и Камчатке, в Чите и Магадане. Но основная масса издавалась, конечно, в Москве и Питере.

Мы были плюралистичны и политически не окрашены. А потому дружили и общались с самыми экзотичными персонажами. Бывало, что в архив одновременно приезжали представитель Русской катакомбной церкви и буддист, лидер региональной националистической организации, монархист, ельцинист, сталинист, либерал и эколог. Все они мирно пили на кухне чай и водку, обменивались изданиями и мнениями о будущем России. За порядком следила Майя, двухметровая девица, мастер спорта, занимавшаяся метанием ядра, и член Демократического Союза. Провинциальные правозащитники были от нее в восторге. Одним легким движением бюста она посылала в нокаут. Много раз ее пробовали переманить коллеги-конкуренты, но Майя хранила нам верность, тем более, что все мы по очереди писали за нее курсовые работы и диплом. Я полагаю, что нам удавалось отслеживать до 90% существовавшего в природе самиздата, используя в основном личные связи.

Как-то незаметно мы стали уделять больше внимания двум политическим направлениям, показавшимся нам наиболее интересными, перспективными и опасными для общества. Мы внимательно "просвечивали" идеологию и деятельность коммунистических и национал-патриотических организаций, а также любых экстремистских групп. Кстати, знаменитый национально-патриотический фронт "Память" под предводительством Д.Васильева - едва ли не самая приличная и цивилизованная компания среди ей подобных. С ложной скромностью замечу, что, кроме меня, в России только один человек - Володя Прибыловский способен назвать и охарактеризовать все сорок коммунистических партий и 160 националистических объединений. Совершенно ненаучный, но много раз перепроверенный вывод, который мы сделали, общаясь с "левыми" и патриотами, - это убеждение, что все они, прошу прощения, психически ненормальны. Вялотекущая шизофрения - диагноз, который любили ставить диссидентам, - все же существует. Были, конечно, и просто одиозные персонажи, политизированные маньяки, но попадались и талантливые артисты. Самый известный из артистов - Жириновский. Я познакомился с ним в начале его карьеры в 1988 году, когда он призывал давить демократов танками и постоянно пытался публично подраться. Вероятно, политик в России должен быть немножко кретином - ровно в той степени, чтобы избиратели приняли его за "своего парня". Книжку, которую я о нем написал (Жириновский. Очерк политического поведения. - М.: АНП, 1995), купили американцы, и теперь его личность изучают студенты в Гарварде как характерный пример нового русского политика. За время существования архива мы познакомились со многими политическими деятелями и издателями. Некоторые из них неожиданно "уходили во власть", но большинство оставалось маргиналами.

Наших западных партнеров, славистов и библиотекарей отличала неподдельная любовь и уважение к русской культуре. Они восхищались даже тем, что мы считали своими недостатками. Например, в Британии только злобному умалишенному могло прийти в голову устроить в церкви хлев, а потом, всем миром восстановив, снова открыть храм. В том, что мы на это способны, они усматривали уникальность и непостижимость русской натуры. Они восхищались нашей веротерпимостью, долготерпением, презрением к комфорту и умением пить водку без тоника.

Не могу не вспомнить открытие семинара датских преподавателей русского языка. Банкет, который полагается проводить по случаю закрытия мероприятия, они устроили по случаю открытия. После чего следовали доклады. Мне, как русской "изюминке" семинара, преподнесли огромный бокал "Смирноффа" с соленым огурцом (нигде на западе вы не найдете соленых огурцов) и приготовились слушать. Я говорил на трех европейских языках - всех, кроме русского, поскольку датские преподаватели русского его уже не воспринимали. Насколько я уловил, требовалось обсудить идею о возможности прослеживания этапов построения правового государства и гражданского общества в России по косвенным признакам изменения ментальности общества и, в частности, почему-то по нюансам физиономий вождей. Один из преподавателей развесил фотографии наших идолов от Ленина до Ельцина и принялся излагать в рамках дискуссии, почему именно такой тип соответствует такому-то периоду нашей истории. Я не спорил. Конечно, Горбачев благообразней Хрущева, а Ельцин - Черненки, но, по- моему, ничего из этого не следует. Тем более, что самым цивилизованным выглядел глава КГБ Андропов. Нет ничего смешнее, когда сытые и благополучные граждане политически стабильного скучного государства умозрительно обсуждают стоящие перед нами проблемы. Это похоже на недоумение аристократки: "Зачем ты, мужик, ешь черный хлеб? Конфекты гораздо вкуснее!"

Самым колоритным, образованным и неповторимым из наших партнеров был шотландец, профессор из Эдинбурга Мартин Дьюхарст. Справедливо считая, что он лучший знаток русского языка в Шотландии, Мартин представился так: "Чувак! Так у вас говорят? Вашу рожу я где-то видел!" У меня отнялся язык. Неповторим был также библиограф Войцех Залевский из Стэнфордского университета. Несмотря на глобальную компьютеризацию библиографической деятельности в Калифорнии, он принципиально работал на карточках. И ему это сходило с рук, поскольку он славянин, а значит, с точки зрения американцев, имеет право на некоторые странности. Войцех, как и все иностранцы, влюбился в нашу неповторимую Майю и преклонялся перед ее внушительными достоинствами.

Наиболее заметными из отечественных самиздатчиков были, конечно, мэтры: Сергей Григорьянц, издававший журнал "Гласность", Александр Подрабинек ("Экспресс-Хроника"), Александр Огородников ("Бюллетень Христианской общественности"), Валерия Новодворская, первое время определявшая политику "Свободного слова", Лев Тимофеев ("Референдум") и Виктор Аксючиц ("Выбор"). Эти издатели - все, кроме Аксючица, бывшие зека - были первыми в новой волне самиздата, а их издания - наиболее качественными (если вообще можно говорить о качестве) и серьезными. Каждый из них был по-своему колоритен. Христианин А.Огородников прославился жесткой авторитарностью (как, впрочем, и Григорьянц, и Подрабинек) и женолюбием. Для чего и основал Христианско-демократический союз, который путем бесконечных расколов и размежеваний в скором времени превратился в два ХДС и одну ХДП. Скандалы, сопровождавшие политическую деятельность Огородникова, сильно подрывали его имидж. Впрочем, сидевшие вместе с ним подтверждают, что срок тянул он честно, не ссучился, не каялся, держал голодовки. Один раз он заставил голодать по какому-то поводу всю редакцию бюллетеня и меня, заглянувшего на огонек, заодно. Пришлось пить не закусывая. Голодовка была не сухой.

Сергей Григорьянц, бывший литературовед, был более известен на западе, нежели в России. Это помогло ему в максимально короткий срок придать своему журналу и регулярным сообщениям информационного агентства "Гласность" некоторую профессиональность. В редакции работали неплохие журналисты, которые в дальнейшем стали действовать самостоятельно (А.Бабицкий, Д.Волчек). Редакция "Гласности" более других подвергалась давлению ГБ. Были избиения сотрудников, обыски, изъятия, задержания. Но все же его деятельность была откровенно ориентирована на запад, и это помешало ему создать хороший аналитический журнал. Западу требовалась информация, а не аналитика. Попытку создания аналитического журнала предпринял также Лев Тимофеев. Собрав нескольких интеллектуалов (Б.Пинскера, Л.Пияшеву, В.Селюнина), а также компьютер "Toshiba", он издал несколько номеров изящного аналитического бюллетеня "Референдум", выходившего два раза в месяц. Но - узок круг и слой тонок... Некоммерческий "Референдум" не нашел своего читателя. Философ, бизнесмен, политик и бывший депутат РФ В.Аксючиц в силу разнообразия деятельности чувствовал себя, как буриданов осел. Однако его "литературно-философский журнал русской христианской культуры" "Выбор" - лучший в своем жанре и один из лучших в самиздате. Впоследствии, несколько препарировав идеи НТС, он создал Российское Христианско-демократическое движение и - как его составную часть - "Российскую Христианско-демократическую партию". Среди самиздатчиков он прославился тем, что издал Нагорную проповедь под собственным копирайтом. Впрочем, он, кажется, первым легально напечатал и "Архипелаг ГУЛАГ".

А.Подрабинек, известный как член комиссии по использованию психиатрии в политических целях, начинал издавать правозащитную "Экспресс-Хронику" как внепартийный информационный бюллетень. Однако, не очень жалуя "загадочную русскую душу", стал информировать исключительно о нарушениях прав "национальных меньшинств" - даже в тех республиках, где меньшинство составляли русские. О нарушениях прав членов КПСС, испытывая к ним патологическую ненависть, он вообще забывал. "Экспресс-Хроника" также была лучшим в своем жанре изданием, как ни странно, резко потерявшим позиции после легализации. Дошло до того, что А.Подрабинек стал печатать программу телевидения. Как несгибаемый антикоммунист, он близок к В.Новодворской, которой, впрочем, не по нраву любая власть. Ее до смешного ругательные статьи в "Свободном слове" и многословные статьи ни о чем в "Новом времени" нужно издать отдельной книжкой как пример маниакального менторства. Обзывая публично и печатно Горбачева, а потом и Ельцина "убийцами", она формально права, однако забывает при этом, что без них она бы обращала свои вопли вертухаю.

Предыдущий выпуск