"И свет во тьме светит,
И тьма не объяла его".
Иоанн. 1: 5.

Два тысячелетия назад автор фактически предварил этой фразой Евангелие. С тех пор ее, как и многие другие тексты Священного писания, толкуют и перетолковывают, давая порой взаимоисключающие трактовки, которые не имеют бесспорных объективных указаний на истинность одного или другого смысла.

Согласно одной, евангелист говорит о торжестве света, божественного Логоса, в борьбе с тьмой: раз воссияв в мире, свет неодолим для тьмы - последняя "не объяла его", духовное солнце сияет вечно, остается неприступным для власти тьмы.

Но есть и иное, почти противоположное понимание того же высказывания: "И свет во тьме светит" выражает не радость от господства света над тьмой, а трагическое, горькое осознание упорства тьмы, ее неодолимости для света. Хотя свет воссиял, он, в отличие от сходного явления физического мира, не рассеивает тьму, остается окружен непроницаемой черной толщей. Тьма не воспринимает свет - непонятная и жуткая картина.

Однако возможен и синтез этих якобы полярных толкований: свет во тьме означает и веру непобедимость, неугасимость света, и горькое обличительное утверждение о противоестественном упорстве тьмы, не рассеивающейся под лучом света.

Греческий глагол, переведенный в синодальной редакции как "объять", полисемантичен, он может означать и "воспринимать, усваивать, постигать", и "овладевать, побеждать". Тем не менее и при неясной авторской оценке очевидно, что речь идет о соотнесенности Логоса с грешной жизнью. Ликует евангелист по поводу света, пробивающегося сквозь тьму, или скорбит о стремлении тьмы поглотить свет, говорит он, несомненно, о вечной борьбе добра и зла.

Россия в современном мире похожа на оторвавшуюся откуда-то и затерявшуюся в космосе комету. Она пребывает в этом мире, по существу не имея четких, адекватных представлений о его пространственной, временной и сущностной конфигурации. О подобных российских представлениях, точнее и прежде всего - о представлениях правящей сегодня элиты, можно судить, в частности, по тому, как формулируются на сегодня наши внешнеполитические ориентиры.

Свою внешнеполитическую стратегию Россия строит на основе концепции многополярности, которая нацелена на поддержание геостратегических балансов, противодействие созданию однополярного мира и в конечном счете утверждение претензий России на один из полюсов в этой мировой многополярности.

Эта концепция - если точнее, она определена МИДом как "многополюсность мировых центров силы" - не просто нереалистична, она еще опасна, вредна не только для России.

Мир, долгое время определявшийся чередованием одно- и многополярности, уходит в прошлое. Может быть, покажется странным, но именно упорное и пока небезуспешное стремление США сохранить лидерство в современном посткапиталистическом мире свидетельствует о прощании с моно- и многополярностями. Как раз потому Америка и вынуждена бороться за глобальную гегемонию, что очевидно утрачивает ее в последние годы.

Борьба за гегемонию в современном мире имеет продолжительную историю. В ХVII веке в ходе Тридцатилетней войны власть над миром оспаривали Испания и Голландия. После того, как мощь Голландии и ее главенство уже в конце того же века пошли на спад, в борьбу за мировое лидерство включились Франция и Великобритания. Их противоборство длилось десятилетиями, а утвердившаяся затем британская гегемония сохранялась до конца ХIХ века. Затем начинается борьба за мировое господство между Германией и США. В итоге двух последних мировых войн лидерство в современном мире обеспечивают за собой Соединенные Штаты.

Каждый раз гегемония в мире достигалась прежде всего благодаря экономической мощи претендента на нее. Так, уже к концу 20-х годов ХХ века США обладали энергетическим потенциалом 896 млн лошадиных сил, тогда как Европа - 261 млн, а весь остальной мир - 193 млн; в середине 40-х годов доля США в мировом валовом внутреннем продукте равнялась почти 50 %.

Россия в гонке за мировое лидерство, особенно начиная с ХIХ века, играла очень важную роль, каждый раз бросая на чашу весов будущих победителей свою союзническую поддержку и принимая на себя главный удар их основных противников: в 1812 году - Франции, в 1914 и 1941 годах - Германии. Кроме того, в двух последних мировых войнах территория России становилась основным театром военных действий. Америка добилась мирового господства, можно сказать, в том числе и не в последнюю очередь за счет русской крови и невиданных разрушений нашей страны.

Что касается главных итогов и основных результатов почти двухсотлетнего участия в такой гонке, то для самой России они плачевны.

Плачевны не в том лишь смысле, что мы к этой заветной мечте реально никогда даже не приближались. Обретение ранга второй державы в мире после Победы в 1945 г. было, как теперь выяснилось, лишь иллюзорным приближением к мировому лидерству. Роль "супердержавы" оказалась никак не обеспечена: ни экономически, ни социально, ни духовно.

Основанием такой мнимой близости к лидерству служили ложные ценности и приоритеты да разрушительная мощь военного арсенала. А главным негативным итогом гонки за мировое господство стало: в ходе ее силы России/СССР как общества и как страны оказались окончательно надорваны. Были до предела истощены природные и людские ресурсы, произошло духовное обнищание народа.

Сегодня, вместо того, чтобы осознать, что Россия стратегически выпала из складывающейся в мире глобальной модели постиндустриального развития, наши власти предержащие опять пытаются формулировать государственные приоритеты на основе воображаемого "величия и престижа" страны.

А если говорить про общую конфигурацию мира, которая сформировалась за последние три столетия в ходе локальных, региональных и мировых войн, создания и крушения колониальной системы, "холодной войны" и блокового противостояния, периодической смены лидерства...

Эта конфигурация, с точки зрения доступности к "мировому пирогу", не очень-то менялась, по крайней мере не изменилась радикально. Обретая в ходе "глобализации" единое дыхание, она не привела к выравниванию экономического роста и благосостояния.

Те же едоки, за тем же сытным столом, и почти те же жаждущие оказаться к нему поближе. Разве что Японии неожиданно для многих удалось перейти в разряд богатых и существенно увеличить свой удельный вес и влияние в мире², да несколько "азиатских тигров", оставляя в бедности основную часть населения, добились значительного роста своего финансового капитала.

Богатые остаются богатыми, бедные - бедными. Обозначилась и семерка наиболее многонаселенных стран, в том числе Китай и Россия, явно недовольных нынешним своим положением и готовых прорываться в число богатых. Вот, пожалуй, и все.

На сей счет Фернан Бродель (я считаю себя его учеником) заметил: "Карты в истории пересдают не один раз, но довольно редко, и козыри имеют обыкновение липнуть к одним и тем же рукам".

Так вот, концепция многополярности, на которой упорствует официальная Москва, рассчитывая стать одним из полюсов, - по существу, претензия на пересдачу прежними банкометами колоды, где на российскую долю ни одной козырной карты сегодня заведомо нет.

В этом - нереалистичность концепции многополярности.

Не исключено, что когда-нибудь США лишатся мировой гегемонии и без чьих бы то ни было (включая Россию) особых стараний. Но надо иметь в виду: в подобном случае, по крайней мере в обозримой перспективе, вероятнее всего усиление нестабильности в мире, он станет еще более уязвимым, непредсказуемым и взрывоопасным.

Кроме того, при подобном развитии событий надо как минимум допустить, что люди рано или поздно могут оказаться совсем в другом мире, и наработанные за последние триста лет способы обеспечения гегемонии и хоть какой-то стабильности (преимущественно методами силового - экономического, финансового, военного - порядка) будут постепенно отходить на второй план. А возможно, и дальше. Править грядущим миром предстоит сложным, многоуровневым системам, не обязательно даже государственным, в которых не на последнем месте окажутся такие факторы, регулирующие взаимоотношения в различных сферах и обеспечивающие общую стабильность, как право, нравственность, благодать.

Но самотеком все это, конечно, не придет. Самотеком, как показывает практика, мир может изменяться и к худшему.

Частично подобного рода изменения в направлении от мира, к которому мы привыкли, уже происходят на наших глазах.

К сожалению, пока что эти изменения утверждаются для большинства живущих в нынешнем мире как явления со знаком "минус".

Например, заметно сокращается роль государства во всех видах коммуникаций. Явление это получило уже и соответствующее определение - "исчезновение государства", Fading Away of the State. Функции государства переходят, с одной стороны, к различным надгосударственным объединениям, транснациональным корпорациям, с другой, но в меньшей степени, - к многочисленным внутригосударственным образованиям на региональном и локальном уровнях. Для России, в частности, подобная тенденция реализуется в форме "приватизации" государственной власти, снижения реальных возможностей государства влиять на поведение экономических субъектов.

Отрицательный смысл всем названным явлениям придает то обстоятельство, что обыкновенный человек все больше становится объектом манипуляций со стороны анонимных сил и ощущает свою полную незащищенность перед ними. Зло становится безадресным, а оттого еще более беспощадным, "роковым". Острее всего это почувствовало на себе "поколение Сиэтла". Последние на момент завершения рукописи вспышки активности антиглобалистов - в апреле 2001 года в связи с панамериканским саммитом и в Мальме в связи с совещанием европейских министров.

В мире катастрофически увеличивается число "ненужных" людей. Ими становятся те, кто в ХХ веке служили становым хребтом современных обществ: крестьяне, рабочие, средние слои. Энтеэровская эпоха разворачивается на основе наукоемких производств и информационных технологий, где "массы" (то есть множество работников) не требуются, - следовательно, нет нужды и заботиться об их благополучии.

Неслучайно, видимо, олицетворением наступившей новой эпохи стали Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган с их "тэтчеризмом" и "рейганомикой", а ознаменовалось ее наступление резким усечением типичной для послевоенного мира социально ориентированной политики - до крайних пределов, удерживающих общества на грани социального взрыва.

Так что особенно уповать на лучшее не приходится. Грядущий мир может стать и менее демократичным, и более жестоким, чем современный.

Немалым было бы уже, если бы сегодняшние намерения и действия российских властей по крайней мере не усугубляли и без того слабые надежды на сносное будущее.

Опасность концепции многополярности для самой России и для мира в том, что подобная идеология фактически игнорирует важнейшие реалии современности, предусматривает продолжение геостратегической политики ХIХ - первой половины ХХ века. Тем самым в дополнение ко всем экономическим, технологическим, социальным и прочим синхронным неровностям нашей планеты в будущее проецируется еще и дополнительная разорванность человечества по временной оси.

Уже теперь можно с удручающей очевидностью наблюдать огромные области Земли, которые, кажется, навсегда выпали из современности. Туда, в эти зоны, докатывается и проникает гул сегодняшнего дня, но, как правило, он вызывает к жизни в таких анклавах не перемены к лучшему, а, напротив, усиление всевозможных архаизмов, распространение самых примитивных форм хозяйствования и общения. Создается впечатление, что их правители стремятся хоть чем-то отгородиться от пугающего, непривычного звука тревоги...

Достаточно посмотреть на Иран, Афганистан, на многие африканские страны: усиление радикального фундаментализма, возрождение досредневековых еще норм обычного права, ксенофобии, натурализация хозяйствования.

Явления того же порядка просматриваются и в России. То попытки восстановления так и не отмененной еще окончательно смертной казни, то возрождение былой "симфонии" православной церкви и государства; то возвращение как государственного символа имперского двуглавого орла, то рассуждения о восстановлении памятника Дзержинскому на Лубянке.

Но и, казалось бы, вполне современные пришельцы - рэкет, например, на государственном уровне, - обыкновенная дань временам еще доордынской Руси. "Челноки" - основной промысел эпохи хозяйствования на пути "из варяг в греки". В официальной и полуофициальной речи все чаще используется "блатной", воровской язык: "жить по понятиям" (в противовес жизни по закону), "Семья" (обозначение окружения бывшего президента Б. Ельцина), "крыша" (противоправная защита от беззакония), "мочить в сортире"... Бартер, "теневые" отношения - все это и многое другое охватывает по существу основные виды экономической и политической активности в современной России, и все это не что иное, как архаизация общественных отношений.

Однако опасность многополярности еще и в другом. Она, помимо прочего, раздирает Россию: в соответствии с подобной концепцией надо проводить глобальную политику великой державы в то время, когда на самом деле страна стала слабеющим региональным государством лишь с одним-единственным глобальным измерением - ядерным.

В этом несоответствии концепции многополярности реальным возможностям России заключен и познавательный смысл рассматриваемой проблемы.

Данную концепцию можно поставить в один ряд с такими, например, стратегическими установками эпохи социализма, как "Догоним и перегоним США", или с более ранней установкой "Социализм - это Советская власть плюс электрификация всей страны". Но во всей истории России/СССР подобные стратегические установки не только провозглашались, не только запечатлевались, например, в ежегодных первомайских призывах ЦК КПСС и Совета Министров, но непременно еще и воплощались в долгосрочных перспективах типа "План ГОЭЛРО", "Освоение космоса" или же реализовывались в более определенных, кратковременных, хотя и тоже весьма дорогостоящих проектах, например, в создании водородной бомбы или "советского" шаттла "Буран".

Все перечисленные стратегические установки исходили из основополагающей идеи великодержавности, стремления к мировому господству. Они же и пригибали страну, удерживали основную массу населения подавленной.

И вот впервые за всю историю России можно констатировать (с радостью или с горестью): стратегическая установка по-прежнему есть, а на реальные действия в соответствии с ней возможностей не осталось. Не то, что на ее реализацию - хотя бы неполную, частичную, как, например, в случае с "Бураном". Даже на то, чтобы подступиться к ее реализации, на то хотя бы, чтобы пыль в глаза пустить: во времена Хрущева ракет стратегического назначения на самом деле было всего шесть штук, а десятки других для демонстрации американским спутникам изготовили из фанеры, - даже ни на что похожее силенок уже нет.

По существу это и есть исторический конец России как имперской державы.

России в таком смысле больше нет и не будет, как нет и никогда уже не будет Византии, Австро-Венгрии, Британской империи.

Сам по себе факт окончания истории одной из империй не нов и не оригинален. Но та форма, в какой заканчивается история России как мировой державы, воистину уникальна.

Я имею в виду отмеченные уже проявления архаизации общественной жизни. Но проблема не только в наличии анахронизмов, куда важнее и существеннее то, что именно проявляется.

По оценкам Российской академии наук, в стоимости нашего валового внутреннего продукта на 2000 год 82 % составляет природная рента, 12 % приходится на амортизацию доставшихся от СССР промышленных мощностей и лишь 6 % - на непосредственно производительный труд россиян. Этот факт вынужден был с прискорбием констатировать даже президент страны в своем ежегодном послании Федеральному собранию, отметив, что российская экономика мало изменилась с советской эпохи и остается скорее "экономикой ренты, чем производства".

Стоит напомнить, что уровень экономического развития общества определяется долей труда в ВВП. При первобытном строе долю труда можно оценить в 1-2 % - охота и собирательство мало чем отличаются от способа существования животных. При ремесленно-кустарном "способе производства" (то есть преобладающем образе жизни нации) доля труда возрастает до 5-10 %, а при промышленном начинает доминировать в структуре стоимости и в наиболее развитых странах превышает 90 %.

Это значит, данные РАН показывают: уже с начала 80-х годов, то есть как минимум в течение двух десятилетий, российское общество в целом экономически деградирует, проедает усилия наших еще дореволюционных сограждан, за счет которых Россия расширялась, да советских людей, создавших на этих широтах, правда не во имя человека, а работая на войну, промышленный потенциал.

Но архаизация общества происходит не только в сфере экономики.

Не стану еще раз перечислять факты векового русского своеобразия, препятствующие становлению современных форм общественного устройства (например, становлению института права). Напомню только в связи с этим, что во всех обществах в ходе истории на смену инстинктам приходили обычаи, а затем возникали договорные отношения, и многие из них со временем приобретали форму законов. Поэтому уровень развития общества можно определять не только соизмеряя его по уровню и структуре экономики, но и по соотношению в нем сфер, регулируемых обычаями, договоренностями и законами. В первобытном обществе были только обычаи, в феодальном начинали доминировать договоренности и стали появляться законы. В развитом обществе законодательное регулирование отношений между субъектами общества становится главенствующим, тогда как сферы действия обычаев и договоренностей сводятся к минимуму.

Недавно президент Путин официально, на весь мир объявил, что конфликт между НТВ и "Газпромом" будет урегулирован по закону и в суде, а буквально через три дня после президентского слова произошел силовой захват НТВ и конфликт "урегулировали" тоже на глазах у всего мира, но - как обычно, по договоренности, а не по закону. И это только один случай из тысяч, когда в общественных отношениях России продолжают доминировать обычаи и договоренности, а не право. Судебная реформа все еще значится среди тех, к которым пока лишь "начинают приступать".

В целом же список отраслей, ожидающих реформ, по-прежнему весьма впечатляющий. Среди них - налоговая система, "естественные" монополии (производство электричества, газа и нефти, железные дороги), здравоохранение, образование, пенсии, трудовое законодательство. Таким образом, по существу, все основные правовые опоры жизнедеятельности общества еще только предстоит заложить. А до сих пор, с точки зрения общественного устройства, если судить не по декларациям, а "по факту", мы пребывали в довольно странном состоянии: продвигаясь по оси времени вместе с остальными сообществами вперед, в плане социальной организации мы, как общественное устройство, не только не совершенствовались, но и неуклонно примитивизировались, постоянно соскальзывая по социальной лестнице куда-то в раннефеодальные времена.

Наконец, следует указать и на такое проявление архаизации общества, как усреднение и в то же время примитивизацию основных жизненных устремлений постсоветского человека.

Сошлюсь в связи с этим на данные Всероссийского центра по изучению общественного мнения - кому, как не социологам, свидетельствовать о состоянии общества.

За десять последних лет, потрясших, казалось бы, все советские устои, в новой свободной России не только не сформировалось осознанное, выстраданное всем предыдущим трагическим опытом новое демократическое мировоззрение и мышление, но, напротив, были (в который раз!) девальвированы и дискредитированы основополагающие либеральные ценности: свобода слова и созидательной деятельности, личный успех, открытые культурные и экономические границы, самоценность человеческой жизни и т. п. На смену им вновь приходят обветшалые тоталитарные мечтания о "сильной руке", имперском величии, культурной самодостаточности...

В коллективном портрете постсоветского человека через десять лет после конца Советского Союза вновь проявились привычные коммунитаристские черты. Казалось бы, странно: за последние годы никаких серьезных изменений в качестве жизни россиян не произошло - все та же унизительная бедность, усугубляемая практической невозможностью заработать на жизнь честным путем, милицейский, судебный и бандитский произвол, вялотекущая колониальная война. И все же россиянин с десятилетним стажем становится все более и более лояльным власти, которая, в общем-то, не очень с ним цацкается и вспоминает о нем лишь месяца за два до очередных выборов. Чудо, не иначе.

Что же это за общество, столь равнодушное к собственному положению, довольствующееся всякой новой (впрочем, не такой уж и новой) игрушкой? На этот вопрос попытался ответить Борис Дубин (статья "Конец века" в журнале "Неприкосновенный запас"). Самое главное: что нынешний россиянин считает главным в своей жизни, в своей истории, в истории вообще? К числу наиболее важных социальных изменений ХХ столетия россияне прежде всего относят распространение всеобщей грамотности (40 %, по данным ноябрьского опроса 1999 г.), бесплатное образование (35 %), опять-таки развитие средств массовой информации (32 %), бесплатное здравоохранение (30 %). За подобной синонимией "всеобщности" и "бесплатности", равно значимой, отмечу, для всех социально-демографических категорий опрошенных, стоит семантика государства и соотносящего себя исключительно с ним государственного подданного, "подопечного человека" (наличие цветного телевизора в такой его социальной идентификации мало что меняет). Именно для подобной "базовой личности" отсутствие платы является воплощением равенства. Государство - не общество! - есть, в данном случае, источник любых социальных, равно как и технических (космических - читай, военнопромышленных), изменений.

Вывод неутешителен. Россиянин - деградировал, его уже не волнуют не только гражданские права, но и вообще все, что не связано либо с государством, либо с возможностью что-нибудь от этого государства урвать.

Ни истинных общих интересов, ни осознания реальной общей истории, ни общих моральных, политических, эстетических ценностей - только усыпляющее око телеэкрана с его сладкими сказками о счастливых брежневских временах, об имперской гордости сверхдержавы, посылающей корабли в космос, об отважных контрразведчиках и беспечных простых людях, которые распевают песни счастья. Вот потому-то нынешняя власть и готова пожертвовать всем, лишь бы сделать это око единственным - государственным, государевым...

И так по всем направлениям, по всей толщи социально-экономического тела России - не то, чтобы продвижение вперед или хотя бы даже топтание на месте какое-то время в ходе смены курса это было бы естественно предположить. Ничего подобного: повсюду, вот уже два десятилетия, движение вспять, архаизация всех жизненных форм. Деградация. Всеобщий отток.

Даже доллары бегут из России. Здесь им не современно. По 100 миллионов ежедневно и по 37 миллиардов ежегодно с 1991 года. Ничего подобного не знала мировая практика. Ни в Латинской Америке, ни даже в странах Азии, где, казалось бы, устремленность в прошлое, вечное прозябание - их подлинная сущность. Нет, повсюду, даже там, после вечной спячки, - позитивная социальная динамика, развитие.

Всюду, кроме России.

Здесь откат, неуклонный возврат куда-то еще в докапитализм, к огородам, к пещерам. Невольно напрашивается мысль: может быть, это и есть социальная расплата за своенравную попытку обогнать всех, перескочить через не пережитое, не выстраданное? Может быть, архаика потому и становится нормой, заполняя собою все поры современного жизнеустройства, что никогда и не преодолевалась, а, напротив, ее многие десятилетия, а то и столетия власть, пытаясь вырваться вперед, лишь загоняла вглубь?

Притом загоняла непременно насилием. Насилием массовым и жестоким, какого тоже нигде, кроме как в России, свет и видывал. Всегда власти хотелось то выйти к морю и завладеть проливами, то сделать своим Константинополь и объединить православных, то расширить социализм и покончить с империализмом. Чтобы быть впереди, нести миру свет разума... Вот и наступил час расплаты - разбитое корыто вместо мирового господства.

При таком подходе власти становятся понятными и хоть в какой-то мере объяснимыми некоторые действия Путина на пороге нового тысячелетия. В частности, меры по укреплению государства, позиция по итогам приватизации, отношение к СМИ и, в особенности, к прежнему НТВ.
В ежегодном послании президента в 2001 году представлены беспрецедентные для такого рода документов откровения. С одной стороны Путин признает, что российская экономика - экономика ренты, а не производства, с другой - что фактически вся "элита" российского общества - сплошь получатели "статусной ренты" (попросту - взяток). Наконец, объединяет эти два признания третье: по существу, все самые жизненно необходимые реформы еще только предстоит провести...

С точки зрения оценки момента и общего состояния страны перечисленные констатации стоят всего остального текста послания - да и, пожалуй, всех других президентских речей.

На самом деле, Путин говорит ведь, по существу: мы живем, как первобытные люди, за счет того, что Бог послал, то есть преимущественно за счет природных ресурсов (нефти, газа, редких металлов). Только такими реальными ресурсами и можно распоряжаться, рассчитывая хоть минимально продвинуться вперед.

Но и этими дарами природы распоряжается не государство, они почти всецело в руках у новоиспеченных "олигархов", у их лоббистов, у губернаторов, думцев да чиновников всех уровней - держателей "статусной ренты". У тех, кто по статусу должны бы заниматься удовлетворением общественных нужд, изысканием производственных возможностей и кто вместо этого занят дележом (в виде взяток) немногого данного природой.

Президенту, как и верховной власти вообще, хотелось бы изменить ситуацию, овладеть ею, взять в свои руки хотя бы то, что еще осталось. Но и здесь загвоздка - брать приходится не по закону, а "по понятиям", поскольку реформы цивилизованного общежития лишь предстоит осуществить.

Узок коридор возможностей. Существующее оборудование и станки уже не работают, а новые стройки только еще надо начинать, к тому же не на что.

Узок "круг революционеров". Все наличное чиновничество - торговцы собственным статусом, тормоз на пути модернизации страны. Mass media, в глазах Путина, всецело на стороне архаичной, коррумпированной ельцинской системы. Остаются в качестве надежной опоры лишь "силовики", да и то лишь те, что из ФСБ, плюс несколько человек из числа лично преданных. Пока преданных.

При столь ограниченных возможностях для стратегического или даже тактического маневра - не до открытой публичной политики. Не до свободы слова. С ними, с общечеловеческими демократическими ценностями можно и не дотянуть до этапа созидания. А для начала, для овладения ситуацией сгодится привычное: "вертикаль власти", "спецоперации", доносы, наезды, разборки. Другого-то ничего просто нет. Даже смертная казнь, за которую ратует "совесть нации" - Солженицын, на худой конец сойдет. Праву и свободам придется в очередной раз подождать.

России к этому не привыкать.

Более того, она уже переживала что-то до боли похожее, а типологически во многом едва ли не то же самое в царствование Николая I - по крайней мере, то, с чего самодержец начинал, пытаясь в современных ему условиях овладеть ситуацией.

Николай взошел на престол в 1825 году. Кризис всей системы крепостничества тогда стал очевидным настолько, что против гнетущей архаики открыто выступили декабристы. Сознавая нетерпимость крепостничества, ратуя за свободу, штурмовавшие небо дворянские радикалы жертвовали собой и были по-русски мечтательны, совсем не реалисты. Им казалось, достаточно овладеть властью, чтобы осчастливить всех живущих в заснеженной России. Сами революционеры, однако, говорили по-французски, а правила, по которым намеревались делать хорошее и лучшее, списали из заморских книг. В этом смысле Николай больше и ближе ощущал русскую почву. Он безжалостно подавил восстание декабристов, сурово расправился с мятежниками и в поисках выхода из кризиса приступил к укреплению самовластия - путем усиления централизации и повышения роли личной канцелярии. Задачами внешней политики стали борьба за рост влияния на Ближнем Востоке, а также принуждение Англии и Франции более уважительно относиться к подвластной российскому императору державе.

Николай I, по справедливому и глубокому наблюдению замечательного профессора Историко-архивного института А.А.Зимина (ныне покойного), противопоставил свободолюбию декабристов - самодержавство, их рационализму - православие, их дворянскому мирку - народность. Программа, надо сказать, гораздо более жизненная. "Смутно царь понимал, - заключает Зимин, - что его основная опора - народ, а не дворянство. Он пытался выйти из тупика, в который заводило крепостное право - живительный источник дворянского самовластия. Но... все зашло слишком далеко. И позднее Достоевский и Победоносцев, Леонтьев и Столыпин видели единственный путь, который, по их мнению, мог спасти Российскую империю, - он состоял в превращении ее в крестьянскую. Этот путь мог осуществиться, но только тогда, когда весь аппарат старой власти будет сломлен. А на это никто пойти не хотел. (Выделено мной. - Ю.А.)"³

Отмечая типологическую схожесть рассматриваемых явлений, важно иметь в виду и то, чем тогда все закончилось: Россия, потерпела сокрушительное поражение от Англии и Франции в Крымской войне, оказалась в дипломатической изоляции, крепостничество сохранилось, а сам Николай, так и не найдя выхода из кризиса и не одолев аппаратное чиновничество, скоропостижно скончался при загадочных обстоятельствах.

Чтобы исключить опасность для России и всего мира, исходящую от самой России, надо радикально пересмотреть ее внешнеполитическую стратегию и изменить внутриполитический курс, создать условия для устойчивого экономического роста как необходимого средства интеграции в мировую экономику.

Конкретные предложения на сей счет - с учетом всех проведенных за последние годы экспериментов и совершенных за это время ошибок - есть. Но они остаются пока не востребованы нынешним правящим политическим классом России.

"И свет во тьме светит,
И тьма не объяла его".

Мы не впервые в своей истории и не первые в истории человечества (с уверенностью можно сказать - и не последние) переживаем трагическую эпоху катастроф, крушения разумных, осмысленных оснований бытия, эпоху торжества сил зла над силами добра. Как ни прискорбно сознавать, но примеры подобного свойства куда более многочисленны, чем счет безмятежно счастливых лет запечатленных цивилизаций.

Однако подобное печальное осознание, пессимизм, порождаемый ходом и теперешним итогом мировой истории не уничтожают в человеке само поклонение добру и разуму, святости человеческой личности. Пусть они, эти светлые качества, проявляются слабее сил тьмы, оказываются в ее власти, они не перестают быть светлыми.

* * *

Подведем некоторые итоги.

Избитой, набившей оскомину истиной сделались рассуждения о России на перепутье. Как будто мы не выбирали дороги на протяжении всего своего исторического развития.

Просто нынешнее перепутье является роковым, решающим не только для самой России. От того, куда и с кем она пойдет дальше, зависит не только ее собственная судьба, но во многом - судьба Европы и всего мира.

Если и впредь мы останемся в нынешнем "подвешенном", неопределенном состоянии, пытаясь в одно и то же время развивать сотрудничество с цивилизованным миром, добиваться места в "общеевропейском доме" и - якшаться со "странами-изгоями", продавать оружие Ирану, подрывать международные санкции против Ирака, обниматься с руководителями Северной Кореи, вынашивать бредовые идеи оси "Москва-Пекин-Дели"...

Ничего хорошего не ждет ни саму Россию, ни окружающий мир. Каковы бы ни оказались при этом действительные намерения и планы Кремля, Россия будет при таких обстоятельствах выталкивать себя из "мэйнстрима", из основного потока международных отношений. Ее судьба в таком случае - продолжение маргинализации.

Закрепление образа "опасной страны" неизбежно приведет к неприятию и отторжению российской политики, а впоследствии - к столь же неизбежному народнохозяйственному коллапсу. Без развития, основанного на доверии, без всестороннего сотрудничества с демократическим, технологически развитым Западом в современных условиях - нравится это или нет глашатаям российского величия, исключительности и самодостаточности - мы неизбежно приближаем политическое и экономическое самоубийство.

Но проблема этим не исчерпывается, она гораздо глубже. Дело в том, что дальнейшее ослабление, а тем более распад России совершенно неприемлемы для Запада. Исходящая от России опасность при реализации подобного сценария лишь многократно возросла бы. От того, в каком направлении пойдет развитие отношений между ними, какой выбор сделает Россия, зависит очень многое. Без преувеличения - будущее человечества.

По моему убеждению, возможности выбора не так уж велики. Спасительный для России выход - и для всего демократического мира, кстати, тоже - может состоять только в окончательном и бесповоротном признании системы ценностей, основанных на принципах индивидуальных свобод граждан, принципах рынка, демократии.

Россия перестанет быть опасной только тогда, когда раз и навсегда откажется от претензий на великодержавность, от поиска образа "иноземного врага", от попыток заигрывать с силами, отвергнутыми международным сообществом и представляющими угрозу миру и безопасности на планете. Когда перестанет ностальгически оборачиваться к своему канувшему в Лету тоталитарному прошлому. Когда окончательно включится в главное течение мировой цивилизации, будет на равных участвовать в набирающих силу глобальных процессах созидания совершенно нового - постиндустриального, информационного - общества.

Специально отмечу: такой давно назревший выбор вовсе не означает - как это пытаются представить "профессиональные патриоты"⁴ - отказ от национальных ценностей, распродажу национальных ресурсов и превращение россиян в "граждан мира". Никто и не думает требовать от России принести в жертву процессам "глобализации" свою идентичность. Наоборот, именно участие России в этих процессах, налаживание сотрудничества со столь близкой ей Европой предотвратило бы разного рода перекосы в современном мире, подмену объективно необходимой и закономерной "глобализации" новым изданием Pax Americana.

Такова цена грандиозного по своей значимости выбора, который предстоит сделать России, чтобы из "опасной страны" превратиться в важный фактор, способствующий утверждению ее собственной и мировой безопасности.

"И свет во тьме светит,
И тьма не объяла его".

Мы можем сколь угодно пессимистически (как я) оценивать наше настоящее, но моральный императив, вытекающий из свидетельства Иоанна, сомнения не вызывает: защищать пусть даже безнадежную позицию добра против пусть даже всемогущих и победоносных сил зла. Смысл человеческой жизни именно в том, чтобы отстаивать достоинство идеала при заведомой безнадежности стремления достичь его.

В 1968 году я был во Франции и стал свидетелем "Парижской весны". Тогда вполне правоверный советский коммунист, я иронизировал по поводу кажущейся очевидной бессмыслицы лозунга мятежных студентов, под которым готов подписаться сегодня:

"Будьте реалистами - добивайтесь невозможного".

Примечания:

¹ Журнальный вариант.

² Уникальное - во многом патриархальное, но в принципе, стало быть, возможное - сочетание традиционализма и модернизма.

³ Зимин А.А. Из архива. Две цивилизации в истории России. См.: Независимая газета, 5 апреля 2001.

⁴ Самоопределение относится к 1994 г. и принадлежит одному из идеологов "народно-патриотических сил" С. Бабурину.