Эта книга у меня перед глазами. "Иной мир". Красная обложка лондонского издательства Гриф. Предисловие Бертрана Рассела. Первый раз я прочитал ее в 15 лет. Это был шок. Рухнула вся коммунистическая пропаганда, все, на чем держалось привычное мироздание. Я узнал, что ежедневно, ежечасно - в школе, в книгах, в газетах - меня обманывают. И я верил только одному человеку - Герлингу-Грудзинскому.

"Иной мир" - страшное свидетельство о системе советских лагерей, написанное задолго до Солженицына. Настолько страшное, что цивилизованный мир отказался поверить. Ведь для демократического Запада Сталин сохранял праведный ореол, оставался союзником антигитлеровской коалиции, с которым подписали соглашение в Ялте. И вот Герлинг-Грудзинский, плоть народа, преданного Западом в Ялте и отданного в рабство Сталину, ставит знак равенства между сталинской диктатурой и гитлеризмом. После этой книги, поистине шедевра польской литературы, политэмигранта Герлинга-Грудзинского подвергли на Западе полному остракизму просоветски настроенные левые. Книга и имя автора надолго были выброшены из истории.

Герлинг-Грудзинский прошел через все круги тоталитарного режима. Иммунитет к коммунистической лжи давал ему право на критику тех, кто - хотя бы временно - ей поддавался. "Иной мир" - это рассказ о людях, сломленных террором, ценой неизмеримых потерь оплативших сохранение жизни, самою возможность физического существования. "Ночной дневник" - документальная хроника противостояния диктатуре и острых дискуссий по польскому вопросу в годы диктатуры.

"Дневник", рассказы, эссе Герлинга долгие годы украшали польский журнал "Культура", издаваемый Ежи Гедройцем в Париже. Именно благодаря "Культуре" имя Герлинга-Грудзинского знали в Польше. Чувствуя себя абсолютно свободно в разных культурах - равно в российской и в итальянской, - он писал легко, пластично, захватывающе. Наследник идеи независимости Польши, сформированной Польской социалистической партией (ППС), близкий друг лидеров этой партии - Адама и Лидии Целкош, он чувствовал себя также частью антикоммунистической левой формации, близкой идеям Джорджа Оруэлла и Николи Кьяромонте.

Его отношения с "Газетой Выборчей" (и особенно со мной) были крайне сложными. Часто мы конфликтовали. Расходились в диагнозах и прогнозах, в оценках людей и событий. Здесь не место и не время писать об этом. Но надо подчеркнуть, что, даже не совпадая, резко полемизируя по политическим вопросам, мы всегда видели в Густаве Герлинге-Грудзинском большого писателя и воздавали должное его дару. Потому что у Герлинга было как бы две души: политического публициста и писателя. Как публицист он судил людей, мне кажется, не всегда справедливо; как писатель оценивал - всегда крайне точно - "историю, спущенную с цепи".

Подобно многим писателям-эмигрантам Грудзинский многие годы страдал от отсутствия контакта с польскими читателями, и каждый отклик его радовал чрезвычайно (помню, что значило для него первое подпольное издание "Иного мира"). Он знал цену эмиграции - и внутренней, и внешней. В "Стойком принце" - прекрасном рассказе об эпохе конца фашизма в Италии - он изобразил двух великих итальянских гуманистов: Игнацио Силоне и Бенедетто Кроче непреклонно сопротивлялись режиму Муссолини. Один на своей неаполитанской вилле, другой - неподалеку, в Швейцарии (и оба после падения фашизма были в Италии отодвинуты в сторону теми, кто стали антифашистами в последний момент).

Конечно, Герлинг-Грудзинский прекрасно знал, что добродетель, как правило, обречена на забвение. Но сам он все же дождался достойного признания в Польше и за рубежом после падения коммунизма. Его книги во многих странах пользуются огромным успехом. В том числе и в России. Когда он приезжал в Польшу - проявлениям почитания не было числа. Президент Александр Квасьневский наградил его орденом Белого Орла. "Иной мир" в результате включили в школьную программу. Появились эссе и коллективные труды, телевизионные программы и фильмы, посвященные Густаву Герлингу-Грудзинскому... Такое запоздалое покаяние, искупление Польшей вины перед поруганным ею великим человеком! История старалась с лихвой наверстать упущенное.