Почему не смешиваются теория и реальность

Цезарь: Прости его, Теодот: он варвар и думает, что традиции его племени суть законы природы.

Джордж Бернард Шоу, "Цезарь и Клеопатра" (акт II)

Прошлым летом (имеется в виду лето 1997 года - прим. перев.) визит президента Клинтона в Китай возродил к жизни спор о взаимоотношениях между народами, имеющими различные стандарты прав человека. По случаю 50-й годовщины Декларации прав человека уместно обратиться к проблемам, возникшим в связи с постмодернистским этическим релятивизмом и официальной правительственной риторикой. Их сравнение, их маловероятный союз и неизбежные противоречия между ними позволяют осветить некоторые вопросы, возникающие в контексте международного движения за права человека. В настоящей статье я намерен сосредоточить свое внимание на Китае, несмотря на то, что сходная ситуация наблюдается во многих других странах с автократическим правлением.

В 1947 году, в канун голосования Генеральной Ассамблеи ООН по вопросу принятия Международной Декларации прав человека, Американская антропологическая ассоциация (ААА) обратилась с заявлением в комиссию, занимающуюся подготовкой проекта Декларации. Это заявление было проникнуто духом культурного релятивизма и направлено против Декларации. ААА доказывала, что уважать права индивидуума √ значит, уважать культурные различия, поскольку индивидуум реализует свою личность в рамках своей культуры и не существует методики, при помощи которой можно было бы дать количественную оценку значимости той или иной культуры. Стандарты и ценности релевантны той культуре, которая их породила. Поэтому всякая попытка формулировать постулаты, порожденные верованиями или моральными кодами одной конкретной культуры, должна до определенной степени противоречить Декларации прав человека, рассматривающей человечество в целом.

В этом заявлении, возможно, наиболее четко была сформулирована позиция постмодернистского релятивизма: апелляция к универсальности таких ценностей, как права человека, - на самом деле замаскированная апелляция к власти и культурной гегемонии. То, что подобная инициатива исходила от антропологов, неудивительно: их хлеб - сохранение аборигенных культур.

Сейчас, 50 лет спустя, нападки на универсальность прав человека продолжаются и, если говорить более конкретно, вспыхивают в Китае, где правительство насаждает партикуляристские культурные ценности. Конфуцианизм и другие философские традиции, место которых занимал марксизм, долгое время осмеивались. Перед лицом необходимости считаться с критикой нарушений прав человека, исходящей от международного сообщества, китайские власти теперь провозглашают, что их политические репрессии оправданы традиционными "культурными ценностями"... Отвечая на вопросы о правах человека во время визита Клинтона, китайский лидер Цзян Цземинь сказал такие слова в защиту авторитарной политики властей: "Наши две страны имеют различную социальную систему, идеологию, исторические традиции и культурный базис; две страны имеют также различные представления о целях и средствах реализации человеческих прав и фундаментальных свобод". Официально заявлено, что Китай имеет свои собственные культурные ценности (такие как повиновение властям, коллективизм, семья и пр.), которые противоречат идеалам защитников прав человека, которым милы индивидуальная свобода и терпимость.

Как в заявлениях Американской антропологической ассоциации, так и в официальных заявлениях китайских властей содержатся настойчивые релятивистские требования, и не только эмпирического характера (в том духе, что мы должны признать существование в мире большого количества взглядов на то, кто прав и кто не прав; что эти взгляды обусловлены различиями культур; наконец, что нам не хватает общепринятых критериев оценки кросскультурных различий). В них содержатся требования нормативного характера: различные взгляды на то, кто прав и кто не прав (или различные ценности), не должны быть судимы другими культурами или подвергаться корректировке с их стороны. Иными словами, одна культура не должна навязывать другим культурам собственные представления. Эти заявления подразумевают, что под маской международных прав человека скрываются западные культурные представления.

Поскольку глобализация все больше подрывает некогда неоспоримые представления о национальном суверенитете, местной юрисдикции и культурной автономии, идущие сейчас дискуссии отражают болезненные воспоминания об унизительном опыте, который пришлось испытать нациям, пережившим радикальную трансформацию. Признание всего многообразия национальных ценностей и их укорененности в культуре в свое время стало шагом по направлению к осуждению колониализма и жесткого миссионерства. Однако убежденность этических релятивистов в несопоставимости культурных ценностей превращается скорее в отрицание всякого сходства между ценностями различных культур.

Уникальность или универсализм

Уникальность подразумевает, что системы культурных ценностей четко очерчены и герметичны. Однако при попытке точно сформулировать и четко обозначить границы той или иной культуры возникает множество методологических трудностей. Если две культуры имеют нечеткие границы (а именно так зачастую и обстоит дело), то у них неизбежно имеются некие общие ценности. А если некоторые ценности могут быть признаны общими для двух или более культур, то они могут стать и объектом сравнения. А это, в свою очередь, позволяет говорить об определенных критериях их сравнения.

К счастью, претензии на уникальность носят эмпирический характер и поддаются верификации. Можно верифицировать, в частности, и приводимые релятивистами утверждения относительно некоторых ценностей китайской культуры. Например, о том, что "китайцы ставят общественные интересы (интересы семьи, общины и всего общества в целом) выше личных". Или о том, что "в споре китайцы придают больше значение бытию, чем свободе". Противоречат ли эти утверждения ценностям других культур? Может ли кто-нибудь со всей ответственностью утверждать, что ни одно другое общество на протяжении всей истории существования человечества никогда не ставило коллективные интересы выше личных? Совершенно очевидно, что подобные утверждения относятся также ко многим другим сообществам и культурам мира, включая западные.

Изъяны доказательства

Культурный релятивизм обычно предполагает признание эмпирического факта, что культурные и ценностные различия существуют. Но существование различий в области морали не означает, что мы обязаны почитать чужие моральные ценности, как существование болезней, голода, пыток, рабства не означает, что мы обязаны ценить их. Эмпирические утверждения, таким образом, не могут служить основанием для моральных принципов вроде "не судите другие культуры" или "мы должны терпимо относиться к ценностям, отличных от наших". Соответственно, доказанность того факта, что в Китае существует особая культура со своей собственной системой ценностей, еще не означает, что эти ценности не могут быть рассмотрены с точки зрения другой культуры и другой системы ценностей.

Другая проблема, возникающая в контексте этического релятивизма, связана с "генетическим заблуждением" - утверждением, что нормы одной культуры не приложимы к другой. Такое утверждение предполагает, что культурные нормы имеют право на существование только в той среде, где они появились. Между тем, принадлежность идеи к тому или иному контексту (культурному, религиозному или историческому) совсем не обязательно влечет за собой категорическое отрицание возможности существования этой идеи в другом контексте. Китайские лидеры будут противоречить самим себе, если станут утверждать, что "иностранное" происхождение какой-либо идеи является причиной ее неприятия в Китае. Ведь руководство страны официально признало приложимость многих "чужих" идеологий, среди которых сначала был марксизм, а затем и рыночный капитализм.

Вернемся к заявлению Американской антропологической ассоциации о том, что "уважение прав индивидуума подразумевает уважение культурных различий". В случае существования противоречий между культурой и индивидуумом, рожденным и воспитанным в этой культуре, равно как и в случае существования нескольких конфликтующих между собой интерпретаций одного культурного кода, приводящих к расколу общества, невозможно говорить об уважении прав личности посредством "уважения культурных различий". А что если культура, которую призывают уважать релятивисты, предполагает неуважение прав отдельной личности и проповедует подавление инакомыслящих? Когда девушка пытается защитить себя от обычаев уродовать женские гениталии, перетягивать ступни или выдавать за назначенного в детстве мужа; когда вдова не хочет быть сожженной в погребальном костре вместе с покойным супругом, - такой релятивист обязан "уважать" культурные традиции и обычаи, от которых стремится бежать отдельная личность. Поступая так, релятивист не только не уважает права этой личности, но и дает безусловное моральное одобрение пыткам, насилию и убийству. Когда речь заходит о вопросах морали, этические релятивисты не могут сохранять нейтралитет - они неизбежно оказываются либо на стороне индивидуума, либо на стороне доминирующей культурной парадигмы.

Центральным положением релятивистской системы ценностей является необходимость проявлять уважение и терпимость в равной степени по отношению к любому образу жизни. Это положение они считают абсолютным и универсальным. Таким образом, этический релятивизм отрицает сам себя. Этический релятивист должен с терпимостью и уважением относиться к различиям между отдельными индивидуумами внутри культуры, поддерживая тем самым индивидуальную свободу.

Культурные различия можно вычленить и не будучи релятивистом. Можно утверждать, например, что "китайцы в большей степени, чем другие народы, склонны ставить интересы семьи и общества над интересами личности" и так далее и тому подобное. Утверждение такого типа предполагает, что данная особенность китайской культуры соотносима с подобными свойствами других культур, хотя и может считаться более характерной для китайцев. Таким образом, можно заключить, что различия между культурами описываются в терминах степени и конфигурации. Основываясь на этом утверждении, можно сделать вывод, что защита местных традиций может вступать в противоречие с защитой прав человека. Последнее утверждение не является релятивистским, так как подразумевает возможность существования кросскультурных ценностей.

Теория против политики

Поскольку постмодернистский релятивизм представляет собой эпистемологическую и социопсихологическую норму, а идеология китайских официальных лиц лежит в области политики, их союз безусловно обречен. Если антропологи озабочены сохранением местных традиций, то китайские власти стоят на защите актуальной для них в данный момент политической практики и политических институтов. Подразумевается, что "культура", о которой говорят политики, объединяет все общество, весь народ, который, как хорошо известно антропологам, состоит из большого числа различных местных культур. Существование единой, неизменной системы ценностей, характерной, скажем, для Китая или для Азии в целом, было подвергнуто серьезной критике. Конфуцианство представляет собой всего лишь одну из культурных, интеллектуальных традиций и само по себе дает пищу множеству интерпретаций. Невозможно недооценивать влияния, которое оказали на китайскую политическую культуру такие учения, как буддизм, даосизм, маоизм или даже марксизм. Более того, практически в любой традиционно азиатской системе ценностей можно найти немало так называемых "западных" черт.

Серьезное отношение к позиции, занимаемой Американской антропологической ассоциацией (необходимость уважения прав местных культур), подразумевает осуждение китайской государственной дискриминационной политики по отношению к официально не признанным в Китае религиям и этническим меньшинствам. Очевидно, что международные стандарты соблюдения прав человека, касающиеся главным образом защиты прав личности в ее отношениях с государством, не противоречат утверждениям антропологов. Наибольшую угрозу для малых народов представляют сегодня государства, внутри которых они обитают. Борьба за выживание и автономию имеет много общего с борьбой за свободу личности в условиях тоталитарного государства. Многие азиатские народы вступили сегодня в движение "Негосударственных организаций" при ООН, стремясь отстоять как права целой группы, так и права каждого из индивидуумов, из которых она состоит. "Мы считаем, - заявляют они, - что каждый народ имеет право на самоопределение. Воспользовавшись этим правом, каждый народ может самостоятельно определять свой политический статус и пути своего экономического, социального и культурного развития. Право народов на самоопределение должны уважать правительства всех стран". Право народа на самоопределение - это право народа отстаивать свои интересы перед государством, а не право государства заявлять о наличии у этого народа права на свободу собраний и вероисповедания.

Free Inquiry Magazine
Сокращенный перевод Ильи Куна