Русский Журнал / Вне рубрик / Другие языки
www.russ.ru/ist_sovr/other_lang/20001220_prowse.html

Остановка для размышления (Pause for thought)
За эту статью было подано наибольшее количество читательских голосов

Майкл Проуз

Дата публикации:  20 Декабря 2000

Неужели век французского интеллектуализма подошел к концу? На протяжении нескольких десятилетий англосаксы зачарованно наблюдали за тем, как французские светила вроде Жан-Поль Сартра, Клода Леви-Стросса и Жака Деррида просвещали мир, рассказывая ему про экзистенциализм, структурализм и деконструкцию.

Хотя перечисленные выше философы и не похожи друг на друга, они все же имеют между собой много общего: все они были публичными фигурами и с политической точки зрения находились слева от центра. Не то чтобы они были марксистами, но относились с неизменной долей скептицизма к ценностям свободного рынка - и в особенности к американскому варианту капитализма.

Можно ли сказать, что эта достойная традиция признала сегодня свое поражение? Быть может, перманентно заседающие в кафе с неизменной сигаретой в зубах философы такого типа превратились теперь в глазах общественности в комических персонажей?

Кому-то может показаться, что так оно и есть. Ведь к концу 1980-х годов, после падения большинства коммунистических режимов, социализм явно потерял товарный вид. Французское правительство хоть и с опозданием, но все же взялось реализовывать политику, пропагандируемую небезызвестным изданием под названием The Wall Street Journal, - в особенности по части сокращения налогов, дерегуляции и приватизации. Что же до французской публики, то она, похоже, постепенно, но неуклонно теряет свою культурную идентификацию: французы уже вовсю поглощают джанк-фуд, дружно ходят в кино на "Титаника" и часами просиживают в Интернете, который, как известно, пока еще по большей части американский.

Тем временем в академической среде рыночная экономика и неодарвинизм - оба детища англосаксонской мысли - похоже, с успехом вытесняют постмодернизм и прочие галльские философские достижения.

Что ж, возможно, дело обстоит именно таким образом.

Вместе с тем, вряд ли стоит окончательно списывать французских интеллектуалов со счета. В определенном смысле их идеи сейчас актуальны, как никогда прежде. Почему? Потому что все они (за исключением разве что Сартра) - наследники единой интеллектуальной традиции, возникшей в свое время в противовес чрезмерному индивидуализму, проповедуемому английской классической экономической наукой. И сегодня, в эпоху глобализирующейся экономики, идея о "первичности" индивидуума снова доминирует.

Люди опять склонны рассматривать все без исключения социальные отношения через призму рыночной экономики, признавая суверенность каждого индивидуума, его "отдельность" и отсутствие у него каких бы то ни было существенных связей с другими индивидуумами. Задача такого индивидуума - действовать таким образом, чтобы достичь наибольшего личного счастья, или "выгоды", и дать остальным возможность сделать то же самое. Роль государства сводится при этом к роли третейского судьи: оно должно поддерживать правовые структуры, позволяющие нам совершать наш свободный выбор, реализуя наши собственные представления о хорошей жизни.

Чтобы понять недостатки такого индивидуалистического подхода, достаточно ознакомиться с теориями влиятельного французского антрополога Пьера Бурдье. Его концепции, хотя и разнятся во многом с теориями Леви-Стросса, но все же имеют с ними общие корни.

В работе "Логика практики" Бурдье предлагает концепцию "габитуса", описываемого как структурированный набор склонностей и предпочтений, бессознательно приобретаемых индивидуумом в результате его взаимодействия с институтами социума.

Габитус каждого индивидуума, доказывает Бурдье, адаптируется к породившим его социальным условиям. Другими словами, габитус проявляется в поведении, соответствующем объективным возможностям индивидуума. Кроме того, габитус имеет тенденцию репродуцировать социальные условия, которые его породили. Вот что имеет в виду Бурдье: рыночная экономика ошибочна - мы не должны считать индивидуума неким абстрактным существом, совершенно не связанным с окружающими его социальными структурами. Напротив, различные виды социальных институтов и правил поведения создают индивидуума, с его различными ожиданиями и поведенческими моделями.

Следовательно, было бы иллюзией предполагать, что все мы свободны в своем выборе. В реальности наш выбор зачастую определяется окружающими нас социальными условиями - нашим габитусом. Как пишет Бурдье: "Габитус - это воплощенная история, ставшая нашей второй натурой и забытая нами как наша история. Это активное присутствие всего прошлого, порождением которого он является".

Для пояснения можно привести такой пример. Почему отпрыски семей с низким доходом так редко идут после школы в университет? И при этом зачастую отнюдь не жалеют о сделанном выборе, то есть просто не хотят дальше учиться. Экономисты могут объяснить это только тем, что для данных индивидуумов затраты на обучение представляются выше получаемых в итоге преимуществ.

Бурдье бы возразил, что такое рыночное объяснение вторично. Потому что многие наши решения, в особенности касающиеся таких долгосрочных проектов, как получение высшего образования, определяются нашим габитусом.

Дети родителей, принадлежащих к среднему классу, предрасположены к поступлению в университет не потому, что калькулируют чистую прибыль, которую можно поиметь от высшего образования, а потому, что практически все члены окружающего их социума полагают, что высшее образование - благо. Поэтому для них получить диплом - это просто "хорошо". В то же время дети рабочих подобным же образом предрасположены не получать высшего образования, поскольку их габитус не подготовил их к такому шагу, внушив им, что университет - это "не для таких, как мы".

Спор между Бурдье и англо-американскими либералами насчет природы индивидуума может показаться вполне эзотерическим. Однако он имеет непосредственное отношение к публичной политике. Либералы чувствуют себя настоящими просветителями, заявляя: "Не говорите людям, что надо делать, - дайте индивидууму возможность самому сделать выбор". Между тем, если теория Бурдье справедлива, такая позиция превращается в пассивный способ сохранения социальных и экономических привилегий. Ведь, согласно Бурдье, габитус репродуцирует породившие его социальные модели. Предоставленные сами себе дети рабочих в основной массе своей не пойдут учиться и будут продолжать получать относительно низкую заработную плату. В свою очередь их дети, усвоившие тот же габитус, тоже не пойдут поступать в университет. И так далее, и так далее.

Вместо того, чтобы насмехаться над французскими интеллектуалами, англосаксы лучше бы посмотрели на свои собственные концепции, касающиеся независимости индивидуума и свободы выбора. А посмотрев, возможно, убедились бы в их наивности.

Financial Times

Перевел Илья Кун