Президентская кампания, закончившаяся фактически с ничейным результатом, тем не менее наглядно продемонстрировала место интеллектуалов и интеллектуализма в современной американской жизни. И в этом смысле ее результаты выглядят довольно зловеще.

Каким бы ни было правление Джорджа Буша-младшего, мы уже сейчас должны быть благодарны ему за то, что он хотя и невольно, но все же заставил многих из нас вновь обратиться к теме антиинтеллектуализма. Предвыборная кампания бывшего техасского губернатора красноречиво свидетельствует о том, что комедийное шоу стало неотъемлемой частью национального политического спектакля. Буш так часто и с такой готовностью демонстрировал на публике свое невежество, что иногда возникали подозрения, уж не нарочно ли этот ленивый выпускник Йеля и Гарвардской бизнес-школы старается подыграть своей аудитории, недолюбливающей "сильно умных".

И все же очевидные всем промахи Буша свидетельствуют о более существенных его недостатках: отсутствии интереса к окружающему миру (он едва ли выезжал куда-нибудь за пределы Соединенных Штатов, за исключением разве что Мехико) и его неспособности упорядоченно мыслить. Во время дебатов Буш попросту не мог ответить на вопрос, если заранее не затвердил нужного ответа. Выступая на людях, он практически никогда не произносил связных речей, ограничиваясь, как правило, набором слоганов. Похоже, именно неумение мыслить породило на свет все эти лишенные всякого смысла фразы вроде "лечение лекарствами, как известно, заменяет нам многие медикаменты".

После выборов было много разговоров по поводу "двух наций", на которые разделилась Америка. Грубо говоря, страна распалась на два лагеря: сельскохозяйственный, континентальный, белый и в значительной степени маскулинный Бушлэнд и урбанистический, прибрежный, черный, иммигрантский и в значительной степени феминизированный Горлэнд. Разумеется, подозрительное отношение к интеллектуализму наблюдалось в обоих лагерях, но в лагере Буша оно без сомнения проявлялось гораздо ярче. В итоге, половина населения страны ужаснулась, убедившись, что другая половина избрала президентом Соединенных Штатов человека, не числящего за собой никаких особых достижений, имеющего весьма ограниченный кругозор, да к тому же не желающего этот кругозор расширять. Защитники Буша, между тем, утверждали, что ум не играет для президента никакой роли - ведь он может нанять себе умных помощников. А из такой аргументации естественным образом следует, что интеллект - удел подчиненных.

Многие сторонники Буша искренне полагают, что проблемы, связанные с отсутствием мыслительных способностей и ограниченностью кругозора, легко решаются при помощи "менеджмента". Одновременно Гора обвиняли в том, что в ходе дискуссии он принимает высокомерный и покровительственный тон. В глазах половины американского населения бывший вице-президент выглядел не только человеком, склонным к нравоучительству, но и просто неприятным собеседником. В ходе предвыборной кампании сторонники Буша традиционно обвиняли Гора в том, что он слишком умен, а потому не упустит собственной выгоды, тогда как Буш представлялся симпатягой и своим парнем.

Последний серьезный труд, посвященный проблеме антиинтеллектуализма в Америке вышел в свет 37 лет назад. Книга Ричарда Хофштадтера под названием "Антиинтеллектуализм в американской жизни" хотя и была опубликована в 1963 году, несомненно представляет собой продукт 1950-х. Как и многие интеллектуалы того времени, Хофштадтер был обеспокоен плачевным положением, в котором оказались американские "яйцеголовые" в период расцвета маккартизма и президентства Эйзенхаура, однажды давшего интеллектуалам такое определение: "Это люди, которые используют больше слов, чем нужно, для того, чтобы сказать больше, чем они знают". (Впрочем, эту фразу, без сомнения, придумал для президента один из его советников - сам Эйзенхауэр, как известно, был абсолютно неспособен к построению таких сложных синтаксических конструкций.)

В поисках исторических корней американского антиинтеллектуализма Хофштадтер обнаружил, что негативное отношение к высоколобым сформировалось намного раньше национального самосознания американского народа. Еще в 1642 году пуританский священник Джон Коттон писал: "Чем более учен и многоумен человек, тем более подвержен он влиянию Сатаны". А вот запись из сочинений Бэйнарда Холла, одного из фронтирсменов, датированная 1843 годом: "Мы всегда предпочитаем человека невежественного человеку талантливому, всегда подвергая сомнению моральные качества умного человека. К несчастью, ум и порочность часто неразделимы в сознании людей, так же как невежество и добродетель".

В своей работе Хофштадтер описывает три столпа антиинтеллектуализма: евангелическую церковь, прагматичный бизнес и популистскую политику. Религия всегда с подозрением относилась к современному релятивизму, бизнес - к эмпирическому опыту, а политика - к преимуществам специализированного знания. Эти три столпа до сих пор продолжают стоять на своем месте. Однако уже в конце 1950-х - начале 1960-х годов, замечает Хофштадтер, отношение к интеллекту в американском обществе начинает меняться. Постепенно возникает культ технического знания.

Подъем науки во время второй мировой войны и ее последующее развитие в период "холодной войны" (не последнюю роль здесь сыграла и паника, поднявшаяся в стране после запуска первого советского спутника в 1957 году) внушили гражданам некоторое уважение к интеллекту. Многие из тех, кто свято верил только в силу собственного здравого смысла, были вынуждены признать, что специальные знания могут принести определенные материальные блага. Тогда (как и сейчас) интеллект стали уважать за его практическую применимость. Речь при этом шла только об интеллекте, "знающем своем место". Об интеллекте, который помогал лечить полиомиелит, изобретать компьютеры и запускать орбитальные спутники. Отсюда пошло и выражение "it's not a rocket science" (буквально - "это не ракетная наука", то есть не самая продвинутая и передовая), как бы подразумевающее, что строительство ракет есть вершина интеллектуальной деятельности.

Хофштадтер разделял интеллектуалов на два типа: интеллектуалов-критиков, являвшихся носителями, а иногда и проповедниками идеологий, и интеллектуалов-экспертов. Однако по мере того, как в последние десятилетия в интеллектуальной среде набирали силу постмодернистские настроения, многие интеллектуалы-эксперты постепенно превращались в интеллектуалов-идеологов. Сегодня все чаще приходится слышать как ученики жалуются на своих профессоров за то, что употребляют в своих лекциях слишком много непонятных слов. "Занудство" стало отпугивать даже университетских студентов.

За время, прошедшее после опубликования Хофштадтером своей книги, основной движущей силой антиителлектуальных настроений в обществе стала массовая культура, и в особенности существующий внутри нее институт экспертов-популяризаторов. Когда повседневная жизнь переполнена постоянно сменяющими друг друга соблазнительными образами, интеллектуальная жизнь кажется безнадежно вялой, скучной и чрезмерно усложненной. В мире, где господствуют видеоигры, интеллектуальная игра - поиск смысла, желание рассмотреть множество гипотез, уважение к сложности и недоверие к скоропалительным выводам - выглядит нединамично и непривлекательно.

Эта тенденция тоже уходит корнями в нашу историю. Задолго до появления Голливуда и MTV, во время своего путешествия по Америке в начале 1830-х годов, французский историк и политолог Алексис де Токвиль заметил, что американцы чрезвычайно падки до новизны и сенсаций. Теперь это свойство нашего менталитета просто-таки расцвело: две трети наших детей имеют практически круглосуточный доступ к телевидению и компьютерным играм, мобильные телефоны гарантируют нам постоянный доступ к чему угодно, а граждане, похоже, больше озабочены своим правом на перманентное увеселение, чем своими правами избирателей (например, правом на то, чтобы их голоса были правильно подсчитаны).

Сегодня, однако, в недрах массовой культуры возник будто бы парадокс: в последнее время поп-культура уделяет все больше внимания обсуждению общественно значимых вопросов. Порой создается даже впечатление, что публичные дискуссии о политике и животрепещущих проблемах общества не прекращаются ни днем, ни ночью. Беда лишь в том, что заполонившие телевизионные каналы многочисленные ток-шоу не имеют никакого отношения к интеллектуализму. Их участники предлагают нам не свои рассуждения, а уже готовые позиции и взгляды.

Телевизионные репортажи и "аналитика" - дань уважения, которую увеселительный в основе своей институт телевидения платит демократическим идеалам. Политическое ток-шоу - это не исследование, а констатация фактов. Когда шеф вашингтонского бюро CNN говорит, например, что "губернатор Техаса разъяснил основные положения своей программы, включая вопрос о социальном страховании", - это просто стенография выступления Буша, суррогат аналитики. Кандидаты "обозначают" свои позиции, а не доказывают их правоту. Этого от них никто и не требует. "Позиция" в данном случае выступает просто в роли "новости".

Такая телевизионная "экспертиза" не предполагает никакой оценки сделанных политиками заявлений. Оценка политических заявлений требует интеллектуальной работы, а для ее выполнения в свою очередь требуется компетентность, которой, как правило, лишены телеэксперты. Их задача - представить все как можно проще, четче и как можно более сенсационно. Сегодня умение гладко говорить и вовремя улыбаться стало восприниматься массами как интеллект. Телеэксперт - это человек, приятный во всех отношениях: он красиво говорит, и на нем всегда красивый пиджак. Такого рода эксперты соотносятся с интеллектуалами, как фаст-фуд соотносится с настоящим кулинарным искусством.

Безусловно, телевидение, с его упором на эмоциональность и комфорт, сыграло немалую роль в возрождении антиинтеллектуализма. Однако сегодня о деградации общественной жизни свидетельствует также и доминирующий в обществе дискурс, распространяющийся не только на сферу политики, но поразивший уже сферу науки, образования и много других областей нашей жизни.

Сокращенный перевод Ильи Куна