Все равны перед лицом собственного желудка. Вечно завидующая гению толпа может торжествовать - порой даже самый светлый ум оказывается в заложниках у пищеварительного процесса. Взять хоть Чарльза Дарвина - человека, без сомнения, перевернувшего наши представления о мироустройстве. Ученого, проникшего в тайну происхождения видов - от кальмара до одуванчика, от самого ничтожного сорняка до венца природы - "гомо сапиенса". Так вот, большая часть жизни этого гениального человека, открывшего закон естественного отбора, прошла в непрестанных бореньях с собственным желудком.

Желудочная хворь не всегда мучила великого натуралиста. Выросший в зажиточной семье, Чарльз с ранних лет приобрел вкус к хорошему бифштексу и жареной дичи. А изучая медицину в Эдинбургском университете, по достоинству оценил местную селедку и устриц и неизменно зевал на лекциях о пользе ревеня. И если слишком ранняя лекция приходилась на время завтрака, Дарвин пропускал ее без малейших колебаний. Очевидно, медицина вообще не слишком привлекала юного Чарльза. Между тем, если бы он пошел по стопам своего отца, то, возможно, был бы избавлен от тяжких желудочных мук, став к концу жизни упитанным и вполне довольным собственной жизнью доктором: на склоне своих лет Дарвин-старший весил около 150 килограммов.

Однако будущему автору "Происхождения видов" была уготована, как известно, совсем иная судьба. В возрасте 22-х лет в качестве натуралиста он отправился в кругосветное плавание на борту парусника "Бигль", принадлежащего флоту Ее величества. Во время путешествия, продолжавшегося четыре с половиной года, Дарвин значительно расширил свои познания по гастрономической части, перепробовав все мыслимые и немыслимые яства мира. В Байя-Бланко он ел запеченные страусиные яйца и жареных броненосцев. "Броненосец, приготовленный без панциря, как своим вкусом, так и своим внешним видом напоминает утку", - писал естествоиспытатель в путевых заметках. По пути в Буэнос-Айрес Дарвин некоторое время питался как настоящий гаучо: ничего кроме зажаренной на открытом огне говядины, запиваемой большим количеством мате - любимого напитка аргентинских пастухов. На Таити Дарвина поразило разнообразие экзотических фруктов - там он с удовольствием поедал плоды хлебного дерева, гуайявы и разные прочие ананасы. Таитянский повар кормил Дарвина копчеными бананами с рыбой и мясом, завернутыми в диковинные листья местных растений. А после посещения Кокосовых островов будущий ученый писал в своей записной книжке: "Что может быть прекрасней, чем прохладный сок кокосового ореха".

Если верить запискам Дарвина, его путешествие представляло собой сплошной гастрономический рай. Между тем, кругосветный поход на "Бигле" имел для дарвиновского пищеварения катастрофические последствия. Во-первых, потому что Дарвин страдал от морской болезни. Во-вторых, именно путешествие на "Бигле" помогло ему открыть закон естественного отбора. А осознание значительности собственного открытия стало причиной страхов, от которых Дарвин так и не смог избавиться до конца жизни. Очевидно, именно это ощущение непрекращающегося беспокойства постоянно вызывало у него приступы тошноты, рвоты и метеоризма.

По возвращении из путешествия Дарвина все время рвало. Он практически перестал появляться на людях. Поездки в Лондон стали для него настоящим мучением. Впрочем, как и мысль о несовместимости результатов его научных изысканий с христианским догматом. Более того, сама по себе задача научного обоснования теории происхождения видов казалась ему совершенно неподъемной. А потому неудивительно, что одноименный труд был опубликован лишь через двадцать лет после того, как Дарвину пришли в голову изложенные там идеи. Однажды сам Дарвин подсчитал, что рвота и желудочные боли отнимают у него примерно четыре пятых рабочего дня.

Сохраняя верность науке, Дарвин регулярно посылал пробирки с образчиками своих рвотных масс на анализ и перепробовал множество диет. Одни доктора лечили его гидропатией, заставляя выпивать галлоны минеральной воды и все время принимать ледяной душ. Другие, наоборот, предписывали "сухую диету", сводившую к минимуму потребление любых жидкостей. Однако никто из лечащих врачей Дарвина так не смог ни излечить его от этих недугов, ни даже поставить ему сколько-нибудь внятный диагноз. Дарвин умер в 1882 году, семидесяти трех лет от роду, после продолжительных приступов рвоты. Происхождение собственной болезни оказалось для него непосильной загадкой.

Перевел Илья Кун