Последнее серьезное столкновение между Анри Матиссом и Пабло Пикассо произошло в 1945 году в лондонском Музее Виктории и Альберта. "Могу живо представить себе эту галерею, где мои картины развешаны по одну сторону, а его - по другую, - писал Матисс. - Каким напыщенным (если не скучным - во всяком случае, на взгляд некоторых) я буду выглядеть в соседстве с его пиротехникой! Но я должен довести дело до конца. Я всегда говорил себе, что придет время - и справедливость восторжествует".

Соперники. "Автопортрет" Матисса и "Автопортрет с палитрой" Пикассо

Матисс привык проигрывать в сравнении с Пикассо. Он был против, когда в 1918 году молодой предприимчивый дилер-парижанин решил устроить первую их совместную выставку, которая напоминала поединок на ринге. Даже поклонники Матисса в период между двумя войнами пришли к выводу, что в этом поединке он относится к категории легкого веса. Эта точка зрения стала распространенной. "Он так и остался типичным парижанином с налетом шика курорта Кот д'Азур", - писал критик из The Sunday Times в 1945 г., меж тем как трагический "мессидж" Пикассо сочетал в себе "мощь тарана" с энергией "опаляющего воздуха, вырывающегося из топки".

И только 10 лет назад изумительные выставки в Нью-Йорке и Париже наконец-то разрушили бытовавшее представление о Матиссе как о прелестном, но относительно поверхностном и декоративном художнике. Еще одно исторически значимое событие должно произойти в будущем месяце, когда в галерее "Тейт Модерн" начнется очередной раунд поединка между художниками. Думаю, что выставка Матисса и Пикассо в "Тейт" (которая должна затем переместиться в парижский Центр Помпиду и нью-йоркский Музей современного искусства) будет смахивать на матч двух первоклассных теннисистов, в котором соперники станут испытывать друг друга с помощью силовых подач, ударов с лета и крученых таланта и мощи.

Этот матч начался почти сто лет назад, когда Лео Стайн приобрел Матиссову "Женщину в шляпе" - потрясающе мощную картину, которая вызвала негодование у посетителей ежегодной парижской выставки осенью 1905 г. Стайн привез картину домой и повесил ее бок о бок с "Мальчиком, ведущим лошадь" работы Пикассо. Это первое сопоставление послужило явным вызовом молодому художнику, который тогда казался гораздо более кротким и менее дерзким, чем его соперник.

Следующей весной Матиссова "Радость жизни" была встречена в парижском Салоне независимых художников взрывами хохота и криками оскорбления. Через год выставку повторили еще раз, дополнив ее "Синей обнаженной". Пикассо, признавшийся, что совершенно не понимает эту картину, ответил на двойную атаку Матисса своими "Девушками из Авиньона". Кубизм крушил традиционную эстетику так же эффективно, как подрывные приемы Матисса. Но в 1910 г. грандиозные, выбивающие почву из-под ног полотна Матисса "Танец" и "Музыка" ошеломили Пикассо, который попытался нанести столь же грандиозный по масштабу ответный удар и потерпел поражение.

Молодой художник с самого начала относился к старшему так, словно в него вселился бес. Когда они познакомились в 1906 г., Пикассо было 25 лет, он только что приехал из Испании, едва говорил по-французски и в Париже был практически неизвестен. 36-летний Матисс в то время был уже признан могущественной и сотрясающей основы силой. Пикассо и его молодые последователи видели в нем угрозу.

Первой картиной, которую Матисс подарил Пикассо (это случилось в 1907 г.), был портрет его дочери Маргериты, который Пикассо повесил у себя в студии и предложил друзьям использовать как мишень для игры в "дротики". Втыкая иголки в работу Матисса, он словно пытался изгнать его влияние и в то же время старался впитать его в себя, работая над своими картинами.

Сорок лет спустя Пикассо воспользовался тем же самым портретом, чтобы защитить свою новоиспеченную молодую любовницу Франсуазу Жило от своих ревнивых поклонников, которые были недовольны ее появлением в жизни художника и ее искренним восхищением Матиссом. Пикассо, как всегда, промолчал. Однако придал Жило мужества и уверенности в себе, повесив над их общей постелью портрет Маргериты ("Она следила за нами взглядом, как ангел-хранитель"), чтобы отвести зло. Так пагубное влияние Матисса превратилось в частной жизни Пикассо в свою противоположность.

Широкая публика об этом влиянии давно уже успела позабыть. Одной из причин, по которым Пикассо как бескомпромиссный модернист в глазах ценителей искусства значительно опередил Матисса, было то, что большая часть работ старшего художника, относившихся к революционному десятилетию, которое закончилось Первой мировой войной, чуть ли не сразу пропала из виду. Первая и самая радикальная коллекция картин Матисса, купленных у художника четой Стайнов, была разрознена и рассеяна по свету.

"Радость жизни" - картина, которая настолько опередила свое время, что более двух десятилетий спустя Пикассо все еще раздумывал над ее смыслом, - выпала из жизни в общей сложности больше чем на 60 лет. Как и многие другие ключевые картины, она принадлежала американцу доктору Альберту Барнсу, который поставил своей целью, пока не умрет, отказывать миру искусства в доступе к своей коллекции и в завещании запретил предоставлять свои картины для выставок и воспроизводить их в цвете. "Танец" и "Музыка" были переправлены в Москву русским Сергеем Щукиным, который вплоть до 1914 г. скупал одну за другой самые смелые картины Матисса, как только тот заканчивал работу над ними. Картины из щукинской коллекции, которые были отрезаны войной от остального мира и после революции конфискованы государством, всю середину XX века пролежали взаперти в советских подвалах и увидели свет лишь после смерти Сталина (и Матисса).

Так и получилось, что когда интерес общества к работам Матисса начал расти, этот интерес сосредоточился на прекрасных, но сравнительно непритязательных полотнах, которые были написаны между двумя войнами в Ницце. В общественном сознании закрепился образ художника, который рисует красоток, возлежащих на диванных подушках в прозрачных кофточках и тонких гаремных шароварах.

Итак, Пикассо и Матисс поменялись ролями. Первого стали считать олицетворением свободного духа - дерзкого, безрассудного и бескомпромиссного; второго - воплощением буржуазного консерватизма. В начале двадцатых годов оба художника на время вернулись к более простой и менее энергичной манере письма. Однако публика, у которой сложилось свое, ложное, представление о Матиссе, стала приписывать его работам такую прямолинейность, какой в них не было и в помине. Степенный пожилой джентльмен в скромном костюме совершенно изгладил из памяти образ худощавого молодого сумасброда, чьи жуткие картины его современники когда-то воспринимали как творения дикого зверя (откуда пошло название "фовизм").

Выставка Матисса и Пикассо радикально изменит баланс сил двух художников. Она высветит темные места - особенно это касается больших, мрачных, полу-абстрактных полотен, над которыми Матисс работал перед и во время Первой мировой войны. И, самое главное, эта выставка докажет абсурдность точки зрения, согласно которой из этих двоих лишь у Пикассо в его творчестве отразился переворот, произошедший в изобразительном искусстве двадцатого века, а Матисс, рисовавший так же восторженно - и бездумно, - как поет птица, остался в стороне.

Да, конечно, в тридцатые годы, когда на политическом небосклоне Европы сгустились тучи, реакцией Пикассо была жуткая серия картин, попахивавшая мертвечиной: свечи, кинжалы, голые кости и гримасничающие черепа. Но Пикассо не случилось быть непосредственным свидетелем ужасов XX века. Он родился в относительно благополучной части Европы, отец признал его гением еще тогда, когда он только-только научился держать карандаш, и с материальными трудностями он сталкивался только в свои первые годы во Франции, когда жил так же бедно, как и сейчас живет большинство студентов. Обе мировые войны он провел, спокойно рисуя в Париже. А это значило, что он мог отстраниться и встретиться с жестокостью и разрушением на своих полотнах, увидев их в таком ракурсе, в каком их не способен был увидеть Матисс, родившийся в районе военных действий.

Матисс появился на свет во французской Фландрии. Ему было 12 месяцев, когда через его родной город прошли немецкие солдаты по пути к победе в войне между Францией и Пруссией. Все свое детство он вдыхал унылый запах поражения, и ему предстояло еще дважды в своей жизни пережить оккупацию родины: в 1914 и 1940 г.

В отличие от Пикассо, Матиссу пришлось столкнуться с противодействием отца, который всю жизнь стыдился того, что его сын-сумасброд решил стать художником. Многие годы Матисс жил в нужде. Ему было уже под сорок, когда он, наконец, смог кормить свою семью и обеспечивать родным крышу над головой. Унижения, неудачи и отчуждение придали силы и страстности его мечте о лучезарном, раскрепощенном цвете. Матисс искал в искусстве спокойствия и стабильности, которых не смогла дать ему жизнь. Вот что он имел в виду, когда в 1908 г. писал, что мечтает об искусстве, которое утешило бы его ум и укрепило дух подобно тому, как удобное кресло снимает физическое напряжение.

Вряд ли метафора могла быть более неудачной. Пикассо так и не дал Матиссу о ней позабыть. В начале их знакомства Матисс подталкивал Пикассо вперед. Потом пришла очередь Пикассо подгонять и атаковать Матисса. "Он похож на разбойника в засаде", - писал Матисс своей дочери в 1926 г. Изящные, чувственные одалиски, которые стали его товарным знаком, в то время начали всплывать на полотнах Пикассо, корчащиеся, извращенные и перекошенные; кульминацией стала серия гротескных скабрезных вариаций на тему "Женщина в кресле".

И через двадцать лет Пикассо по-прежнему удавалось вывести из себя восьмидесятилетнего Матисса упоминанием о кресле. Но тогда оба уже знали, что друг без друга не смогли бы обойтись, да они никогда и не пытались. Как заметил Джон Голдинг, инициатор нынешней совместной выставки Матисса и Пикассо, у этих двоих установились своего рода партнерские отношения. И в следующем месяце, когда в галерее "Тейт" можно будет оценить плоды этого партнерства, Матиссу, наконец, воздастся по заслугам, чего он жаждал более 40 лет назад.

Хилари Сперлинг - автор книги "Неизвестный Матисс" (Hilary Spurling. The Unknown Matisse. - Penguin).

arts.telegraph.co.uk, 27 апреля 2002 г.

Перевод Ольги Юрченко