Что такое геополитика? Если даже бегло просмотреть различные издания на эту тему, предлагаемые в любом крупном московском книжном магазине, то от обилия определений может закружиться голова. Чаще всего возобновляемая монография Александра Дугина "Основы геополитики" (насколько мне известно, она выдержала уже четыре издания) отвечает на поставленный вопрос серией метафор. Особенно порадовала меня фраза из предисловия к 3-му изданию (1999), где автор поясняет читателю, что "геополитика - это пучок исторических интуиции, связанных предвкушением познания реальности в каком-то новом, небывалом аспекте". Однако несколькими страницами ниже Дугин уже вполне твердо уточняет: "Геополитика - это наука править".

В эпоху постмодернизма наука, которую можно определить как "пучок интуиции, связанных предвкушением познания реальности", вполне могла бы проторить себе путь на университетские кафедры самых прогрессивных высших учебных заведений Америки и Западной (и даже Восточной) Европы. В России геополитика этот путь уже с успехом прошла. Она стала общепринятой и официально одобренной дисциплиной академической науки. В распоряжении студентов - богатый выбор учебников по этому новому (обновленному?) предмету. К ним относятся, например, учебник К.С.Гаджиева "Введение в геополитику", рекомендованный министерством высшего образования РФ для студентов, изучающих политологию, международные отношения, историю, социологию и право; учебники Н.А.Нартова для студентов всех экономических специальностей и Ю.В.Тихонравова для студентов вообще всех высших учебных заведений, одинаково называющиеся "Геополитика". Как видно, в геополитике каждый может подыскать себе что-нибудь по вкусу.

Некоторые из перечисленных авторов - как, например, Гаджиев - пытаются отмежеваться от метафорических изысков Дугина и вытекающих из них идеологических выводов и защищают геополитику как научную дисциплину, имеющую свой предмет и методику его исследования, подчиненную общепринятым законам логики. Никто, однако, не ставит под сомнение тесную связь так или иначе понимаемой геополитики со вторым из приведенных выше определений Дугина: как "науки власти" и "для власти". Речь идет о познании "сокровенных тайн власти", о власти в ее глобальном измерении. Это-то и делает геополитику столь популярной (сравнительно с другими науками) в России после падения Советского Союза.

Геополитика - это искушение тех держав, которые пытаются сохранить свои империи. Она бывает также эрзацем идеологии в тех державах, которые уже утратили свои империи, но еще не нашли своего места в международных отношениях.

О том, что геополитика популярна в России не как академическая дисциплина, а именно как идеология, как новое "великое учение", занявшее место потрепанного "научного коммунизма", свидетельствуют многочисленные ссылки на нее в программных выступлениях политиков на первых страницах газет.

Плавный переход от одной идеологии к другой лучше всего олицетворяет вождь российских коммунистов, все еще один из самых популярных российских политиков Геннадий Зюганов. Он сознательно взял на себя труд превращения своего "пучка геополитических интуиции" в новый источник идеологической энергии прежних адептов марксизма-ленинизма. Свои концепции он представляет читателям в выходящих одна за другой книгах: "География победы. Основы российской геополитики" (М., 1998) и "Россия - Родина моя" (М., 1998). Однако как мыслитель он не слишком оригинален и амбициозен в своих замыслах: он лишь мечтает о возврате России к прежней роли одной из сверхдержав. После усиления за счет внедрения самой передовой техники с Запада Россия (вернее, империя прежнего СССР) должна была бы вернуть себе - как во времена Сталина и Рузвельта - статус одного из "мировых полицейских", оберегающих нашу планету от хаоса.

Владимир Вольфович Жириновский, еще не так давно лидер второй после коммунистов крупнейшей политической партии России, тоже заявил о себе как автор геополитических концепций. Главным его достижением в этой области остается изданная еще в 1993 г. книга "О судьбах России. Последний бросок на юг". Здесь Жириновский скорее следует идее договора, который Гитлер предлагал Молотову во время визита председателя Совнаркома в столицу Третьего Рейха в ноябре 1940 года. По этим планам Россия, вновь объединенная в империю, должна была занять большую часть территорий Ближнего и Среднего Востока, тогда как Европа, сплоченная вокруг Германии, - Африку, США - Латинскую Америку, а Китай и Япония - Дальний Восток. Владимир Вольфович, в отличие от множества других поборников России как мировой империи, не стремится к договоренности с арабским миром против Запада, но, наоборот, видит в нем главного врага, который может объединить Россию с Западом в союзе "Севера" против взбунтовавшегося, фундаменталистского, исламского "Юга". Особенно сильно ненавидит Жириновский Турцию и ее тюркоязычных соплеменников из Средней Азии, рассматривая их в качестве первоочередной угрозы геополитическому положению России. При этом, однако, вождь российских "либерал-демократов" готов заключить тактические союзы с Ираном, а также с Ираком и Ливией.

Добавим, что место Польши в столь колоссальных планах, составленных с подлинно планетарным размахом, не столь уж и важно. Жириновский то требовал возвращения России ее исторических владений - территории прежнего Царства Польского (впрочем, на основании аналогичных исторических "прав" он требовал возвращения России Финляндии и даже Аляски), то - в интервью с корреспондентом варшавской "Политики" (1992, 11 ноября) - возвращался к извечной в истории российской мысли теме польской неблагодарности. Поляки, видите ли, неспособны по достоинству оценить роль России как щита, обороняющего слабосильное польское племя от опасностей, грозящих ему как с Дальнего Востока (монголы в XIII в., китайцы - в ХХI-м), так и - в первую очередь - с Запада, то есть со стороны Германии. "Лучше жить в Российской империи, чем продаваться немцам"

Жириновского и Зюганова - хотя ими можно пугать не только маленьких детей - все-таки не посчитаешь серьезными мыслителями, и они вряд ли останутся в золотом фонде российской интеллектуальной истории. Под вопросом стоит и их роль в реальной политике, проводимой Россией, в особенности на международной арене. Означает ли это, что геополитика в России - лишь преходящая интеллектуальная мода, идеологическое чудачество нескольких по сути дела не слишком вредоносных политических шутов?

Чтобы дать ответ на этот вопрос, нельзя не вернуться к Александру Дугину. Похоже, он всерьез рассчитывает на прочное место в истории российской мысли - и многие наблюдатели интеллектуальной жизни Москвы в последние годы готовы это место за ним закрепить. Более того, Дугин, по-видимому, всерьез верит, что излагаемые им геополитические "интуиции" вскоре станут основой официальной государственной политики России, когда их внедрит туда железной рукой Владимир Владимирович Путин.

Сорокалетний автор "Основ геополитики", председатель секции "Центр геополитических экспертиз" экспертно-консультативного совета по проблемам национальной безопасности при Государственной Думе и личный советник председателя Думы Геннадия Селезнева, весьма быстро прошел весь путь, ведущий к этим чинам и должностям. Начал этот путь Дугин в 80-х годах с контактов с западноевропейскими "новыми правыми", обращавшимися к традициям фашизма (трудно себе представить, чтобы в то время эти контакты могли осуществляться без благословения КГБ), затем был членом центрального совета национально-патриотического фронта "Память", членом Национал-большевистской партии Лимонова, а весной 2001 г. основал общественно-политическое движение "Евразия". При спонсорской поддержке Министерства обороны и небезызвестной компании "Русское золото" Дугин не только опубликовал более десятка своих книг, где геополитическая проблематика сочеталась с метафизикой секса, но и сумел создать собственное издательство "Арктогея" и выходящий с 1992 г. журнал "Элементы".

Сам он без малейших сомнений приписывает себе роль "крестного отца" геополитического возрождения в России. В беседе с корреспондентом польского ежеквартальника "Фронда" (2001, #23/24) Дугин с характерной для себя скромностью заявляет: "Я интеллектуально оплодотворил почти всю политологическую элиту в России. Такие термины, как "геополитика", "евразийство", "мондиализм", "антиамериканизм", "геоэкономика", "новые правые" или "третий путь", ввел в публичный дискурс именно я. Сам язык нашей элиты - как левой, так и правой - постепенно проникся моими идеями".

Относительно терминов, якобы изобретенных Дугиным, спорить не приходится. Правда, Льва Гумилева мог бы повергнуть в изумление тот факт, что не он, а Дугин припомнил теорию "евразийцев", а редакторы газеты "Монд" (и, собственно, все пишущие на политические темы французы) были бы весьма удивлены тем, что, употребляя чисто французский термин "mondialisme" (по-русски именуемый "глобализмом"), они говорят на языке Дугина. Противники гегемонии вашингтонского "Большого Брата", жгущие американские флаги в самых разных уголках земного шара, наверняка не знают, что термин "антиамериканизм" тоже "ввел в публичный дискурс" Александр Гелиевич. Впрочем, вместо того, чтобы вести бесплодный спор о превосходстве Ломоносова над Лавуазье, займемся более оригинальными идеями, на самом деле принадлежащими автору "Основ геополитики". Поляки к этим идеям присматриваются с нескрываемым любопытством.

Почему? Быть может, потому что мы вообще любим "страшилки" как жанр: нам просто нравится, когда нас пугают. А уж Дугин пугает нас куда убедительней, чем какой-то там Жириновский. О месте, которое выпало на долю Польши в дугинском варианте смертельной схватки "Моря" (или "атлантистов" - во главе с Америкой) и "Суши" (читай "Евразии" - разумеется, во главе с Россией), уже неоднократно писали краковский журнал "Аркана", варшавская "Фронда" и "Польский пшегленд дипломатичный". Так что здесь мы напомним лишь важнейшие черты этой апокалиптической картины, отказавшись от воспроизведения всех ее впечатляющих, но второстепенных метафизическо-эзотерических элементов.

Роль главного супостата в этой картине играют Соединенные Штаты, а основная цель - ликвидация их мирового господства. Для этого Россия должна возродить свою имперскую сущность в качестве "евразийской" сверхдержавы. Однако "атлантический" враг слишком силен, чтобы Россия была в состоянии одолеть его в одиночку. Поэтому ключ к победе в том, чтобы привлечь на свою сторону других партнеров на территории Евразии как союзников в борьбе против Америки. В Центральной Азии такой партнер - Иран (совместно с которым Россия могла бы контролировать беспокойный, но стратегически важный Кавказ, к которому, как известно, тянутся щупальца США), а на Дальнем Востоке - Япония (вырванная из-под американского влияния, она бы тем самым решительно ослабила могущество "атлантизма" на Дальнем Востоке, и вместе с тем позволила бы России противостоять угрозе, связанной с демографической и экономической экспансией Китая в Восточной Сибири). Но важнейшим союзником в этой схватке будет Европа. Лишенный опоры на западном побережье Евразии, американский "атлантизм" будет обречен на поражение. Таким образом, Дугин рассчитывает на углубление интеграции Евросоюза, следствием чего станет ослабление связей с Вашингтоном, а затем - нарастание реального конфликта (вначале экономического, а вскоре после этого и стратегического) между сверхдержавами, находящимися по разные стороны Атлантического океана. Новым гегемоном в Европе станет, разумеется, Германия - и Россия должна будет вступить с ней в союз. Именно на возрожденной оси "Москва-Берлин" и будут решаться судьбы народов Центральной и Восточной Европы. Малые страны, которым Версальский договор уже отводил роль "санитарного кордона", отделяющего Россию от Европы, а в особенности от Германии, по замыслам американских стратегов конца XX века вновь должны (так считает Дугин) играть эту роль. Следовательно, эта преграда должна быть разрушена.

Заметим в скобках, что нарком по делам национальностей И.В.Сталин задолго до Дугина почти в тех же терминах сформулировал стратегические цели советской политики по отношению к Центральной и Восточной Европе вообще и к Польше - в частности. Сталин в то время, еще на пороге 1919г., подводил пропагандистскую базу под будущую агрессию против Польши. Он назвал тогда Польшу "средостением", которое Красная армия должна устранить на пути к совместному европейскому дому с Германией. Тогда большевистская пропаганда называла Польшу "китайской стеной" или "стеной контрреволюции", которую "империалисты" воздвигли для того, чтобы отгородить друг от друга пролетариат России и Германии. Не знаю, известно ли это Дугину, но уверен, что он наверняка гордился бы подобной генеалогией своих метафор и идей, относящихся к Центральной и Восточной Европе.

Дугин хотел бы прежде всего ослабления традиционной религиозно-культурной самобытности Польши, которая не позволяет ей ни примириться с господством православной России, ни окончательно раствориться в Европе, где доминирует Германия. В прошлом Польша пыталась предотвратить грозящие ей разделы путем расширения своего цивилизационного пространства на восток - заключив унию с Литвой. Эта перспектива раздражает Дугина сильнее всего. Он рекомендует всячески разжигать любые конфликты в отношениях Варшавы и Вильнюса, а в обеих странах хотел бы прежде всего подрубить их католические корни (с этой целью он ищет в них "внутренних" союзников - от сторонников светской социал-демократии до всевозможных национальных и религиозных меньшинств, вплоть до неоязыческих кругов). В конце концов Польша должна будет сделать выбор: либо с Россией, либо с Германией (Европой). Она наверняка выберет Европу - что у Дугина вовсе не вызывает беспокойства, и не только потому, что в его планах Европе отведена роль антиатлантического союзника России. Поглощение Польши и ее южных соседей Европейским союзом создаст новую, прочную границу на востоке Евросоюза. За этой границей окажутся Белоруссия и Украина: для них никакой альтернативы, кроме скорейшего воссоединения с Россией, уже не останется. А именно это Дугин считает ключевым моментом возрождения имперской мощи России. "Единство любой ценой!" - вот лозунг, с помощью которого Дугин хочет решить проблему отношений России и Украины. Ибо реальная интеграция постсоветского пространства - непременное условие того, что Россия станет лидером в борьбе с американским господством, лидером "нового порядка" в Европе и во всем мире. Это уже не "пучок интуиции". Это arcana imperil - "сокровенные тайны власти".

Вдохновленные идеями своего духовного вождя, приверженцы геополитических спекуляций иногда дописывают отсутствующие в сочинениях самого Дугина детали "окончательного решения" польского вопроса. К примеру, некто В.Горный, публикующийся в выходящем в Интернете геополитическом обозрении "Полярная звезда", вслед за Дугиным исходит из того, что Польша не сумеет осуществить интеграцию с Европой ввиду своего традиционного недоверия к Германии и реального конфликта с западными соседями. Одновременно он предполагает, что Польша сама не откажется от своего традиционного "Drang nach Osten" - то есть от попыток формировать свою сферу политического и цивилизационного влияния (основанного на католицизме) в Белоруссии и на Украине. Разумеется, это создаст почву для сближения между Россией и Германией. Решением проблемы станет новый раздел Польши - осуществленный путем образования неких "евроландов", а затем провозглашения их автономии. При этом утрата Польшей ее западных земель в пользу Германии должна идти параллельно с возникновением новых "ландов" ("земель") на восточных территориях Польши. Их можно было бы создать, опираясь на белорусское и украинское национальные меньшинства, в географической полосе, проходящей от Белостока через Хелмское воеводство вплоть до территорий Прикарпатья, населенных украинцами и лемками. Особенно любопытно, что автор этих спекуляций предполагает также, что "автономизация" подобных "евроландов" могла бы иметь место и в западных областях Украины и Белоруссии. Это позволило бы России одновременно решить две проблемы: во-первых, освободиться от бремени не желающих интеграции с ней элементов в братских славянских республиках и, во-вторых, путем передачи этих территорий (вместе с расположенным вдоль Вислы карликовым польским государством) под фактический протекторат Германии и возрождения давней географической концепции, известной под названием "Mitteleuropa", еще прочнее втянуть своего берлинского партнера в сотрудничество в рамках "антиатлантического" союза.

Можно ли представить себе Владимира Путина в роли исполнителя этого блистательного плана? Могут ли подобные бредни стать основой реальной российской политики в XXI веке? Мы задаем эти вопросы вполне серьезно - и это чрезвычайно раздражает тех наших русских друзей, которые не желают иметь с Дугиным ничего общего. Когда представителям либеральных политических верхов России задают вопросы о Дугине, Жириновском или Лимонове, они обычно снисходительно пожимают плечами: все это, мол, маргиналы, не имеющие никакого политического веса, самое большее - стоящие особняком примеры традиционно русского политического юродства. Наверняка они правы - но не полностью. В кругах, где формируется реальная политика России, лишь немногие окажутся сторонниками "консервативной революции", к которой призывает Дугин, не встретишь и приверженцев его "Метафизики Благой Вести", а российским МИДом руководят вовсе не придуманные Александром Гелиевичем "тамплиеры пролетариата". И отнюдь не все втайне мечтают о конфронтации с Америкой - некоторые предпочитают с ней договариваться. И все же существует область, где идеи Дугина смыкаются с идеями, исповедуемыми по меньшей мере значительной частью, а быть может, даже и подавляющим большинством интеллектуальной "базы" российской реальной политики. Именно эта область нас больше всего и интересует: это Восточная Европа, Центральная и Восточная Европа и, наконец, просто Европа.

Если мы возьмем в руки, например, престижный ежеквартальник московских либералов-государственников "Pro et Contra", издаваемый московским Центром Карнеги (то есть как-никак - за американские деньги), или не менее престижный ежедвухмесячник "Полис", издаваемый, в свою очередь, Фондом Горбачева, то обнаружим в них рассуждения и идеи, выводы из которых в отношении "ближнего зарубежья" окажутся слишком уж схожими с концепциями Дугина и его сторонников. Константин Плешаков, один из первых глашатаев возрождения в России "серьезной" геополитики, обсуждает на страницах "Pro et Contra" - как и вышеупомянутый В.Горный - возможность отделения от России не только Прибалтики, но и "Галиции". Эта последняя по причине своей "русофобии" мешает остальной части Украины примириться со статусом российской "полуколонии". По Плешакову, возрожденная российская империя не должна быть обращена против Запада, но, наоборот, должна стать своего рода "мостом", способствующим проникновению западной цивилизации в Азию (а также в такие страны, как Белоруссия или Украина). В этом Плешаков наверняка отличается от Дугина. Но насколько велико окажется это отличие для тех украинцев или белорусов, которые все же не согласились бы, чтобы их страны имели статус российской полуколонии - пусть даже полуколонии просвещенной России? Рядом, в том же номере "Pro et Contra", другой известный публицист, Алексей Миллер, обращает внимание на необходимость создания на Украине такого уклада политических сил, который бы "всерьез и надолго" сделал невозможным ее самостоятельный поворот в сторону Запада. По его мнению, на политической сцене Украины должны - при содействии России - доминировать исключительно те партии, которые выступают за возможно более тесные связи между Киевом и Москвой.

Далее на страницах "Полиса" Константин Сорокин размышляет о будущем стран бывшего советского блока в Европе. И в этом контексте он не без некоторого характерного злорадства опять-таки предсказывает, что в самом ближайшем будущем страны этого региона столкнутся с проблемами, связанными с тем, что им будет трудно согласиться с ведущей ролью, которую будет играть новый европейский (германский) гегемон. Их интеграция с Европейским союзом, по мнению автора, в конечном счете выгодна России. Евросоюз - не враг России, ее враг - это НАТО. Реальной угрозой для России было бы лишь постоянное пребывание на территории Польши или ее южных соседей войск США. А Польша, которая не была надежным союзником СССР, не будет им и для НАТО.

В издаваемом ИНИОНом ежеквартальнике "Актуальные проблемы Европы" видный аналитик Д.А.Данилов обратил недавно внимание на "позитивную тенденцию" - ту самую, которую предвидел и теперь, вероятно, с удовлетворением отмечает также Дугин. А именно: события 1999-2000 гг. (и это впечатление наверняка усилилось бы после 11 сентября 2001-го) сделали еще более наглядной очевидную эрозию НАТО как военного пакта при одновременной тенденции придания Евросоюзу не только экономической, но и военной самостоятельности. Дело, по всей видимости, идет к тому, что пути Европы и Америки (после столь длительных ожиданий Москвы) начинают расходиться. Поэтому вступление Польши или даже всей Центральной и Восточной Европы в Евросоюз перестает быть с точки зрения России существенной стратегической проблемой. А Евросоюзу придется всеми силами преодолевать экономическую неэффективность своих восточных сателлитов, то есть практически взять на содержание все эти, как элегантно выражается по-английски Сорокин, "failed nations" ("провалившиеся нации").

Добавим, что подавляющее большинство либеральных российских политологов с нескрываемым удовольствием цитируют труды англосаксонской социологии наций, где говорится об искусственном характере национальных сообществ, о том, что за лозунгами национального самоопределения обычно кроются интересы узких, а то и просто маргинальных групп интеллигенции. Но весьма характерно, что при этом они всегда имеют в виду не Россию, а те народы, которые от России пытаются отделиться. На фоне всех этих цитат из Б.Андерсона, А.Смита, Э.Геллнера и Э.Хобсбаума отчетливо проступает мысль:

в империи было лучше, и лучше в этот утраченный рай вернуться.

Как проницательно заметил главный редактор "Полиса" Борис Межуев, внутри российской политической верхушки вообще не имеет значения деление на "либералов" и "державников" - и те, и другие в конечном итоге придут к согласию, когда речь зайдет о величии России, - а принципиально лишь деление на "евразийцев" (сторонников борьбы с Западом, с Америкой, опираясь на союзы с азиатскими державами или с "цивилизационным пролетариатом" Третьего мира) и "атлантистов" (готовых реставрировать могущество России скорее в сотрудничестве с Западом, опираясь на его цивилизационные образцы). Эти две геополитические ориентации взаимно исключают друг друга.

Наверняка дело именно так и обстоит - с точки зрения самих русских. Однако если стать на точку зрения восточноевропейских "failed nations", на точку зрения Киева или Минска (а может, и Варшавы?), то так ли уж для них важно, какая Москва возьмет на себя бремя ответственности за их будущее - "атлантическая" или "евразийская"? Конечно, и для нас эта разница кое-что значит. Но все-таки важнее было бы освобождение воображения российских политических верхов от шор геополитики, от власти пространства над их мышлением. Было бы совсем хорошо, если бы в России термины "либерал" и "державник" означали двух совершенно разных людей - по крайней мере до тех пор, пока в русском языке слово "держава" ассоциируется с владычеством над другими народами. А геополитика, будь то "атлантическая" или "евразийская", останется лишь властью пространства - то есть пустоты - над человеком. Ибо такова ее природа, унаследованная от матери - Урании.

Никто не сформулировал этого точнее, чем великий русский поэт Иосиф Бродский в своем гимне "К Урании":

Пустота раздвигается, как портьера. Да и что вообще есть пространство, если не отсутствие в каждой точке тела? Оттого-то Урания старше Клио.

Не благодаря географии, не благодаря геополитике Россия находится в Европе, но благодаря таким людям-творцам, как сам Бродский, как его наставница Ахматова, как Мандельштам или покровитель их всех - Пушкин. Иногда даже они уступали соблазну "пучка" геополитических "интуиций", но не благодаря этим "интуициям", а вопреки им Россия может дать нечто важное остальному миру - миру, не выкроенному в соответствии с искусственными геополитическими схемами, миру людей, а не пустых пространств.