Русский Журнал / Вне рубрик / Сумерки просвещения
www.russ.ru/ist_sovr/sumerki/20000901_tur.html

У нас есть Акрополь

Дата публикации:  1 Сентября 2000

От редакции. Герой подборки - текст. Вот он рождается: буквально на наших глазах, при нас, почти свидетелях происходящего. Текст, совпавший со своим временем. В нем найдено точное слово, абсолютно адекватный язык. По трагической случайности восемнадцатилетнего автора год как нет на свете. Но общение продолжается, идет обсуждение.

Марина Кудимова

Размышления в "метафизическом логове"

Традиционный русский мыльный сериал "Униженные и оскорбленные" прочно сменился в хит-параде суперсериалом "Богатые и знаменитые". Это означает, конечно, что "смена вех" произошла, но сменились совсем не те "вехи" - не система ценностей, то есть существительных, а система эмоций, сиречь прилагательных. Русская мысль глубоко умильна, даже до слезоточивости. Поэтому представить на родном подзоле Гегеля или Канта, вообще философа как такового - то есть мыслителя, не дающего оценочных и качественных характеристик и эмоциональных комментариев, кажется, практически невозможно.

Но потеря того или иного свойства всегда чревата компенсацией с неожиданной стороны. И, пожертвовав умильностью, мы в течение полутора десятков лет ни с того ни с сего наверстали в жесткости и рационализме, чего отродясь не водилось. Мы получили сразу двух мыслителей, действующих в сфере логики и гносеологии, а не эмоции и ламентации. Первого - Дмитрия Галковского - хоть и ошельмовали примерно, но заметили - не могли не заметить уже по массиву созданного им гипертекста ("Бесконечный тупик"). Второй - Илья Тюрин - погиб в 19 лет и оставил множество стихов и несколько набросков философской эссеистики. На этом месте сильно тянет поумиляться - сказывается традиция: ах, такой юный и такой умный! Ах, не живут у нас философы! И что-нибудь в том же духе. Но ощущение величия Божия, оставаясь столь же эмоционально-абстрактным, все же перевешивает совсем уж не философские воздыхания. Есть моментальные воплощения Замысла. В природе это - явление, предположим, молнии. В человеке это - феномен мысли и жизни как некоего срока, временного промежутка. Человек ленив, поэтому долгожительство до сих пор считается особой доблестью. Тем более, что сей частный феномен делает основной вопрос бытия "Смерть, где твое жало?" чуть менее патетическим. Илюша Тюрин, сам воплощая такую плодотворную и завершенную моментальность, человечески состоявшись полностью до 20 лет совершенно независимо от объема созданного им, не мог, просто не имел права не впасть в классическую тавтологичность. Я имею в виду, что он был взыскан размышлять о мысли.

Пример детского философского упражнения достаточно стереотипен: о чем я думаю? Я думаю о том, что я ни о чем не думаю. И т.д. Илья Тюрин задумал расписать "механику" мысли, восстановить сам процесс мышления, причем сразу оговорившись, что это деистическое понятие - механика - есть не что иное как метафора. Философ, не создающий поля парадокса и не противоречащий сам себе, мало того, что не интересен и механистичен уже в собственном смысле. Он именно философски неполноценен, ибо не дает повода для сотворчества - непременной принадлежности настоящей мысли. Фрагмент, оставленный нам Ильей, уже в силу незаконченности готовит обильную пищу такого рода, говоря о множественном и целостном, то есть общечеловеческом характере мышления, не существующего, по словам автора, "в изолированной личности". "...Человеческое общество является единым и неделимым целым; его бытие множественно, но едино", - пишет Илья.

Рискну предположить, что Тюрин не читал гносео-онтологических работ выдающегося и малоизвестного русского философа С.А.Алексеева - в частности, Сознание как целое. Психологическое понятие личности (Алексеев С.А. - М., 1918). Между тем, там много общего с размышлениями Ильи Тюрина. В юном философе как бы продолжают свой вечный спор Спенсер и Бергсон, который тоже утверждал, что "Сознание есть неделимый процесс", его "части взаимно пронизывают друг друга". Но дело не в этом. Парадокс работы Ильи состоит в том, что основным логическим ее посылом является утверждение - достаточно, добавим, традиционное (традиция в философии является базой оригинальности, как в поэзии таковой является регулярный метр и ритм): "...Целое уже обладает всем субъективным знанием о себе, и часть ничего не способна добавить изнутри к этому знанию". Но сама работа есть часть, поскольку не завершена, и в то же время есть целое, поскольку завершить ее некому. Это стимулирует снова чисто эмоциональное ощущение трагизма бытия, в котором человеческая мысль - протагонист, исполняющий главную роль, которого некем заменить в случае болезни или смерти, как некем заменить, несмотря на усилия всех поклонников Ролана Барта, отсутствующего Автора. И все же главным - целым - для меня в работе "Механика гуманитарной мысли" остается не фрагмент первого тома, а предисловие. Ничего странного здесь нет - недаром Кьеркегор самый значительный свой труд назвал "послесловием", да еще и "ненаучным". Именно по этому пространству можно судить о замысле Ильи. Сам, может быть, того не подозревая и уж точно не называя, силою мысли Илья Тюрин воссоздает картину мышления гуманитария как мышления эссеистического по преимуществу: не случайно же ставшее идиомой словосочетание "взгляд и нечто" соседствует с мыслью о гуманитарии как устроителе "метафизического логова" посредством поиска того, чем человек наделен от рождения, - экзистенциального одиночества - или того, чем обделен в высшей степени, - физического уединения.

Несамостоятельность цикла гуманитарных наук порождает паразитизм как основное качество мышления гуманитария. Печален ли этот вывод в устах человека молодого и столь системно одаренного в бессистемной цивилизации, как Илья Тюрин? Повторимся: работа не дает оценок по этической шкале ("Цель книги - не обличение, а чистая иллюстрация", - скромничает автор). Но гуманитарное мышление в предисловии предстает как "переосмысление", то есть размышление "по поводу". В этом его отличие от позитивной науки, которая опирается на факты, зачастую не доказуемые на онтологическом уровне. Поэтому естественная наука сплошь спекулятивна. Гуманитарная же - паразитарна. И хочет того автор или нет, замысел его достаточно пессимистичен. Ницшеанской "веселой наукой" (при всей ироничности определения) здесь не пахнет. Возможно, это напечатление судьбы человека, не дожившего и до двадцати лет. Но скорее - это конспект итогов "тысячелетия переосмысления" - или начало "осмысления", окружения хаоса смыслом. Что, собственно, и является целью философии.


Петр Быстров

Главной чертой творчества Ильи Тюрина в самых разных жанрах я считаю непоколебимый онтологизм. Но это не тот детский, или, как принято говорить, "юношеский максимализм", который в качестве формы может дезавуировать любое по глубине содержание. Стихи, как правило, не принято разбирать с помощью аргументов, гипотез и доказательств. Именно поэтому я хотел бы подвергнуть пристальному вниманию прозаические тексты Ильи Тюрина. Все его эссе - от ранних до самых последних - обладают вот этой самой чертой: все аргументы - по онтологии. Гуманитарий, писал он, первым делом обустраивает свое "метафизическое логово": так сказано в "Механике гуманитарной мысли". Сам Илья прошел путь от гуманитарного лицея до сеченовской академии - и это немаловажная иллюстрация к его размышлениям, изложенным в названном эссе. И мне кажется, его "метафизическое логово" было устроено весьма фундаментально. Сомнение и умиление - вот что абсолютно не свойственно его пафосу. Ибо все, что он утверждает, сказано столь безапелляционно, что сложно не предположить за этим сильную философскую систему. Говоря, что все его аргументы по онтологии, я имею в виду, что любой вопрос он рассматривает в корне - как именно генетически устроена та или иная область. Кажется, поэзии свойственно некое чудаческое умиление перед бытием, так по крайней мере кажется большинству. Эта черта совершенно не свойственна стихам Ильи Тюрина. Я удивлялся, глядя на даты, подписанные под стихами: очевидна великая доля догматизма в суждениях о мире пятнадцати-, шестнадцатилетнего молодого человека.

Но догматика бывает двух видов: та, которая принуждает взглянуть так-то и так-то, и та, которая приглашает (хотя в каком-то смысле и заставляет) задуматься о том или ином вопросе. Ведь всегда обращает на себя внимание мысль, высказанная в строгой форме, без улыбки, без юношеского (а может быть, возраст здесь не при чем) умиления, серьезно, без видимого сомнения произносящего. Вообще, взгляды Ильи - результат именно систематически проанализированной реальности. Всегда - от малого повода, той или иной тематической зарисовки (посмотрите на названия-темы эссе) к глобальным обобщениям, к тотальному диагнозу положения вещей. Дела обстоят так-то и так-то - и не иначе. Усомниться сложно, но не потому, что сомневаешься в возможности выставить свою точку зрения, а потому, что видишь, что за аргументом автора стоит фундаментальное онтологическое видение. И даже когда он излагает частность, партикулярное мнение по отдельному вопросу, очевидно, что оно представляет собой лишь часть структуры убеждений. Это не значит, что автор не высказывался неубедительно, как кому-нибудь, вероятно, может показаться, я только хочу подчеркнуть, что он высказывался исключительно как онтолог и что автором приемлемого контраргумента мог и может стать лишь человек со столь же системным взглядом на вещи. Объемы высказываемого и подразумеваемого (очерченного лишь контурно) должны быть адекватны друг другу, и не согласиться можно, таким образом, лишь со всем объемом убеждений, с этой системой, с этой онтологией. Я думаю, этим и обеспечен тематический разброс (сейчас речь идет об эссе) - нерастворенностью в теме, возможностью (к которой Илья прибегал) идти вверх и вниз по уровням, порядкам аргументации, смотреть на предмет сверху и снизу, сбоку и как угодно; ибо занятым форпостом для успешного рассуждения по некоторой теме являлась не она сама, не собственно тема, а система убеждений, позволявшая или, так сказать, вынуждавшая высказаться. В этом смысле, Илья, безусловно, метафизик. Причем его метафизика самобытна в том смысле, что составлена из продуманных им позиций, и это выражено даже чисто лексически, терминологически. Ведь если приглядеться, он оперирует достаточно постоянным словарем - гипотезы, диагнозы и положения закреплены за конкретными, любимыми им словами.

Сегодня чуть ли не признаком хорошего тона и тонкости ума считается некое легкое сомнение, или дистанцированность от собственной позиции; когда автор как бы говорит: "нет-нет, я вовсе не настаиваю, это всего лишь мое мнение", - этот притворный плюрализм распространен повсюду - от аналитики до самых фривольных жанров.

На самом деле, просто недостает смелости рассуждать о вещах в прямом тоне, и эта дымка самоиронии - попросту черта малодушного характера.

Я убежден, что это редкая и абсолютно несвойственная современности черта - онтологизм в суждениях, даже догматизм - и не просто риторики (то есть, и ее тоже, но не в первую очередь), а верований и убеждений, внутренне присущая его образу мыслей метафизичность - и тотальный вывод, тотальный итог. Исчерпанность темы, поскольку взгляд на нее брошен не по случаю, не по прихоти и вовсе не фрагментарно. Решение проблемы не зависит от объема конкретного текста, и я хочу обратить внимание на специфичность предпринятых Ильей решений. Все они по крайней мере могут называться решениями.


Татьяна Базжина

Непрерванный диалог

Год назад фраза "философ в осьмнадцать лет" была для меня лишь классической цитатой, этакой словесной эквилибристикой, сдобренной налетом ироничности. Первым внес сумятицу в привычное понимание текст "Русский характер". Потом пришли стихи и "Письмо". А вместе с ними и авторское объяснение происходящего в нем самом, выраженное весьма незатейливо и абсолютно ясно: осмысливать, а не переосмысливать.

Излишняя приставка дает эффект вторичности. Илья жестко формулирует собственный принцип - ментальный, нравственный, духовный: сам и до самой сути.

В незавершенной "Механике гуманитарной мысли" это находит еще более категоричное выражение: литературоведение, искусствоведение и прочее X-ведение - для тех, кто не может творить сам, кому неведома динамика.

Илья любое "пере-" называет адаптацией явления для конкретного интеллекта, а труд гуманитария - способом формирования индивидуального мнения. Может быть, излишне категорично, но чертовски верно, и даже продолжение явствует: это мнение обязано стать не общим, а всеобщим. Первая попытка создания гуманитарии нового типа связана у автора с блистательным утверждением: математика - гуманитарная наука по своей сути, точнее - по принципу движения математической мысли. Парадоксальное утверждение для мило-вяло-привычного "я гуманитарий и чужд математике", но вполне адекватное для новой гуманитарной науки, ибо это попытка сформулировать ее задачу.

Присущая автору категоричность не имеет ничего общего с юношеским максимализмом, это заработанное право ума зрелого на собственную оценку и собственную правду, которую читатель может или разделить с ним, или попытаться опровергнуть.

Если же продолжить физическую метафору, ясно, что второй части у этого труда не было бы. Динамику развития своей мысли автор заключил в слова. И в словах этих прочитывается приращение не только авторской мысли, но и его личности. И сослагательность теряет свою безысходность.

У Ильи есть строчки "Будущее без меня не придет...". Благодаря книге "Письмо" будущее придет и даст возможность говорить с автором, спорить, возражать, но ответ каждый не услышит, а найдет сам.



Положение о Гранте (премии) памяти Ильи Тюрина в области литературы (стихи, эссе)

1. Грант (премия) памяти Ильи Тюрина учреждается в качестве ежегодной благотворительной акции, целью которой является (наряду с пропагандой творчества Ильи Тюрина) помощь человеку с ярко проявившимся литературным даром на старте его творческой деятельности.

Учредители премии полагают, что наиболее целесообразным шагом в этом направлении может быть издание первой книги номинанта - победителя в конкурсе.

2. Механизмом отбора литературных произведений является конкурс, о котором учредители Гранта (премии) оповещают через средства массовой информации. Для оценки поданных на конкурс работ учредителями Гранта (премии) формируется специальное жюри из известных деятелей культуры.

3. Возрастные рамки для номинантов не устанавливаются, но при прочих равных условиях предпочтение отдается более молодому возрасту.

4. В конкурсе участвуют только рукописи: подборка стихов (1/2 а.л. - 12 маш. стр.), эссе (1/2 а.л. - 12 маш. стр.).

5. В ходе конкурса награждается незаурядное дарование в области поэзии и эссеистики, выраженное в очевидном стремлении к выработке синтетического языка, к творчеству на стыке жанров, к поиску новых форм организации литературного пространства как наиболее ожидаемых на рубеже тысячелетий.

6. По результатам конкурса учредителями Гранта (премии) заключается с издательством договор об издании книги победителя (тираж 500 экз.). Гарантированный максимум материального вложения в данный проект - 1000 долларов США. Изданная книга является собственностью автора, никаких прав на нее учредители Гранта (премии) не имеют.


Положение о Гранте (премии) памяти Ильи Тюрина в области авторской песни

1. Грант (премия) памяти Ильи Тюрина учреждается в качестве ежегодной благотворительной акции, целью которой является (наряду с пропагандой творчества Ильи Тюрина) выявление и поддержка на старте творческой деятельности молодых талантливых авторов-исполнителей.

2. Возраст участников ограничен 19 годами.

3. В жюри по присуждению Гранта (премии) на первом заочном этапе войдут молодые авторы-исполнители, ярко заявившие о себе в жанре современной авторской песни в последние 5 лет; на втором заключительном этапе решение о присуждении премии будут принимать сами конкурсанты по методу "гамбургского счета".

4. Оргкомитет Гранта (премии) выпускает компакт-диск с песнями лауреата (тираж 500 экз.), большая часть которого распространяется среди организаций, объединений и клубов, деятельность которых связана с авторской песней.

5. Положение о Гранте (премии) публикуется в средствах массовой информации.

Оргкомитет Фонда памяти Ильи Тюрина
E-mail: a_silence@mail.ru