Более или менее активно обсуждая "глобальные" проблемы образования, вроде целесообразности единого экзамена, двенадцатилетки и т.п., мы все время забываем различные "мелкие" сложности, с которыми непосредственно сталкиваются далеко не все и которые, следовательно, мало кого интересуют. Таковы проблемы социальной адаптации детей с ограниченными возможностями, причем здесь это не политкорректный термин, подразумевающий детей-инвалидов, но общее обозначение всех детей, у которых нет возможности спокойно учиться в обычных школах.

О чем речь?

В Москве около двухсот тысяч беженцев с Кавказа. В том числе - тридцать тысяч детей. Это все приблизительные данные, других быть не может из-за отсутствия у большинства регистрации. То же отсутствие регистрации долгое время служило столичным школам отличным формальным предлогом, чтобы отказаться принять этих детей к себе. В сентябре 2000 года был выигран очередной судебный процесс, в результате был отменен указ Московского правительства, согласно которому дети не могли учиться в школе без московской прописки. Ситуация несколько изменилась, но по-прежнему остается множество препятствий, мешающих чеченскому, например, ребенку нормально учиться в нормальной школе. Для того, чтобы эти препятствия можно было преодолеть, и существует Центр адаптации и обучения для детей беженцев и вынужденных переселенцев при благотворительной организации "Гражданское содействие".

Центр возник в марте 96-го, когда тысячи людей бежали в Москву от первой чеченской войны. Дети нигде не учились и учиться не могли, причем не только из-за "отзывчивости" школьных администраций и разного рода чиновников, но и из-за того, что не были к этому готовы ни морально, ни по уровню знаний. Так у Центра появилось две задачи: готовить детей к школе и продалбливать административные стены. Решение второй осложнялась специфическим отношением многих школьных директоров к выходцам с Кавказа: с одной стороны, ставшая уже привычной неприязнь к "лицам кавказской национальности", с другой - они практически всегда рассматриваются как потенциальный источник взятки. Поэтому юристам "Гражданского содействия" и сотрудникам Центра приходилось каждого ребенка проталкивать в школу всеми возможными способами. В том числе через суд - действие Конституции РФ и Конвенции о правах ребенка (1975) пока никто не отменял.

Хотя сентябрьское решение суда и позволило большинству детей-беженцев где-то учиться, но все-таки они не достаточно подготовлены, а потому все равно нуждаются в помощи. Центр часто называют школой, но это скорее собрание бесплатных репетиторов. Сейчас здесь работают около пятидесяти учителей-волонтеров, в основном, это студенты, и преподают они русский язык, математику и английский. Математике и русскому обучают только индивидуально, английским занимаются небольшими группами. Каждый семестр в Центре учатся около тридцати детей: на большее не хватает ни помещений, ни волонтеров.

Кстати, откуда волонтеры вообще берутся? Первые учителя находили их просто - приводили своих знакомых. Со временем этот круг был исчерпан, и сотрудники Центра начали расклеивать объявления в вузах - пришли новые люди. Понятно, что без сложностей с уровнем преподавания не обошлось: писать более грамотно, чем чеченский ребенок, перебивающийся у себя в школе с двоек на тройки, скажем прямо, совсем несложно. Научить же его писать грамотно - несколько труднее. Чтобы волонтеры могли помогать детям, им самим помогают три опытных педагога-куратора, учителей английского "курирует" преподавательница из Англии, которая заодно привлекает к работе волонтеров-иностранцев, "нэйтив-спикеров".

В чем суть?

Как говорит директор Центра Илья Колмановский, из беседы с которым и почерпнута большая часть информации к размышлению, обучение - это лишь сюжет для общения. Образовательная сфера - не главное. Куда важнее априорное приятие, любовь, которую встречают дети, приходя в Центр. Важнее - сосредоточение на личности каждого из них, и так многое перенесших, да еще и сталкивающихся с "бытовой ненавистью". Но ведь это-то и есть самое сложное.

Представьте себя на месте двадцатилетнего студента (студентки), вдруг берущего на себя ответственность за 10-15-летнего ребенка, которым больше заняться некому. Какой молодец! Но с этой ответственностью еще надо справиться. А в такой ситуации очень просто залюбоваться собой и закрыть глаза на возникающие проблемы. Очень просто наслаждаться своей самоназначенной взрослостью и незаменимостью, любовью ребенка и уважением знакомых. Куда сложнее действительно отдать все силы и постараться, чтобы ребенок не чувствовал себя никому не нужным, да к тому же и научить его чему-то. Если эти опасности и можно преодолеть, то только целенаправленно говоря о них. Что и происходит на педсоветах и в беседах с волонтерами-новичками: в Центре сложилось своего рода ядро из нескольких человек, достаточно адекватных и опытных, чтобы отрефлектировать существующие проблемы. В их задачу и входит попытаться, разговаривая с остальными, как-то уравновесить отношения между учителями и учениками: с одной стороны, не допустить полной расхлябанности и панибратства, с другой - не давать учителям самоутверждаться за счет учеников. Впрочем, жестких правил все равно быть не может: каждый волонтер общается и работает со своими подопечными на той дистанции, на которой у них общение и работа лучше всего получаются. Другой вопрос, что не всегда удается наладить этот самый контакт - во многом из-за этого в Центре достаточно высокая "текучка кадров".

Дети растут, дети "сложные", они требуют внимания, они разными способами проверяют твою любовь на прочность, потому что им сложно в нее поверить: "А если я вот так сделаю, ты все равно будешь меня любить?" У родителей всегда полно забот, им надо выживать во враждебном мире, у них часто просто нет времени на детей. И получается, что некоторым детям волонтеры, по сути, заменяют родителей. Насколько это тяжело, наверное, нет нужды объяснять.

Что еще?

Есть у Центра еще и специфические проблемы, связанные с тем, что здесь в основном учатся именно чеченские дети. Из серьезных - их собственный национализм и национализм, с которым им приходится сталкиваться в школе. Из забавных (на наш взгляд) - свои соображения по поводу распределения ролей женщины и мужчины.

Часто первым вопросом, который задает, приходя в Центр, чеченский ребенок своему учителю, оказывается вопрос "а вы какой национальности?". Для него это очень важно: он так воспитан. И приходится объяснять и потом многажды подчеркивать, что не надо делить людей на породы. Но если ребенка помладше, вероятно, убедить легче: доказательство - работающие в центре русские, евреи, англичане, немцы - перед глазами, то как быть с подростком, в сознании которого глубоко укоренились собственные на этот счет соображения, да еще их подпитывают нередкие драки в "обычной" школе? Как быть - непонятно. Видимо, только повторять и повторять одно и то же и подтверждать свои слова своей любовью.

В случае травли со стороны школьных учителей полезно бывает съездить в школу, поговорить, если надо - припугнуть какой-нибудь "корочкой", а также оглаской. Практика показывает, что после этого ситуация резко улучшается. А вот с конфликтами со сверстниками - сложнее. В них нет абсолютно правых и виноватых. Часто ребенок своей замкнутостью сам дает повод к нападкам, он сам изначально настроен враждебно и настраивает сверстников против себя. А "по ту сторону баррикад" такие же замороченные и часто брошенные подростки, которых напугали "злыми чеченами". Как бороться с этим - опять же непонятно.

Правда, немало случаев, когда чеченские дети вполне органично вливаются в школьные компании. А Илья Колмановский радостно рассказывает, как один парень, разговаривая с приятелем по-чеченски, вдруг вворачивает по-русски: "...решить проблему без насилия". Усваивают!..

И, наконец, о кавказских мужчинах. Они в любом возрасте уверены, что женщине надлежит знать свое место и исправно выполнять работу по дому. Поэтому очень часто в Центре девочки с удовольствием моют посуду вместо дежурящих мальчиков. И, не в силах вынести такую дискриминацию, европейски мыслящие сотрудники Центра борются с нею единственным доступным способом - собственным примером. Практически всю беседу со мной директор сам старательно мыл посуду...