Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

Новости | Путешествия | Сумерки просвещения | Другие языки | экс-Пресс
/ Вне рубрик / Сумерки просвещения < Вы здесь
"Как в прошедшем грядущее зреет..."
Часть 1

Дата публикации:  21 Мая 2002

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Какие фактические основания имеет под собой утверждение "советское среднее образование было лучшим в мире"? Это ностальгия, иллюзия, прокоммунистическая агитация? Что было на самом деле - отдельные учителя, уникальные средние школы или образовательная система? Особые временные периоды "благоприятствования" или неустранимость духовного начала как такового? Что осталось для настоящего и будущего - традиции или только доживающие свой век "хранители огня"?

Эту темы обсуждают физик Елена Говорова и преподаватель химии Лидия Шендерович, в прошлом - выпускницы известной 175-й московской школы.


Мы шагаем по Москве... Впрочем, нет! Ни скорость, ни бодрость нашей походки не соответствует лихому глаголу - шагать. Не дожили пока и до старческого шарканья, к счастью. Значит, просто идем. Старинные подруги (стаж дружбы - чуть больше полувека). Одна из нас - учительница со стажем чуть меньше полувека, Лидия Иосифовна Шендерович, преподает химию в школе на Пресне. Я давно уже прозвала ее "педагогом всея Руси".

Мы идем по многолюдной улице, всего только 9 вечера, и нам страшно. Путь наш лежит мимо компьютерного (!) клуба, откуда нежданно-негаданно вываливается толпа бритоголовой молодежи, ребятки от 15 до 18 лет. На вид - старшеклассники, возможно - студенты младших курсов или завтрашние солдаты. По рукам ходят какие-то бутылки, в воздухе - мат. Болевая сфера нынешней педагогики...

Л.И. рассказывает, что один из ее учеников вступил в "бритоголовую" организацию (партию? секту? банду?). Пробовала она провести с ним частную беседу, выяснила: цель - бороться за чистоту нации. "Какой нации?" - спросила учительница. "Славянской!" - ответствовал ученик, татарин по происхождению. Итак, кого будут бить, пока не очень ясно, но "бойцы" уже идейно и физически готовятся.

Трудно объяснить, как сложилась у нас традиция называть людей одной и той же профессии "армией", а дело, которому они служат, битвой. "Армия учителей" - нечто совсем особое; солдат и полководец в ней одно лицо. И служба неимоверно тяжела, выдерживают далеко не все - даже из тех, кто пошел на нее по призванию. Л.И. именно из таких, а значит опыт ее личной "битвы" бесценен. Ее и спросим.


Е.Г.: Я помню наш выпускной вечер и твои слова: "Напрасно Д.И. (наш химик - Е.Г.) в своей речи причислил меня к желающим посвятить свою жизнь химии. Вовсе не химии, а школе". Однако ты выбрала именно химию. Почему?

Л.Ш.: Химию, потому что не историю. Мы же кончали школу в 52-м. Можно тогда было учить детей истории? "История" в свете "Краткого курса" или последней передовицы! Сколько сил родители положили, чтобы отговорить меня от истории... Смирившись, поступила на естественный факультет. Очень скоро поняла, как правы были родители.

Е.Г.: Поняла, 13 января 1953?

Л.Ш.: Несколько раньше, как и ты, как все в нашем классе, - сначала же были аресты врачей, а потом это газетное заявление.

Е.Г.: Твое первое место работы - сельская школа в Здвинске (Новосибирской области). Ты мне оттуда писала, что таких учеников у тебя никогда, наверно, не будет. Я знаю, тебе и потом повезло - были, и еще какие! Но все-таки, твои главные впечатления от здвинской школы?

Л.Ш.: Ты представь - сибирское село за сотню верст от железной дороги, газеты - с опозданием, только радио (телевизоры и в Москве тогда были у немногих), и тут приезжает "училка" из самой Москвы! Село, кстати сказать, было не бедное, родители ребят способны были оглядеться вокруг и осознать, что детям их необходимо школьное образование и культура, меня вот так именно и восприняли - как носителя культуры и отнеслись с необычайным уважением.

Ко мне, девчонке двадцатитрехлетней, приходили советоваться, как им детей воспитывать(!), люди вдвое старше меня, имеющие шестерых детей. Ребята тоже были настроены соответствующим образом, не говоря уж о том, что большинство из них были и любознательны, и активны. Сибирские условия делали их взрослее и самостоятельнее московских школьников. Тогда ведь школы-десятилетки были только в районных центрах, в здвинской школе учились ребята из довольно далеких деревень, жили в интернате - волей-неволей станешь самостоятельным. Словом, атмосфера для педагогики была самая благоприятная. Мне очень было жаль уезжать оттуда - но заболела мама.

Е.Г.: Да я помню, ты мне и тогда писала, что с радостью работала бы в Здвинске и дальше. Хотя быт у вас там был - не приведи Бог! Вчетвером (четыре учительницы!) вы снимали одну комнату в избе, городские девочки - и дрова на всю зиму (сибирскую!). Я понимаю, в деревне все так живут. Но ведь в собственных домах, своим хозяйством, своей семьей, где обязанности все-таки делятся, где по ночам тетрадей не проверяют. Как представишь себе - четыре учительницы с кипами тетрадок по четырем сторонам обеденного стола! Нас так хорошо учили не бояться трудностей... Вы не боялись, ты ни разу не пожаловалась, ни в одном письме. И все-таки - неужели нельзя было в богатом селе построить дом для учителей, организовать человеческий быт? Можно не сомневаться - люди по доброй воле, не по принудительному распределению, ехали бы работать в село, может быть, не на всю жизнь, но лет на 5-6 - вполне.

Старая проблема: если бы в российской провинции можно было жить, не набивались бы в Москву до отказа, любой ценой.

Л.Ш.: Да, конечно, я до сих пор уверена, что работа в сельской школе и жизнь в селе имеют много привлекательного. У меня там и кабинет химический, и пособия были на очень приличном уровне, ребята охотно помогали. Я проработала два года, могла бы и пять, при всей тоске о родителях, родственниках, друзьях, Москве. Думаю, не я одна. Но у нас ведь как? Можно принимать только бесповоротные решения. Через 5-6 лет меня в Москву просто бы уже не пустили, не прописали бы в квартиру, где я родилась! Не дикость ли?

Е.Г.: А не дикость, что ты и через два года в Москве долго не могла попасть в школу, хотя всем известно, что тут всегда был "некомплект" химиков, физиков, математиков - их же охотно принимали в "ящики".

Я старалась не вычислять причину - отказывали, и все. В одной школе более или менее прозрачно выразились: есть вакансия, но не для вас. Ладно, дело прошлое.

Е.Г.: К счастью для тебя и для школы, ты в конце концов в школу попала и работаешь в ней до сих пор. Второй дом? Или первый?

Л.Ш.: Давай по порядку. Ты прежде всего вспомни, что это 60-е годы - бум точных и естественных наук. Великий авторитет ученых - великие имена, великие идеи, великие результаты на слуху. Кружки, олимпиады, безумные конкурсы в вузы, престижность профессии. Основная линия в образовании - политехнизация.

Е.Г.: И между прочим, это не мешало детям из школ с математическим уклоном читать художественную литературу, периодику, а учителям успешно преподавать гуманитарные предметы - ты хорошо знаешь это по своей школе.

Л.Ш.: Да, конечно. Одаренный человек, как правило, одарен широко. У нас были только старшие классы, в каждом своя специализация: программисты, радиоэлектроники, химики-лаборанты, токари, швеи, чертежники. В высоко интеллектуальные классы конкурс был очень высок, принимали мы ребят не только с Пресни, из любых районов Москвы, школа была достаточно известна. На рабочие специальности тоже, в общем, шли по своей воле, иногда - по семейным обстоятельствам, но никак не в наказание.

Как ни говори, школу делает директор. Наша школа - тому яркий пример, и в период расцвета, и во времена разрушения. Директор наш, Аркадий Маркович Белицкий, пришел в школу в 1943-м, почти сразу после фронта, точнее после госпиталя, был тяжело ранен. Он подобрал потрясающий коллектив учителей и сумел так организовать работу и внутренние взаимоотношения (не ломая индивидуальности, приветствуя различия!), что мы вполне органично ощущали себя единым целым.

Но - увы! - ровно до тех пор, пока нами руководил сам Аркадий Маркович. Когда же его не стало, немедленно выявилась психологическая несовместимость многих учителей друг с другом, полная невозможность совместной работы. Пока он был, "в народе" о нас говорили просто: школа Белицкого. На вечера встречи приходили повидаться с бывшими коллегами, с директором даже давно ушедшие из нашей школы учителя. Мы потом просили присвоить школе имя Аркадия Марковича официально, не получилось, разве пробьешь бюрократию...

Работа в школе в "эпоху Белицкого" для многих из нас была "звездным" временем. Хотя молодые пытливые умы задавали учителям непростые "домашние задания": я не раз приносила "детские вопросы" на курсы повышения квалификации, где и слушатели, и лекторы были самого высокого уровня. После того как лектор не ответил на второй из "детских" вопросов, мои сокурсницы заговорили в таком ключе: "Молодая, а выпендривается!" Я стала объяснять: "Мне дети такие вопросы задают". И услышала в ответ: "Ладно врать-то!" Пришлось мне после этого задавать вопросы лектору лично, а не при всей аудитории. Навек врубился в память вопрос: "Что такое виртуальные мезоны?" Обошла и опросила всех, кого только могла. Нашла все-таки - в книге "Валентные возможности атомов". Пришла гордая и счастливая в класс с ответом. А спросивший ученик отвечает: "Спасибо, мне ребята уже объяснили".

Ребята очень много читали: и дополнительную научную литературу "по предмету", и художественную литературу. Диспуты и вечера на всевозможные темы. "Малая академия наук", где ребята делали доклады о своих увлечениях, иногда довольно далеких от школьной программы. Например, один мальчик, увлекавшийся теорией воздухоплавания задолго до появления дельтапланов, успешно увлекал ею своих одноклассников.

Другой ученик составил задачи для химической олимпиады и пришел спросить у меня, не слишком ли просто. Оказалось так "просто", что я с ходу ни одной задачи не решила, - пришлось здорово подумать. Слыханное ли дело - нам приходилось тянуться за учениками, за их светлыми и активными головами, за их энтузиазмом в добывании знаний.

Было и постоянное стремление тянуться за коллегами (независимо от предмета) - еще бы! - от них всегда было можно получить дельный совет: и по тонкостям преподавания, и по тонкостям управления детьми, отчего все и выигрывали. Директор был отличным дирижером, учителя-исполнители прекрасно вели свои партии. Аркадий Маркович на уроки не приходил никогда - чтобы не нервировать попусту ни учителя, ни детей. Он просто проходил по коридору и по уровню и качеству шума в классах всегда верно судил об уровне и качестве работы.

Ребята наши были из очень разных семей и по уровню культурны, и по достатку. Но когда критерий личной значимости - только твои знания, то человек сам на эту значимость и работает.

А учителя как на подбор были яркими индивидуальностями - главный критерий, которым руководствовался наш директор. Вот Тамара Гаспаровна Мясоедова - блистательный химик-предметник, я считаю ее моим первым наставником. Курс технического анализа вела без всяких пособий - их просто еще не было; потом по своим урокам написала книгу. К ней нередко обращался за советами автор учебника по органической химии Леонид Александрович Цветков. Он и меня (молодой кадр) просил присутствовать на обсуждениях учебника, и я помню - обсуждалась каждая фраза, каждый пример.

У Тамары Гаспаровны еще стоило поучиться организации урока. По принципу: первым закончил работу - мой лабораторную посуду, следующие пятеро сдавших - на посуду, а первый - уже на проверку работ. Мало того, что никто не сидит без дела - есть стимул быть первым, есть доверие - работы будут проверены весьма тщательно! И есть индивидуальная работа с лучшим учеником, а не только борьба за всеобщую среднюю успеваемость.

Конечно, от будничных проблем не увернешься даже в интеллектуальной школе. У нас на Пресне "пили даже воробьи", а детей мы принимали не только по конкурсу, но и по микрорайону, а значит, много было и детей-"подранков". Конечно, есть немало способов извлечь парнишку или девчонку из неподходящей среды - пусть на некоторое время. Но этого не сделать без учителей-энтузиастов. В нашей школе они были.

Биолог Мария Алексеевна Леонова, питавшая особую любовь и нежность к "подранкам", организовывала летние экспедиции в Кандалакшский заповедник и на биостанцию МГУ на Белом море. Вместо бессмысленного лета в пресненском дворе с "пьющими воробьями" - возможность заняться делом в хорошей компании. При условии: не пить, не курить, не материться. Как правило, условия принимались и честно выполнялись, ибо ценилось доверие - и педагога, и компании. Во дворе, в старой компании, иной раз все начиналось сначала, но представление о том, что возможен другой стиль жизни, все же не исчезало бесследно.

Учитель географии - Александр Соломонович Цельникер (всю войну в разведке, не раз раненный, с осколком в голове!) возил ребят по всей стране: Сибирь, Кавказ, Урал, Питер - тоже на принципах чести, а к тому же - при такой богатой культурной программе у ребят ни сил, ни времени не оставалось на всякие проказы... И это при том, что он путешествовал с группами до ста человек!

Кстати сказать, дальнейшая судьба Цельникера иллюстрирует, что значит быть Учителем в обычной школе. В 1970-м он начал катастрофически слепнуть - осколок стал слишком сильно давить на какие-то центры, врачи предложили: или сложная операция с неизвестным исходом, или - бросить "вашу собачью работу". А.С. ушел из школы и через два месяца уже мог читать газеты...

Е.Г.: Добавлю красок в картинку "собачьей работы" - это твои дни рождения.

Дети мои диву давались: "Чтоб я пошел (пошла) на день рождения к своей "классной"!" Помню, как в день твоего пятидесятилетия на улице, вдоль твоего дома, ребята (и уже не очень "ребята") стояли целыми классами и порциями заходили с букетами в квартиру.

"Классная" моего сына Саши (историк) оказалась связана с твоим днем рождения курьезным образом. Сашу, его "классную" и историю-как-предмет соединяли прочные и надежные узы взаимной неприязни. Рано или поздно такая ситуация заходит в тупик. Как раз на твоем дне рождения я попросила твою подругу - Лидию Григорьевну Панову поговорить с Сашей перед завтрашним решающим опросом. Много ли можно сказать за именинным столом? Однако наутро Сашка получил пятерку. По нелюбимому предмету у нелюбящей учительницы!

Л.Ш.: Да, Лидия Григорьевна сочетала в себе немало талантов чисто профессиональных с искренностью, принципиальностью и строгостью. Она умела понять ученика, и поднять его - и в его собственных глазах и в глазах окружающих. Она пришла в школу в 62-м, сразу после пединститута, и эти качества проявились в ней буквально с порога. На следующий год ей уже специально дали самый сложный класс для руководства, а потом это стало традицией. На плечах Лиды лежали еще и походы по Северу - Вологодской, Архангельской областям, Кольскому полуострову, поездки в Кижи, на Соловки, работа вместе с Марией Алексеевной в Кандалакшском заповеднике, туристские слеты, вечера. Для учителя это ведь огромная ответственность (за 40-50 детей), чудовищное нервное напряжение - таковы его каникулы!

Е.Г.: А что все бесплатно - это уж просто устали повторять!

Л.Ш.: Незаменимые очень даже бывают. Лидия Григорьевна умерла от рака в декабре 2000-го, ее выпускники (достаточно давних лет) навещали ее и помогали все годы болезни. Помнили и помнят.

Е.Г.: И все-таки - целая школа была "надежды маленький оркестрик под управлением любви"! Почему это возможно? Будем справедливы - в каждой школе есть учителя, преданно любящие детей, но у вас же была атмосфера - равнодушных к детям директор просто не брал на работу! Знаешь, у меня не выходят из головы старшеклассники, вступающие в фашистские организации. Их - покорить ли любовью и добротой?

Л.Ш.: Пытаемся. Надеемся. Но положительным ответом будет только исчезновение подобных объединений и их дикой идеологии. А из собственного опыта и опыта подруг знаю: любовь и доверие действуют и на шпану, и на бандитов, и - тем более - на просто запутавшихся и одиноких ребятишек. Экстремальный пример - Ольга Владимировна Фиалкова, она у нас преподавала английский. Начинала сразу после института, в мужской (!) школе в Зарядье. Это сейчас там гостиница Россия, а тогда - бандитские трущобы, почти Хитровка. И вот хорошенькая девушка по вечерам посещает бараки и общаги, чтобы побеседовать с родителями своих учеников, отстающих по английскому языку или курящих в стенах школы. Можешь себе представить, что она там слышала... Но в конечном счете - покорила всех.

Любопытная деталь - Ольга помнила дни рождения всех своих учеников и никогда не забывала поздравить и детей, и их родителей. В нашей школе она с тем же успехом и с тем же арсеналом - любви и доброты - очаровала интеллектуалов. У нее был такой замечательный приемчик знакомства с ребятами: ты знаешь эти стандартные диалоги о себе да о семье. Ольга Владимировна так ухитрялась их вести, что дети незаметно для себя и английский усваивали, и с большой откровенностью и доверием рассказывали о своем. Когда к нам прислали новую директрису, она, посетив (в отличие от А.М.!) урок английского, сделала О.В. руководящее замечание в таком духе - что это за урок, когда говорят почти только ученики, а учитель больше молчит. Не заметила она, что дети-то по-английски говорили!

Е.Г.: Помнишь, лет 30 тому назад ты рассказывала мне, как вашу школу прорабатывали в РОНО (или в райкоме, не помню точно) по такому вот сценарию: вы нарушаете революционные традиции Красной Пресни - вместо того чтобы пополнять своими грамотными выпускниками трудовые коллективы и ряды Советской Армии, вы (страшно подумать!) готовите их в Университет, Физтех, Менделеевский, Энергетический и т.д. Причем, ребята в те годы поступали только со школьной подготовкой и опытом кружков-олимпиад. Массовое репетиторство тогда еще не развилось, а требования и конкурсы были очень высокие.

Я это так ярко помню именно из-за сути предъявленного школе обвинение. С детства нас закаляли в приливах и отливах репрессивных волн. Нашего опыта вполне хватило, чтобы в рокоте данного конкретного прилива услышать новый неожиданный мотив: долой образованность! Долой, в принципе! Да, мы "проходили" усеченную, изуродованную литературу и историю, в ответах на уроках и экзаменах обязаны были клеймить вейсманизм-морганизм, идеализм Эйнштейна, Ахматову и Зощенко... Но чтоб учителей открыто ругали за то, что они слишком хорошо учат математике, химии, грамматике - такого еще не было. И вот - свершилось, "время потребовало": учить похуже, ставить тройку там, где "красная цена - единица в базарный день до обеда" (как говорила в 175-й школе наша знаменитая литераторша Анна Алексеевна Яснопольская). Меня нисколько не удивляет, что после смерти Аркадия Марковича к вам прислали директрису с новым, "бульдозерным" мышлением.

Л.Ш.: Так она с порога нам объявила, что ее прислали разогнать нас, уничтожить "это гнездо"! И она, засучив рукава, взялась за дело. Самыми неприличными методами - до боли знакомый с детства гибрид коммунальной кухни с ЧК: натравливание учителей друг на друга, откровенное насаждение национальной розни в учительской... Давай все же доскажу хорошее.

Е.Г.: Чтобы в полном объеме оценить масштаб разрушений?

Л.Ш.: Ведь школа Белицкого могла гордиться не только количеством и качеством "своих" студентов в лучших вузах. Наши преподаватели рабочих профессий тоже ковали кадры высокой квалификации. Учитель труда, Борис Дмитриевич Дмитриев, в первую очередь сообщал ребятам, что на токарях мир держится (это чтобы у них не было низкой самооценки в сравнении с математиками), а потом делал из них профессионалов высокого класса. После этого ребята действительно могли работать по специальности, полученной в школе.

Учительница швейного дела, Лидия Ивановна Ершова, привела наших девчонок на швейную фабрику на практику, и получив сразу же от директора фабрики предложение принять ее учениц на работу, согласия на это не дала. Потому что "станки у вас несовременные, работницы матерятся, а у моих девочек такой уровень мастерства, что они вполне могут работать в модных ателье". И работали!

И еще я должна сказать: в производственных классах общеобразовательные предметы - литературу, математику, физику, химию - вели те же самые учителя, что и в математических классах. Обязательная программа и уровень преподавания были одни и те же. Вопросы повышенной сложности в этих классах не разбирались, но обязательный уровень выдерживался строго, чтобы никого со школьной скамьи не приговаривать к безвариантному станку или химической лаборатории. У Аркадия Марковича была твердая установка: давать такое обязательное количество и качество знаний, чтобы ребята впоследствии могли ими распорядиться по своему усмотрению.

Е.Г.: По-моему, это гениальный принцип - его бы где-нибудь высечь в камне!

Л.Ш.: А ты знаешь - высекли. Не в камне, а в судьбах. Например, один из выпускников 65-го года, которого вырастила мама-одиночка без образования, окончил токарный класс. После этого, имея "на всякий случай" рабочую профессию, поступил на юридический факультет (только со школьной подготовкой, конечно), стал адвокатом. На 25-летии своего выпуска сказал, что в родном пресненском дворе он единственный, кто не сидел. Признал этот факт бесспорной заслугой школы.

Девочка из математического класса, выпуска 72-го года, изучавшая в своем классе английский язык, заинтересовалась французским и стала посещать уроки в параллельном классе. Сейчас работает математиком-программистом, а в "свободное время" переводит французскую поэзию, песни и даже выступает. Считает, что этим она обязана учительнице французского языка, Евгении Эдуардовне Липец, бывшей военной переводчице, воевавшей под Сталинградом.

Е.Г.: 72-й год? Это ведь уже ледниково-бульдозерный период? Я с радостью отмечаю, что не все, по крайней мере, не все сразу под силу бульдозеру - уцелел кое-кто из педагогов-"динозавров"! Обидно только, что теперь уже ваши учительские силы пришлось отдавать мелочной и бессмысленно-гнусной битве против официального идиотизма, а учительским душам прибавилось ненужной боли. В 70-е именно лучшие московские школы подверглись погрому. Что ж сегодня удивляться "утечке мозгов" и гибели научных школ?


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Надежда Шапиро, В поисках здравого смысла /20.05/
Система приоритетов и ценностей в сознании наших детей оказывается в прямой зависимости от того, с чем придут к близящимся вступительным экзаменам предметные комиссии вузов. И тут есть о чем подумать и что обсудить...
Вячеслав Загорский, У нас было полгода на обсуждение "образовательных стандартов" - ну и что? /13.05/
Существует устойчивое мнение, что "Обязательный минимум" по каждому предмету нужен, чтобы не заставлять будущих пушкиных учить химию и физику, а "быстрых разумом ньютонов" не утомлять грамматикой. Пусть уж тогда "Минимум" будет как можно минимальнее, а своих учеников я так учить все равно не стану.
Евгений Сабуров, В образовательной колонии /12.05/
Любой учитель, убежденный в правоте свой миссии, строит речь не для наиболее логичной передачи информации, а для заряжения учеников восторгом перед открывающейся истиной. Обольщение - блестящий прием, не дающий нужного образовательного эффекта. Это не педагогика.
Андрей Борзенко, Введение в граждановедение /07.05/
"Если бы у вас была возможность убить лося, продать мясо и купить компьютер, сделали бы вы это или нет?" Мои знакомые учителя, преподавающие граждановедение, всячески оберегают учеников от каких бы то ни было контактов с учебником Я.Соколова, одобренным и рекомендованным Министерством образования.
Вячеслав Загорский, Станет ли российская интеллигенция "совестью нации"? /30.04/
У России еще есть свой шанс. Чтобы его реализовать, не вымершим пока интеллигентам нужно воспитывать homo sapiens, не увлекаясь инновационными технологиями подготовки homo faber.
предыдущая в начало следующая
Поиск
 
 искать:

архив колонки:





Рассылка раздела 'Сумерки просвещения' на Subscribe.ru