О нынешних отношениях с Германией принято говорить с иронией. Мол, ясное дело, что и Веймарский диалог, и Российско-германский молодежный форум пользуются высочайшим покровительством "немца в Кремле" - так назвал свою книгу о нынешнем президенте России Александр Рар. Однако ж, кроме глубоко пропиаренных акций, существует еще и повседневная деятельность самых разных людей и институтов, создающая сеть постоянных контактов меж двумя странами.

Вот в такую сеть я и попал, очутившись в Тюбингене, где расположен самый старый немецкий университет (основан в 1478 году), на Четвертом российско-германском диалоге, проводимом Ассоциацией экономистов Германии и России в рамках Российско-немецкой инициативы, сокращенно - РОНИ. Идея, собственно, проста. В течение нескольких лет группа немецких товарищей собирает специалистов из России и Германии для обсуждения той или иной российской проблемы. Приглашаются также студенты из обеих стран, причем в число немецких студентов входят и наши соотечественники, обучающиеся в Германии.

Теперь о главном - о деньгах. Деньги дают немецкие фирмы - весьма даже крупные, а государственная поддержка исходит от чиновников бундесминистерства финансов, в частности, от той группы консультантов, что работает при российском Минимуществе. Тогда становится понятным, почему темой нынешнего диалога стала проблема частной собственности на землю в России. Точнее, обсуждение представителями России своих проблем в русско-немецкой аудитории.

Причем одним из таких представителей был природный немец, являющийся президентом российско-германской компании, а потому проводящий большую часть времени в Москве. Зовут его Штефан Дюрр. И поскольку он делился своим русским опытом, то и доклад сделал на русском языке.

Другим таким представителем из числа людей практических явился Виктор Моложавый, заместитель главы Минимущества, представивший свою точку зрения на земельную реформу. Немецко-русский предприниматель с ним не спорил, он всего лишь рассказал, что выдающихся хозяйственных результатов можно достичь и в нынешних, весьма невнятных - с правовой точки зрения, условиях.

Вообще, было даже как-то странно. Представители Высшей школы экономики рекомендовали с собственностью на землю погодить и обсудить, а чиновник отвечал им в том духе, что уж заобсуждались. И тем самым, кстати, единственный раз за всю конференцию дал повод усомниться в некоторых вещах, принятых организаторами конференции за аксиому.

Аксиоматичным же было то, что реформы в России идут. Полностью тема высокого собрания звучала так: "Почва для инвестиционной деятельности в России. Реформы Владимира Путина - Экономическая стабильность?". То есть стабильность со знаком вопроса, а вот реформы - нет. И конечно, в названии заключалась двусмысленность, связанная с переводом немецкого слова Boden. И земля, и почва. Прямо как шекспировский могильщик, ответивший на вопрос Гамлета о том, на какой почве помешался принц, словами "на нашей, на датской".

Впрочем, так в переводе Пастернака. Что там точно у Шекспира, не помню. Ну да и не об этом речь.

Речь о том образе России, который существует у той группы немецких ученых и бизнесменов (и ученых-бизнесменов), в сферу интересов которых входит развитие контактов с нашей страной. Так вот им ситуация представляется открытой, динамичной, реформистской. И именно поэтому они устраивают конференцию, на которой главными докладчиками выступают российские чиновники, ученые и бизнесмены. Ведь уже упоминавшийся господин Дюрр - российский предприниматель. И с большим интересом собравшиеся следят за русской дискуссией на немецкой земле.

В семидесятые годы позапрошлого века Достоевский потратил много бумаги и сил, чтобы доказать самому себе в собственном "Дневнике писателя", что "мы в Европе не стрюцкие". В наше время это уже не нуждается в особом обосновании. Недаром же в качестве одной из возможных тем следующей конференции обсуждалась реформа образования в России - немцам интересен наш опыт (точнее, пока только планы), поскольку их собственная система образования нуждается в реформировании. Разговоры в Германии об этом идут уже лет десять, но вот инициировать действия в этом направлении пока некому. Стабильность, о которой так мечтают в России, оказывается, не является абсолютной ценностью. Точнее, перестает быть стабильностью с того момента, когда превращается в стагнацию.

Это немецкий урок. И надо сказать, что в частных беседах российские участники конференции, люди осведомленные, об этом говорили. Но была и другая тема - необходимость перемен во взглядах на диалог меж Россией и Германией в самой России. Особенно возмущает (другого слова я не найду) то, что крупные немецкие фирмы внимают уговорам немецких ученых и финансируют подобные акции. А русские предприниматели не дают ни копейки.

Создается впечатление, что до сих пор Запад, Европа, Германия воспринимаются как податели гуманитарной помощи, как источник грантов, халявных поездок, как устроители удачного шоппинга. Между тем и в начале девяностых годов, и сейчас побудительными мотивами западных предпринимателей, ученых, политиков являлись, наряду с гуманитарными, и вполне прагматические соображения. Российские студенты получали и получают образование в немецких университетах, а российские ученые осваивали и осваивают гранты, предоставляемые немецкими фондами, вовсе не для того, чтобы россияне оставались в Германии. Это часть вполне осознанной - государственной и гражданской - политики по созданию групп людей, дружественных Германии и германской культуре в самой России. Если угодно, формирование агентов влияния.

Но никто в России не рассматривал и не рассматривает наших студентов, ученых и предпринимателей как агентов влияния России, как людей, определенным образом влияющих (каждый по-своему) на формирование образа страны. Между тем с годами влияние частных лиц становится все более серьезным, а главное - реальным, в отличие от всех программ создания международного имиджа России. Сейчас этой проблемой озабочены высокие чиновники, но, похоже, они собираются копировать советский опыт - воссоздать Агентство печати "Новости", например. Но ведь все это механизмы общества тоталитарного, закрытого, пришедшие в негодность сразу после отмены выездных виз и цензуры. Теперь даже военнослужащим разрешили общаться с иностранцами.

Иностранцы же хлопочут, уговаривают спонсоров, приглашают кучу студентов из российской провинции и, за исключением некоторых профессоров-ветеранов, вовсе не учат русских, как им распоряжаться землей. И тем самым создают - совсем по Дейлу Карнеги - образ приятных собеседников, всегда готовых дать своему партнеру возможность выговориться. И провести время в Германии, как им вздумается, - приятной особенностью подобных акций является отсутствие назойливого гостеприимства.

Таковы впечатления о русских обстоятельствах, которые уже изменились, хотя чтобы понять это, порой бывает нужно съездить в Германию.