Русский Журнал / Вне рубрик / Сумерки просвещения
www.russ.ru/ist_sovr/sumerki/20030407_log.html

Нам придется менять отношение к сфере образования
Александр Логунов

Дата публикации:  7 Апреля 2003

Александр Логунов: У меня однозначно положительное отношение к самой идее и замыслу болонского процесса. Он станет настоящей образовательной революцией.

Русский Журнал: В чем же будет заключаться эта революция?

А.Л.: Я вижу здесь три или четыре базовых позиции.

Новый век будет прежде всего веком образования. Мы же говорим о ценности информации, ценности кадров, ценности интеллектуализма. От того, каким будет образовательное пространство и качество образовательных услуг, зависит чрезвычайно много. Формула, которую нашли участники болонского процесса, мне представляется и очень современной, и очень перспективной. Если Россия включится в болонский процесс, она не останется на периферии образовательных приоритетов.

А вот что меня впечатляет в самой концепции болонского процесса. Это проистекает, между прочим, из вообще нынешнего уровня культуры и содержания образовательной стратегии, принятой в Европе. Допустим, вы приняли ответственное решение - избрали для себя специальность. Вы пришли на факультет, и дальше ваша ответственность как человека, формирующего свою модель образования, закончилась. Вам предлагают набор курсов, которые вы обязаны изучить. Для вас определяют последовательность, с которой вы должны их изучать. Вам предоставили только возможность выбора специализации. В общем бюджете трудозатрат где-то 70% составляют то, что вас обязали делать, и только 30% отнесены в сферу вашей ответственности. А в школе еще хуже. Ваши родители выбирают школу, но дальше формирование из вас личности, выбирающей и отвечающей за свои выбор заканчивается. Потому что расписание, набор предметов - все определено. За исключением каких-то факультативов, кружков и секций.

А теперь посмотрите на западную модель образования. В чем схожесть американской и западноевропейской систем. Там пропорции совершенно обратные нашим: 30% курсов предлагают вам в качестве обязательных, а 70% - вы выбираете сами. Вы к этому приучаетесь еще в школе, где у вас очень большая возможность выбора. И в процессе университетского образования у вас закрепляется ответственная модель. Вы принимаете решение. Вы говорите: "Я выбираю социологию, правовые учения или что-то еще". Может быть, ваш выбор будет не продуктивным, и вы совершите ошибку. Но никакой трагедии в этом нет, потому что в следующем году вы возьмете тот курс, который вам будет нужен. А у нас вся ответственность в образовательном процессе возложена на меня как декана факультета. Ну, по крайней мере 70% этой ответственности. Потому что я как представитель поколения, которое формирует образование сейчас, навязываю вам модель в соответствии со своими приоритетами. Простите меня, а кто мне дал право определять для вас ваши образовательные приоритеты. Потом вы заканчиваете и говорите: "Александр Петрович, не тому вы меня учили. Лучше бы я вместо вашего курса по политической историографии занималась избирательными технологиями, лучше я вместо маркетинга изучала бы менеджмент".

Поэтому если Россия всерьез вступит в болонский процесс, нужно будет ломать прежде всего систему субъектно-объектных отношений. И студент станет в этой системе чрезвычайно ответственным лицом, имеющим право на выбор, имеющим право на ошибку, несущим ответственность за все плюсы и минусы.

Мне рассказывали коллеги из Нью-Йорка, как в одной школе ввели курс катания на пони и все дети побежали записываться, хотя зачем им в Нью-Йорке кататься на пони. Они не выбрали, может быть, какой-то более важный курс - например, искусство переходить улицу, правила дорожного движения. Но это была их ошибка, их решение. Не хватило им какого-то курса, они возьмут больше в следующем году.

В связи с этим меняется сама система предложения и система взаимоотношений в образовании. Мне очень легко обеспечить место в интеллектуальном пространстве, когда все студенты обязаны слушать мой курс, а когда со мной заключают договор и я предлагаю свой курс, я должен завлечь студентов, я должен быть интересен, я должен быть продуктивен. Вот, например, предлагается курс по политическим преступлениям, читает специалист по политическим преступлениям. И вот мой курс политической историографии. Конечно, все пойдут слушать о политических преступлениях. Значит, мне надо так читать политическую историографию, чтобы у меня были студенты.

Революция заключается еще и в том, что меняется традиционная предметная система образования. От предмета мы переходим к образовательному модулю. И вот это уже революция не только для нас, но и для самих европейцев. Для них модульная система - это тоже новация. До этого у них тоже доминировала предметная система.

Что такое модуль? Это совокупность образовательных задач, решаемая либо через несколько видов работы, либо через несколько близких, но разных предметов. Модуль по политической историографии, например, может состоять из курса лекций, из практических заданий по написанию историографических обзоров или он может состоять из спецсеминаров, спецкурсов по разным направлениям в политической мысли.

Включение в болонский процесс позволит нам продвинуться в самой образовательной культуре от традиций века девятнадцатого к системе, я надеюсь, века двадцать первого, в которой каждый человек имеет право распоряжаться собой, своим временем и нести за это ответственность. Это очень важно.

Теперь третий аспект этой проблемы, который меня тоже заставляет высказываться "за". Когда мы говорим о преимуществах российской, советской, постсоветской образовательной системой, мы говорим о ее превосходстве над западной системой. Мы говорим, что наш студент знает и античную историю, и средневековую историю, и новую историю, и новейшую или конституционное право, гражданское право, уголовное право и так далее. А их студент в этом проигрывает нашему. Но в таком сравнении есть очень большая доля лукавства. Превосходство нашей образовательной системы очень часто происходит за счет перенасыщения, перепроизводства знаний, которые вкладываются в студентов. Наш студент оказывается конкурентным не за счет более тонких технологий, а за счет просто более широких знаний в различных областях.

Это было, в свою очередь, следствием нашей бедности. Потому что очень часто, когда ребенок подходит к семнадцати годам, мама, папа, бабушка - все говорят ему: "Выбирай основательно, смотри - не ошибись, а то испортишь себе всю жизнь". Как будто он избирает себе не образование, а, например пластического хирурга - тут, действительно, лучше выбирать как следует. А там образовательный процесс уже давно стал условием существования. Человек, выбирая себе специальность, не относится к этому как к трагедии. Немцы привыкли к тому, что учиться придется всю жизнь. Я когда бываю в Германии, замечаю, что у них две темы для разговоров, где занимаешься спортом и где сейчас учишься. В Америке другая система, там человек не боится в сорок лет начинать новую жизнь - успешный бухгалтер прочитал по недоразумению роман Достоевского и решил, что пойдет изучать русскую культуру. Это нормальный процесс. Общество настолько богато, что оно может позволить людям это делать. У нас от бедности была идея - вбить в голову студента за пять лет столько, что потом он сможет лет десять не тратиться на покупку книг и повышение своей квалификации, а дальше посмотрим.

Теперь нам придется изменять свое отношение к сфере образования. Если, конечно, мы вступим в болонский процесс всерьез. Потому что в России все же очень хитрые. Не случайно такой авторитет, как ректор МГУ Садовничий, говорит, что у нас болонская система давно уже есть. Что они предлагают - формулу три плюс два, а у нас пять лет - это то же самое - первые три года общие предметы, потом специализация и написание диплома. Мы уже не только догнали, но и обогнали Европу. Теперь вся задача заключается в том, что бы вместо диплома специалиста МГУ, РГГУ выдавать диплом магистра. Но это совсем не так. Поэтому Россия может подписать, но ничего серьезного не сделать. Но если этим заниматься всерьез, то придется изменить культуру отношения к образованию. Придется говорить, что мы не можем научить человека на всю жизнь. Придется делать так, чтобы человек мог учиться, чтобы общество требовало от него, чтобы он учился, побуждало его учиться, и чтобы оно поощряло образование.

И наконец, четвертый момент, который меня очень впечатляет, - создание единых образовательных коммуникаций. Это создание возможностей учиться быть изначально гражданином Европы. Потому что в основе болонского процесса лежит представление о том, что мальчик, родившийся в Италии, должен хотя бы год проучиться во Франции или Германии. Но там есть для этого определенные предпосылки - там никому не приходит в голову учить немецкому языку в университете. Потому что человек приходит из школы уже с двумя иностранными языками. Если он выбирает язык в университете, это ему нужно для специализации, для его исследования. Нам тоже нужно стремиться к тому, чтобы человек приходил в университет из школы с двумя иностранными языками. Без этого все это лишено смысла.

РЖ: Получается, что успех болонского процесса зависит от реформы школы?

А.Л.: Да, безусловно.

РЖ: Как идет болонский процесс в России?

А.Л.: Пока он на стадии обсуждения. Но вы же понимаете, что в России движение начинается по-другому. Вот подпишет наш министр Берлинскую декларацию о присоединении к Болонскому соглашению. Издаст указ. Поставит срок. И университеты сразу перейдут к активным действиям.

РЖ: Значит, пока идут споры. Какая же борьба развернулась в России вокруг болонского процесса?

А.Л.: Борьба идет не только в России, а во всех национальных высших школах.

Очень острые дискуссии развернулись в Германии вокруг двух пунктов. Во-первых, унификация образования снижает значимость национальной образовательной традиции. А немцам есть, чем гордиться. Во-вторых, они считают, что болонская система подразумевает радикальный слом пропорций в отношении.

Во Франции есть своя традиция в подготовке специалистов по истории и политологии, и французы не считают шведскую образовательную модель более совершенной. Они хотят сохранить свою систему. И в России то же самое.

Я вполне понимаю опасения своих коллег. Приведу пример, я состою в комиссии, которая решает вопрос о структуре преподавания общегуманитарных дисциплин. Идет дискуссия - можно или нет делать курсы по свободному выбору. Встает вопрос, как студент будет выбирать между социологией, экономической теорией и психологией, если он про эти курсы ничего не слышал. Он будет ориентироваться на слухи о том, добрый преподаватель или нет, больше ли там задают или совсем ничего не задают. Плюс ко всему я могу понять и Садовничего, который говорит о том, что у нас на сегодняшний день в большинстве международных олимпиад победители из России. Наша модель лучше.

РЖ: Так унификация все-таки подразумевается болонским соглашением?

А.Л.: И да, и нет. Есть унификация принципов и приоритетов, но не унификация содержания предметов. Я не могу читать свой предмет вне традиции. Да, он должен быть интересен, современен, конкурентоспособен, но я не должен его читать так, как это делается, скажем, во Франции. Этого болонское соглашение не предусматривает.

РЖ: Насколько я понимаю, смысл создания единых образовательных коммуникаций, как раз, в том и заключается, что если студенты МГУ, например, побеждают на олимпиадах по химии и математике, то больше европейцев будет стремиться изучать эти предметы в Московском университете.

А.Л.: Да. Но дальше встает вопрос о том, почему мы добились лучших результатов наших студентов по химии? За счет того, что у нас лучше образовательная модель. А она системна. Ребенок приходит и от начала до конца получает все знания по химии, а не избирает себе курс "Кремнистые соединения".

РЖ: Ведь существуют, в частности в школьном образовании, две модели - в Англии дети выбирают курсы, а во Франции, например, они выбирают профиль, а содержание этого профиля формируют профессионалы.

А.Л.: Вот профессионал - он прекрасно знает, что для того, чтобы человек сложился как историк, ему надо освоить предмет А,В,С. Получается, что я вам навязываю свой опыт. Я был блестящим профессионалом, но я не мог предвидеть событий ни 1989 года, ни 1991 года.

Ваш выбор может быть не столь профессионально совершенен, поэтому я как профессионал формирую для вас поле выбора, но в рамках этого поля берите на себя ответственность. Если вы, желая быть специалистом по античности, выбираете курс по истории античных причесок. Вы должны понимать, что это очень узкий курс, а я как профессионал должен предложить такую программу курса, чтобы, узнав, как менялись прически в античности, вы почувствовали приоритеты античной культуры. Речь же не идет вообще о снятии ответственности с университета. Нет, он своим именем, репутацией, научной школой гарантирует, что он предложит вам очень качественные условия для вашего профессионального становления, но дальше участвуйте сами и разделяйте со мной ответственность. Я могу сказать, что есть более предпочтительная последовательность курсов - теория политики, история политики, сравнительная политология, прикладная политология. Вы решаете начать с прикладной политологии и вскоре понимаете, что там вы не знаете понятия, здесь метода. И курс у вас в результате не состоялся. Это была ваша ошибка, вы имеете на нее право. В следующем семестре вы будете выбирать основательнее.

А дальше. Какая ситуация существует, скажем, у нас на факультете. Студент говорит, что его больше всего интересует гражданское право. Нужно ли ему тогда в таком же объеме изучать все тридцать два вида права? Или в человека вбивают всю историю человечества - реально ли это? Не лучше ли чтобы человек профессионализировался в каком-то направлении, каком-то периоде? Лучше сделать обзорный курс. С одной стороны, чтобы исправить недостатки школьного образования, а с другой - чтобы дать возможность определиться с предметом специализации. Например, студент выбрал средневековую историю. И он изучает все предметы, связанные со средневековой историей. И средневековую историю, и средневековую схоластику, и палеографию. Что он будет хуже как специалист-историк? Если мы сейчас придем на четвертый курс и спросим студентов, что они помнят о древнем Египте, выясниться, что толком что-то помнят только те, кто специально Египтом занимается.

РЖ: Смогут ли преподаватели работать в таком конкурентном режиме? Есть ли что предложить студентам в таком объеме?

А.Л.: А как это будет происходить? Для нас и для Европы болонский процесс это разный масштаб задач. У них уже есть образовательная традиция, и они ее модифицируют и консолидируют. Нам надо принять ту традицию и перейти на уровень консолидации. Даже при развитой традиции авторы болонского соглашения говорят, что только в 2010 году они закончат выстраивать единое европейское образовательное пространство. Нам понадобиться больше времени. Но если мы не станем этого делать, то вновь окажется, что ваш сын, получив диплом в России, везде должен будет доказывать свою профессиональную состоятельность, потому что нигде, кроме Монголии его корочку не будут признавать.

РЖ: У Европы общее экономическое и политическое пространство. Вполне естественно, что они создают единые образовательные коммуникации. Стоит ли нам влезать с этого входа?

А.Л.: А нужно начинать с этого, нужно начинать с образования. Иначе у нас не будет никакого единого экономического пространства.

РЖ: Если американцы не участвуют в этом процессе, не пострадают ли европейские университеты от отсутствия американских грантов? Не таится ли в болонском соглашении опасности замыкания научно-образовательных границ Европы?

А.Л.: Есть и европейские очень приличные гранты. А там посмотрим. Если болонский процесс успешно завершиться, то встанет вопрос о согласовании образовательных приоритетов Японии, Китая, США и Европы. Это же нормальный процесс: если мир глобализуется, Европа не замкнется.