"Эге! - сказали мы с Петром Ивановичем..."
(почти Гоголь)

Итак, Москва сдана. Как сообщили средства массовой информации, Л.Кезина объявила о переходе половины московских школ на ЕГЭ в 2004 году. И хотя ЕГЭ, как настойчиво подчеркивается чиновниками Министерства образования, существует пока в формате эксперимента, известно, что эксперименты такого масштаба признаются успешными независимо от их реальных результатов. Это означает, что вторая половина школ Москвы войдет в ЕГЭ в 2005 году. В условиях, когда большинство престижных московских вузов еще не признают результаты ЕГЭ и пока не собираются зачислять студентов на их основе, ситуация выглядит абсурдной. Исходная позиция разработчиков идеи ЕГЭ - объединить выпускной и вступительный экзамены, чтобы не заставлять молодого человека дважды отчитываться перед государством за свой образовательный уровень, - оказывается для Москвы не просто не осуществленной, но, как представляется, и неосуществимой в принципе.

Накануне всеобщего "объегэивания" Москвы (и страны) мне хочется понять, прежде всего для самого себя, чего мы лишаемся, приобретая Единый экзамен. Ведь неправда, что "нищие мы, нету у нас ничего". Еще не начав "одно за другим терять", но уже вплотную приблизившись к этой черте, мы должны вспомнить о "бывшем нашем богатстве", заметить его и осознать. И если и отказываться от него, то с полным пониманием его ценности - и своей ответственности за совершенное.

Мне неоднократно приходилось говорить, что идеи, положенные в основу модернизации российского образования, прекрасны и вызывают горячее сочувствие - как идеи, как умозрительные построения. Кто же станет в принципе протестовать против английского и информатики со 2-го класса или большего количества уроков физкультуры? Кто поднимет руку на узаконенную профилизацию старшей школы, которая и так по факту существует сейчас? Кто против одного справедливого и объективного экзамена, враз отменяющего унизительную систему репетиторства и дающего возможность детям из глубинки поступать в столичные вузы? Кто не поддержит систему федеральных олимпиад, позволяющих выявить "золотой фонд" лучших физиков, математиков, программистов и обеспечить им повышенную поддержку государства при обучении в вузе? Весь этот хрустальный дворец планов играет в свете занимающегося утра всеми своими гранями, и зрелищем этим хочется любоваться и любоваться неотрывно.

Хрустальный дворец, прекрасные сны Веры Павловны... Впрочем, так же назывался и грязный трактир в "Преступлении и наказании" - в пику Чернышевскому и всем тем, кто живую жизнь по теории переделывать собирался. Роман Достоевского написан, в частности, и о том, как прекрасные идеи о справедливости и царстве человеческого счастья, выходя из голов их создателей, испытывают в реальной жизни такие превращения, претерпевают такие метаморфозы в процессе воплощения, что оказываются чем-то совершенно противоположным задуманному. И создателей своих подчас ужасают.

То же самое происходит и со многими идеями модернизации образования. Скажем, с тем же пресловутым ЕГЭ. Почему учителя - например, учителя литературы, к которым принадлежу и я, - массово выступают против Единого экзамена (это хорошо показали два мероприятия, проведенные в начале апреля в Москве: День учителя литературы в Московском доме учителя, организованный газетой "Первое сентября" и Департаментом образования, и Всероссийское совещание по проблемам оценки качества знаний по русскому языку и литературе выпускников общеобразовательных учреждений)? Неужели в силу своей косности и инертности мышления? Увы, не поэтому. Просто они столкнулись не с ЕГЭ как с идеей, а с вполне конкретным вариантом Единого экзамена по литературе, который наконец-то выдало на-гора Министерство. И столкновение это оказалось, мягко говоря, шокирующим.

* * *

"Радость моя, мы живем в переходную эпоху" -
говорил Адам Еве по дороге из рая.
У.Инге

Конечно, мы давно привыкли к тому, что прогресс является сменой одних неприятностей другими. Но в данном случае налицо факт: по всем позициям предложенный вариант экзамена является шагом назад по сравнению с тем, что есть сейчас. Для учеников он будет более напряженным, чем существующее сочинение, при том, что качественнее проверить знания и умения по предмету такая форма не позволит. Судите сами: вместо шести часов работать выпускники будут четыре, а вместо одного сочинения им придется создать два. Правда, мини-сочинения, не более трех страниц каждое, - но при этом надо будет еще ответить на тридцать тестовых вопросов. А текстов произведений на экзамене теперь не будет. Иными словами, форм работы больше - а времени и возможности сосредоточиться на чем-то одном и сделать лучше, глубже, объемнее - существенно меньше.

Кроме того, тесты, в том виде, в котором они представлены в ЕГЭ, с большим успехом выполнит ученик, знающий литературу поверхностно. Почему? Да потому, что склонный к раздумьям ученик может и в простом вопросе увидеть не заложенную его автором сложность - и ошибиться в ответе. А таких заданий, провоцирующих на излишние, мешающие раздумья, в тестах много - и, что самое печальное, скорее всего, все они возникли просто по недосмотру. Вот, например, вопрос: "Какому герою из "Горя от ума" принадлежат слова: "А все Кузнецкий мост и вечные французы..."? Размышляющий ученик может дать правильный ответ (Фамусову), а потом засомневаться, вспомнив антифранцузские выпады Чацкого. А потом, может быть, придет ему на ум, что Фамусов и Чацкий - не только идейные антиподы; иногда их суждения до странного совпадают. Но этих правильных рассуждений никто не увидит и не оценит. В простом тесте (а именно таким он, судя по всему, и замышлялся) задумываться о сложном противопоказано. Получается, что ответ "Чацкий" может быть дан и от незнания, и от слишком глубокого знания. Неожиданное подтверждение своим мыслям находим в знаменитой статье Гончарова: в ней классик ошибся, цитируя, как нарочно, именно те слова, которые составители вынесли в задание! Но вряд ли у кого-то возникнет мысль обвинить Гончарова в незнании пьесы.

Вот задание еще: "Какой датой обозначено начало действия романа И.С.Тургенева "Отцы и дети"?" И варианты ответов: "1) 1848 г. 2) 1859 г. 3) 1861 г. 4) 1862 г.". Только не говорите, что ответ ясен: я и сам знаю - в первой же строчке романа стоит дата 20 мая 1859 года. Как, впрочем, знаю и то, что и другие даты из списка имеют непосредственное отношение к "Отцам и детям" - и на уроках много об этом говорили. В 1862 году роман появился в печати, в 1861 - написан, да к тому же и проблемы крестьянства устойчиво связаны в сознании учеников с датой отмены крепостного права. А 1848 год встречается прямо в том же начале романа - как и многие другие "говорящие" даты, через которые подается читателю на первых страницах жизнь Николая Петровича и Аркадия. Для знающего ученика все четыре даты из теста наполнены смыслом и живейше связаны с романом - а это опять затруднит его в выборе. И опять же нам никогда не узнать, с чем будет связана возможная ошибка ученика. Воистину, многие знания умножают печаль!

А в чем ценность, например, такого вопроса: "Какие строки поэмы А.А.Блока "Двенадцать" повторяются в ней неоднократно в виде рефрена: "Товарищ, винтовку держи, не трусь...", "Ты лети, буржуй, воробышком!", "Эх, эх, без креста!", "Погибла Россия!"?" Разве это не издевательство? Все эти строки таковы, что потенциально могут быть рефреном; мотивы, в них поднятые, прошивают поэму насквозь, вспыхивают в той или иной формулировке много раз. Почему же знанием поэмы будет теперь считаться знание того, какая строка в ней сколько раз повторяются? Крайнее недоумение, которое испытываешь, думая над заданием, не позволяет сразу увидеть и ошибку в формулировке: "Какие строки...". Непонятно, надо ли выбрать из четырех не одну, а несколько строк (но это противоречит условиям вопросов) - или множественное число неуклюже выбрано здесь потому, что в поэме одна из этих строк повторяется.

А сколько выпускников срежутся из-за сходства заботливо подобранных фамилий в вопросе: "В одной из сцен романа Ф.М.Достоевского "Идиот" Настасья Филипповна бросает деньги в огонь. Кому из героев адресован этот жест - Рогожину, Мышкину, Птицыну или Иволгину (курсив мой - С.В.)?"! Надо ли повторять, что выяснение знания и понимания текста путем задавания таких вопросов - совершенно бессмысленное дело. И кто сказал, что жест Настасьи Филипповны адресован кому-то одному, а не всем сразу?

А теперь остановимся: как говорили древние, разумному достаточно. Задумались ли вы, уважаемые читатели, что мы говорим о демонстрационной версии, то есть выверенной, образцово-показательной? Что же нас ждет, когда дело встанет на поток, когда пройдет несколько лет и экзамен станет привычным, почти будничным? Будет ли кого-то волновать та или иная ошибка в текстах экзамена, если основное дело уже будет сделано?

Мы уже не говорим о том, что главное зло, которое принесет с собой такой экзамен, - перестройка всей системы преподавания. Оно вполне может превратиться в натаскивание на тест и отказ от обучения созданию связного, доказательного текста. Время на чтение и постижение литературного произведения, и без того сокращаемое в старшей школе, будет урезано еще больше. Что же касается так называемой творческой части работы, то ясно, что мини-сочинения будут в целом более небрежны и учить их писать будут все меньше. И не только потому, что на экзамене их будет два, - но еще и из-за того, что не будет возможности воспользоваться книгой. Практически уйдет цитирование. Умение логически вывести тему из более общих посылок и подвести итоги тоже войдет в противоречие с самим жанром мини-сочинения, более поспешным и кратким, чем сочинение обычное. (Просится невольное сравнение: Дмитрий Старцев, беседующий с больными, расспрашивающий их подробно, - и раздраженно-спешащий Ионыч, то и дело кричащий "своим неприятным голосом": "Извольте отвечать только на вопросы! Не разговаривать!"). И это при том, что субъективность оценки третьей части ЕГЭ все равно сохраняется - а значит, от главной претензии к существующему сочинению уйти не удастся.

Проблема еще и в том, что литература, в отличие от математики, учит прежде всего множественности ответов на один и тот же вопрос. Вне зависимости от качества вопросов тест убивает наш предмет и жестоко обманывает ученика. Уже в самом первом классе школы маленького ребенка начинают учить тому, что вариантов решений может быть много. Вот, скажем, нужно определить, какая из четырех картинок лишняя: трамвай, троллейбус, автобус, телевизор. Один ребенок скажет, что телевизор, поскольку все остальное - транспорт. Другой уберет автобус - он не работает на электричестве. Кто-то исключит тот же автобус, но по иной причине: остальные слова начинаются с буквы Т. А бывают и совсем оригинальные ответы: у трамвая, троллейбуса и телевизора есть... "усы". Что сделает умный учитель, познакомившись с этими ответами? Он скажет, что правы все - и может быть, предложит еще какой-нибудь не замеченный детьми вариант. Ребенок растет и развивается на такого рода заданиях - и вдруг на выпуске от него потребуют одного жестко определенного варианта, хотя характер многих вопросов такой однозначности вовсе не предполагает. Это ли не обман?

Может ли учитель приветствовать появление такого экзамена? Как он будет относиться к ЕГЭ вообще, если конкретный вариант ЕГЭ по его предмету выглядит вот так? Стоит ли удивляться протестам словесников?

* * *

Я не против полиции, я просто боюсь ее.
А.Хичкок

Что поразило меня на коллективных обсуждениях проблемы? То, что сами разработчики нынешнего варианта ЕГЭ прекрасно понимают многие из перечисленных его минусов и сами признаются, что считают наилучшей формой экзамена по литературе сочинение. Зачем же они тогда все это делают? Зачем участвуют в работе, которая может повлечь за собой разрушение многих основ существования предмета в школе? Ответ на этот вопрос еще более поразителен. Если не ввести литературу в формат ЕГЭ, тогда этот предмет будет из школы выдавлен. Получается, что перед нами вовсе не пример чьего-то головотяпства, а почти подвиг разумных конформистов, которые ради сохранения предмета в школе, ради возможности читать и обсуждать с детьми книги, учить их писать, формировать их духовный мир и прочая, прочая, прочая готовы идти на такие жертвы, попадать под огонь критики, выдерживать шквал учительского негодования. "Вы не понимаете! - много раз слышал я слова. - Там, наверху (указательный палец вонзается в потолок) нам дали понять (вариант: прямо сказали), что литература неудобна сейчас: единых критериев оценки работ не выработано, субъективизма во всем выше крыши, да и идеологически русская классика несовременна. Где, например, положительный образ предпринимателя? Мы стоим перед реальной угрозой вытеснения литературы из школы. Войти в ЕГЭ - последний шанс выжить. В неудобной позе, "на аршине пространства", но выжить".

Приходится верить. Ведь и сам я слышал от одного из министерских чиновников такой ответ на мой вопрос о том, что будет с литературой в случае неучастия в ЕГЭ: "Ничего не будет". Интонация была нехорошей. Слишком уж зловеще это самое "ничего" прозвучало.

Итак, вот, оказывается, в чем корень вопроса. Вот какие ставки в этой игре. Тогда было бы желательно знать, кто лично возьмет на себя ответственность, даже в случае отказа профессионального сообщества участвовать в переводе контроля по литературе в выморочную тестовую форму, за запрет литературы в школе? За сокращение часов на нее? За перевод ее в статус загнанных музыки и искусства? За объявление экзамена необязательным? Кто поставит свою подпись под историческим приказом о прекращении многовековой традиции? Сам министр? Его зам? И чьего слова в данном случае будет достаточно, чтобы этого не допустить? Солженицына? Или, как в случае с орфографической псевдореформой, Людмилы Путиной?

"Но мысль ужасная здесь душу омрачает": а если никто и не собирается такую ответственность на себя брать? Если все это миф - как Хлестаков, ревизорство которого чиновники сами для себя выдумали? Если все эти намеки так, на всякий случай, - вдруг сами, первые, без приказа поддадимся и суетливо начнем все ломать собственными руками? И ведь начали ломать! Так, может, прежде выяснить это? Может быть, сказать, например, так:

Литература - предмет субъективный, оценка по нему во многом зависит от позиции преподавателя, "пятерка" у одного из них не равна "пятерке" у другого. Проверить знания по литературе адекватно может лишь сочинение, которое должно быть оценено внутри школы, поскольку динамика развития ученика, процесс его личностного становления и формирования навыков понимания и письма известен только его учителю. Объективных критериев оценки текста не бывает или они настолько общи, что применимы на практике с трудом. Точно так же и текст не может быть безличностным, воспринятым в отрыве от того, кто его написал. Все это лишает литературу возможности войти в ЕГЭ, но при этом не является показанием для прекращения ее изучения в школе. Это не препятствует тому, чтобы каждая школа проводила обязательный письменный экзамен по литературе так, как это делается сейчас: задания получаются из центра, работа проверяется на местах. Положение литературы в ряду школьных предметов уникально и составляет, может быть, одну из главных специфических особенностей нашей национальной системы образования. Профессиональное сообщество требует от государства официального признания и закрепления этого статуса - в "охранной грамоте" любого вида.

Если уж у нас эпоха экспериментов, то почему бы не поставить и этот?

* * *

Пускай меня отъявят старовером...
Чацкий

Многое из сказанного мной идет со временем вразрез. Вот и на Всероссийском совещании по проблемам оценки говорилось, что его, этого самого времени, веление - чтобы оценка была стандартизирована, объективизирована, чтобы была создана национальная система оценивания качества знаний и все оценки стали бы сопоставимы. Министерство вырабатывает жесткие критерии, в соответствии с которыми выставляется отметка. Например, для оценивания третьей части ЕГЭ по русскому языку (а это сочинение-рецензия на предложенный текст) предлагается десять критериев: и глубина понимания содержания, и умение увидеть в тексте художественные средства, этому содержанию соответствующие, и отражение позиции ученика, и точность и выразительность речи, и композиционная стройность, и грамотность. И опять: как идея - прекрасно, работает на практике - со скрипом. Сами же разработчики признались, что при проверке они оценивают не текст, не работу целиком, как высказывание, как факт, а - внимание! - наличие в нем заранее заданных пунктов. Понял проблему - получай балл, выразил к ней свое отношение - вот тебе другой. Правда, эксперты из Центра тестирования, которые перепроверили 350 уже проверенных другими экспертами работ, говорили, что балл за личностную позицию получал и тот, кто просто два раза сказал в работе "я считаю" или "по-моему" вне всякой связи с уместностью и обоснованностью своего мнения, и тот, кто, даже с ошибками, назвал любые не относящиеся к делу художественные средства. Хотя, впрочем, разработчики ЕГЭ в своем ответе этим экспертам обвинили их в некомпетентности... Но, как бы то ни было, вдумайтесь: из 350 перепроверенных работ оценки сошлись с первоначальными только в 11(!) случаях - при этом 7 работ представляли собой чистые листы (то есть ученик отказался выполнять третью часть ЕГЭ). Одна из ученических рецензий начиналась просто и безыскусно: "Передо мной фрагмент писателя Г.Смирнова...". Тоже, наверное, была оценена не самым низким баллом.

Кстати сказать, это самое сочинение-рецензию можно вообще не писать, если ученику достаточно тройки, то есть при сдаче экзамена по русскому языку можно ограничиться лишь тестами. Если учесть, что согласно лежащему в Министерстве на подписи приказу сдающие ЕГЭ по русскому языку обязательно должны сдавать литературу - либо устно, либо тоже в форме ЕГЭ, то можно теперь уже с уверенностью сказать, что полновесное сочинение из экзаменационной практики Министерством изгоняется и нововыпеченный вариант ЕГЭ приходится как нельзя кстати. И все бы ничего, если бы многие вузы Москвы (только ли Москвы?) не сохраняли сочинение как вступительный экзамен. А что касается МГУ, так в этом году он ввел обязательное сочинение даже для тех, кто прошел, скажем, на мехмат или физфак по результатам предварительных экзаменов по профильным предметам и еще в прошлом году должен был просто принести оценку за сочинение из школы. Это означает одно: ЕГЭ является таковым только по названию. Значительная часть вузов идет по пути резкого отмежевания от школы, теперь уже и по формам экзамена. И если раньше между школьными и вузовскими приемными экзаменами была разница только содержательная (список произведений, ракурс проблем), то теперь возникнет разница и формально-жанровая: школа от сочинения отказывается, а вуз сохраняет или даже усиливает его позиции. Кто заплатит за дополнительное обучение, догадайтесь сами.

Задания ЕГЭ по русскому языку тоже сильно расходятся с теми, что предлагает Центр тестирования или же те вузы, где тесты используются для приема абитуриентов. Вузы делают сугубый упор (иногда явно излишний) на орфографию и пунктуацию, ЕГЭ по русскому добавляет множество других важных и нужных заданий, при этом задавая более низкую по сложности планку для оценки правописания. И опять вместо одного, единого экзамена в реальности перед учеником маячат два разных.

Из всех публичных обсуждений проблемы ЕГЭ по литературе и русскому языку я вынес печальный итог: я не готов разделять восхищение идеями с теми, кто созерцает их лишь в прекрасной тиши кабинетов. Потому что моему взору они предстают уже в другом обличье. Потому что, называя нечто одним именем, в виду мы имеем разное. И даже если в силу какого-то абсурдного стечения всех обстоятельств (а иного, кажется, на свете и не бывает) эти идеи победят и воплотятся в тех формах, о которых я говорил, я буду знать, что у меня, как и у любого учителя, останется пространство и время свободы, которые никакое министерство отнять не может и внутри которых и совершается процесс образования. Эти пространство и время возникают тогда, когда я вхожу в класс и закрываю за собой дверь.