Чем, собственно, столица выгодно отличается от провинции? Перво-наперво, высоким уровнем культуры. В столице есть казино "Александр Блок", ночной клуб "Кафка" и ресторан "Конфуций" со стриптизом, а в провинции - нет. Потому что провинция - дура. Хотя не только это, не только она и совсем не потому.

Лет десять назад по стольным квартирам дунуло, было, поветрие: back to nature, в деревню, в Святую Русь, прильнуть к незамутненному, к табуле расе - тут как раз вовремя подоспели доллары и фермерство. За доллары можно было сдать частным лицам квартиру в Москве, под фермерство - взять законные кредиты у государства. Наряду с этими, положительными, стимулами, оттоку способствовали еще и отрицательные - перераспределение на рынке рабочей силы и новое имущественное размежевание, - в результате которых далеко не все оказались у дел и у кормушки.

Теперь, ten years after, констатируется естественное: часть отъехавших вернулась, а часть осталась, - причины на поверхности: одни сумели адаптироваться, другие нет (вариаций среди этой темы слишком много, чтобы все их перечислять). А вот характером и степенью влияния случившегося на провинциальный консенсус есть смысл заняться отдельно. Отдельным же людям.

Если означенную категорию пришельцев - ну да, с натяжкой, конечно, - позволительно назвать "добровольцами", то другая никак не может быть отнесена к их числу, в том числе и формально, - это "вынужденные переселенцы". По времени начало их нашествия совпадает с "добровольческим": как только затрещал Союз, они и пошли. А когда Союз развалился, их движение из точечного стало тотальным.

Ни фермерские кредиты, ни сдача квартир в Ашхабаде и Душанбе им не светили. Даже за статус переселенца с его мизерным пособием нужно было бороться в районных миграционных конторах, распинаясь и карябая раны перед тамошними не всегда вменяемыми чиновниками.

Тем не менее потенциальный фактор возмущения вышел на славу - по разным оценкам, от четырех до восьми миллионов человек, то есть теперь это каждый двадцатый-тридцатый россиянин. Ну и что?

А почти ничего. Даже навскидку какие-нибудь Вайкуле, Лиепа или Вески, которые сеют у себя в Прибалтике, а урожай собирают в России, в российском информационном пространстве, представлены куда лучше, чем эти миллионы. Элементарное следствие отсутствия представления о должном и не должном, о правильном и неправильном.

В результате - нет, не только медийного равнодушия - сила, которая могла бы работать на преображение провинции, работает на собственное выживание.

С точки, однако, зрения, так сказать, метафизики русской провинции, то бишь, если отвлечься от гуманности, равно как и от цивилизаторских истерик, у данного разворота дела есть и свой неотъемлемый плюс. Правда, сторонний, потому как консумистский и вуайеристский.

Итак, если, предположим, допустить, что не всем по душе однородное, унифицированное пространство. Что не все расцветают, как сто цветов, увидев "Макдоналдс" или рекламу "Кока-колы" (вариант для молодежи: "Пепси-колы"). Или даже насквозь родного "Довганя".

Это, конечно, очень радостно, что в торговых рядах Суздаля нынче продается все, что можно купить в московском коммерческом ларьке. Или что на самодеятельных лотках у тамошнего Кремля выставлено ровно то же, что и на Старом Арбате. Но ведь, надеюсь, нетрудно представить и такого чудака-обскуранта, который бы захотел увидеть на них что-нибудь специфически суздальское. Однако нету его там. А вот чудаки такие, по имеющейся информации, есть.

Поэтому, пока не появится эта местная специфика, не лучше ли будет, если хотя бы часть провинции обойдется без общих мест и прописей нынешней цивилизации? Чтоб глаз отдыхал на эффекте, так сказать, отсутствия?

И не здесь ли лежит, хо-хо, магистральный путь спокойного движения русской провинции? Или: "Разве не очевидно сегодня, что любая программа развития - страновая, региональная или муниципальная, чтобы стать реалистичной, должна быть выведена на самый высокий уровень научно-технического рассмотрения и информационно-технологического обеспечения?" Проблема.