Русский Журнал / Вне рубрик / Путешествия
www.russ.ru/ist_sovr/tour/20011119_gabr.html

О мифах мультикультурализма в Австралии
Татьяна Габрусенко

Дата публикации:  19 Ноября 2001

Мультикультурализм в Австралии является не только базовым государственно-политическим принципом. Это - важнейшая часть представления австралийцев о себе. В мультикультурализм здесь искренне верит большинство - как верят русские в "щедрую русскую душу". Звучит красиво и доказательств не требует.

Мультикультурализм - это звучит гордо. Это когда расцветают тысячи цветов и летает миллион попугаев, негр и белый вместе пьют пиво в китайском ресторане, и араб нежно целует аборигенку. Это когда в школах дети учат песню: "We are one, but we are many". И потом поют ее под гитару, проникновенно и тихо. Мы едины, но нас много - и мы разные.

И это не рекламные трюки. Все это в Австралии действительно есть: обилие межнациональных браков, разнорасовые любовные парочки и этнически смешанные дружеские компании на улицах... Много чего есть. И много чего нет. Нет, например, сборников анекдотов, начинающихся фразами типа: "Встречаются как-то русский и чукча". За издание такого сборника здесь могут засудить до последних штанов. Нет знакомых до боли словечек "чурки", "чучмеки"... Национализм и расизм здесь практически отсутствуют. Но значит ли это, что Австралия - действительно мультикультурная, многокультурная страна? Значит ли это, что ее национальная политика коренным образом отличается от, скажем, советской? Обычно даже осторожное сравнение наших стран в этом отношении вызывает бурю негодования у бывших диссидентов-эмигрантов, отличающихся прямо-таки сверхчеловеческой лояльностью к новой "кенгурястой" родине. И все-таки, рискнем проигнорировать логику их обычных аргументов "не нравится - не ешь" и усомниться в непреложном.

Первое и самое главное возражение - в "мультикультурной" стране на мультиязыках никто не говорит. Язык в Австралии один - английский. На нем общаются все, и порой - с титаническими усилиями. Стоит послушать, как вьетнамская бабушка, приводящая внуков в наш районный бассейн, выгоняет их из воды. В английской фразе "Ребятишки, домой!" звучат сразу все восемь тонов ее родного языка. Бедная, бедная бабушка. Но сказать то же самое по нормальному, так, как привыкла с детства, она не хочет. Почему? "Чуркой узкоглазой" ее ведь за это никто не назовет. Но у бабушки есть свои причины - и достаточно веские.

Недавно получаю письмо из дочкиной школы, где сообщают, что в классе начинается преподавание итальянского языка. А далее на двух листах меня проникновенно убеждают: "Зная иностранный язык, ребенок будет лучше знать английский", "итальянский язык является европейским языком и может быть полезен для расширения кругозора", "иностранный язык - это большой фан для ребенка". Зачем, казалось бы, ломиться в открытую дверь? Да скажи в русской школе, что в нее приезжает носительница языка преподавать итальянский, из желающих его учить встала бы очередь. Но здесь народ надо уговаривать, народу надо объяснять. Ведь если для россиян итальянцы - носители вожделенной западной культуры, то для австралийцев они - потомки бедных эмигрантов-"макаронников", разнорабочих и содержателей пекарен. Дочкина подружка Джэмма - полуитальянка. Языка не знает не только она, не только ее отец - даже дедушка с бабушкой, из поколения первых эмигрантов, говорят в семье только по-английски. Итальянский для них - язык нищеты, язык унижений и лишений. Говорить на нем и вспоминать то, от чего когда-то убежали за тридевять земель, им, видимо, не хочется. Вот вам и первое объяснение.

Но, помимо бедности исторической родины, есть и другая причина, по которой на национальных языках здесь не говорят. Дело в том, что язык, как ничто иное, концентрирует в себе культуру нации. На каждом шагу национальная ментальность, заложенная в языке, вступает в противоречие с мышлением, господствующим на новой родине эмигранта.

Недавно наблюдала, как на детской площадке играли отец с маленьким сыном - то ли корейские, то ли китайские эмигранты. Сын убегал, отец догонял, и говорили они следующее.

-Daddy, you fatty little pig! You'll never catch me!

-Why, you little rascal?

-Because you fat! You fat piggy!

(-Папа, ты жирный поросенок! Ты никогда меня не догонишь! - Почему, ты, плутишка? - Потому что ты жирный. Ты жирный поросенок).

Даже в переводе на русский язык этот мирный семейный диалог звучит дико, рука сама собой так и тянется к ремню. А что будет, если сказать то же самое на языке конфуцианской страны, например, по-корейски? "Абочжи, но ттунттунхан твечжисэккия?.." Тут уж рука потянется не к ремню - к ружью...

Обучая сына корейскому языку, родителям-эмигрантам пришлось бы научить его одновременно и многому другому. Пришлось бы научить кланяться взрослым и почтительно разговаривать с ними, употреблять, говоря о себе, уничижительную форму. Как совместить это с западной масс-культурой, с подростковыми сериалами, где взрослые изображаются или дураками, или деспотами, по определению враждебными тем, кто "выбирает пэпси"? Да даже тем, кто выбирает пока молочко в бутылочке. Вспомнить хотя бы диснеевский мультик "Король-лев", главный герой которого весь фильм издевается над учителем, попугаем Зазу, и это подается не как проступок героя, а как свидетельство его раскованности и остроумия. Как назвать по-корейски многострадального Зазу - "Зазу-сонсэнним" ("Зазу-учитель")? Нестыковочка получается: "сонсэнним", или "преждерожденный", - это тот, кто по классу с палкой ходит... А как приучить эмигрантского ребенка к выражениям "ури нара", "ури качжок", "ури омма" (кор. "наша страна", "наша семья", "наша мать") - в обществе, живущем по законам индивидуализма, с идеологией, устами певицы Уитни Хьюстон утверждающей, что "самая великая любовь на свете - это любовь к себе"? Вот и получается, что для многих эмигрантов родной язык - это негативный символ уже не бедности, а "отсталой", "репрессивной" идеологии.

Нет, никто не скажет вам в Австралии, что быть корейцем или арабом - стыдно. Как и с коренным жителем страны, с вами все будут вежливы и приветливы, вам будут изо всех сил помогать вписываться в новое общество. Вам помогут вписаться - но не сохраниться. С национальной идеологией эмигрантов австралийское общество борется всеми средствами, жестко отметая то, что в здешнюю схему поведения не вписывается. Вот, к примеру, недавний фильм на австралийском телеканале SBS - о конфликте старшего и младшего поколений в семье вьетнамских эмигрантов. Триллер о том, как мучают темные вьетнамцы своих бедных детей. Как заставляют дочь-подростка помогать бабушке по хозяйству и хорошо учиться, не дают бедной девочке до утра шляться по улицам с такими же подростками, требуют возвращаться домой в десять, разрешают собираться с друзьями только по выходным... Но, по счастью, дело происходит в "свободной стране", правда побеждает, девочка освобождается от рабских пут при поддержке школьных друзей.

Для нас это звучит в лучшем случае забавно. А юная австралийка, возможно, над фильмом всплакнет. Для нее все вышеизложенное - насилие над личностью. В местных семьях за помощь родителям по хозяйству принято расплачиваться деньгами: помыл папе машину или маме посуду - заработал доллар. В школе детям внушают: "Чаще помогайте старшим! Тогда вы сможете заработать больше денег". И вдруг - такая чудовищная эксплуатация... Ну, и какому же вьетнамскому подростку после этого фильма захочется говорить на языке диких, нецивилизованных предков?

Вот так проявляется на практике мультикультурализм. Узкие глаза или черная кожа - это красиво. Соус карри и утка по-пекински - это вкусно. Все вместе это - национальная культура, которую надо сохранять и множить. А вот то, что почтение к старшим и культ труда - это тоже часть культуры, австралийцы признавать не желают. Для них это дикость и бескультурье. Это - неравенство, это - несвобода, это противоречит нашим, а значит - правильным нормам жизни и, следовательно, подлежит осуждению и искоренению.

Подрубая под корень идеологию эмигранта, здешнее общество подрубает и его национальное мироощущение. Якобы процветающая под австралийским солнцем национальная культура на практике существует лишь в самой поверхностной внешней форме. Впрочем, и форму частенько тоже стараются переменить - она, как известно, связана с содержанием. Моя знакомая американская кореянка (в Америке у азиатов похожие проблемы) рассказывала мне, что самыми тяжкими испытаниями детства для нее были школьные родительские собрания, на которые ее отец всегда приходил в строгом костюме. На фоне растрепанных причесок и застиранных футболок аккуратный кореец смотрелся чудаковато, его деловой костюм американцами воспринимался как свидетельство зажатости, отсутствия спонтанности, и дочь стыдилась этого. Она приложила немало усилий, чтобы отец стал "нормальным", то есть приходил в школу таким же обормотом, как и все.

Точно так же австралийское общество борется и с яркой косметикой, обилием украшений, к которым традиционно питают пристрастие индианки и женщины из арабских стран. Этот красочный антураж воспринимается как признак феодальной кабалы, знак стремления женщины угодить "мужским шовинистическим свиньям". Как-то видела комедию, где показана раскрашенная, как кукла, индийская девушка, в ушах которой вместо серег висят два увесистых банана, а в носу - гроздь винограда. Немудрено, что благодаря подобным комедиям молодые индианки в Австралии быстро приводятся к общему знаменателю - никаких излишеств, свободная футболка, бесформенные шорты... При этом обычай западной молодежи вешать себе кольца на пупы и изрисовывать задницы татуировками отнюдь не осуждается - наоборот, трактуется как признак духовной независимости.

Так что на практике провозглашенный мультикультурализм оборачивается своей противоположностью - ассимиляцией. Пусть в Австралии она проводится в мягких перчатках, сути своей от этого не меняет. И осуждать австралийскую национальную политику я не берусь - как не берусь осуждать "пролетарский интернационализм" бывшего СССР. Государство - оно ведь нюансов не учитывает. Оно действует просто и решительно, как асфальтовый каток, по природе не склонный к сентиментальности. Сохранять реальное разнообразие культур с государственной точки зрения невыгодно, а подчас и опасно. Ведь страна - это как семья. Если в ней начинается плюрализм, значит на горизонте забрезжил развод. Народ должны скреплять единые ценности, а то получится лебедь, рак да щука с известным результатом. А единые ценности диктует тот, чьи позиции в стране сильней. Уж какие эти ценности: хорошие ли, плохие - тут, наверное, объективно судить невозможно. Мы ведь тоже смеялись над традицией продавать невест в фильме "Кавказская пленница" и искореняли этот обычай как дикий и унизительный. Хотя какие-нибудь талибы с такой оценкой не согласятся...

Вот почему, видимо, в рамках большой и сильной страны ассимиляция малых народов - явление хотя и грустное, но неизбежное. Тем более что у самих эмигрантов сопротивления она не встречает. Ведь с практической стороны язык и культура родины предков им ничего не дают, в то время как английский открывает любые двери.

Правда, из этой тенденции есть исключения. Кое-кто из эмигрантов упорно старается, вопреки ассимиляционному давлению, приучать своих детей к родной культуре, сохранить язык - хотя бы на разговорном уровне. Мне знакомы такие русские семьи. Вроде бы после каждой поездки на оставленную родину приезжают с круглыми от ужаса глазами. И все равно напрягаются, вывозят из России бабушек-дедушек в качестве культуррегеров для детей, откладывают деньги на регулярные посещения России, привозят чемоданами книги и кассеты на русском. Понося на чем свет стоит наше чернушное телевидение, ставят "тарелки", чтобы уши ребенка привыкали к русской речи... Что движет этими людьми: дальновидность, предусмотрительность? Мне почему-то кажется, что во всем этом больше не расчета, а безрассудного чувства любви и вины перед тем, что оставлено позади. Но в этом никто из бывших соотечественников не признается и под дулом пистолета.