Для меня, человека по преимуществу московского, Якутия была явлением сугубо виртуальным, внутрикнижным, ярчайшим фактом из области этнографии и фольклористики. Безусловно, были друзья-якуты, были воспоминания отца, год учительствовавшего в сельской якутской школе, красочные рассказы, под которое прошло детство, так, будто я видел это своими глазами. Однако связь была односторонней.

Получив год назад предложение в качестве корреспондента слетать на этно-рок-фестиваль Табык (один из лучших плодов якутского "национального возрождения"), я особенно ни на что не рассчитывал. Общаться мне предстояло не с деревенскими якутскими бабушками (носителями фольклорного сознания), а с музыкантами. К тому же сочетание бешенного ритма рок-фестиваля, шестичасовой разницы во времени и всяческого застольного общения исключало любые разыскания помимо журналистских.

И тем не менее на "Табыке" я сделал для себя два открытия. Во-первых, эта культура жива, во-вторых, она с головокружительной быстротой изменяется.

Исключительно лестным для меня было быть представленным отцу якутского рока, Михаилу Тумусову. О пристрастии Михаила к стебу и розыгрышам мне сообщили позднее, равно как и о том, что якутские мыслители издавна практикуют довольно специфический способ проверять молодого собеседника "на вшивость", обрушивая на испытуемого всяческую ахинею.

Я задал Михаилу невинный вопрос про якутскую загадку. Тумусов мне не ответил. Торжественно приосанившись, он тут же стал посвящать меня в тайну своего "учения".

"Учение" выражалось в следующем. Древнейший праязык, на котором говорило человечество, это - якутский. Лексика, якутского языка, которая считается заимствованием из русского, на самом деле, исконно-посконно якутская и, более того, сохраняет свой первозданный вид именно в якутской артикуляции. Наоборот, это русские заимствовали ее у древних якутов.

Однако лиха беда начало. Вскоре я узнал, что бинарные оппозиции типа мужской/женский, сильный/слабый, день/ночь - это вам не какой-нибудь язык для описания семантики фольклорного текста. Эти противопоставления выражают различия между двумя древними пракультурами, каковые стоят у истоков истории человечества, "якутской" и "халдейской". Надо ли добавлять, что европейская культура произошла от последней, а "плюсу", то есть "мужскому" и "сильному" началу, соответствует культура "якутская". Культура эта утратила доминирующие позиции лишь временно, но совсем скоро сызнова восторжествует во всем мире.

"Мы вас опять завоюем!" резюмировал Михаил.

Расчет был верный. От эзотерических тайн мне стало плохо, настолько, что Тумусов, испытав, по всей видимости, некоторые угрызения совести, в дальнейшем был очень корректен, любезно предлагал всяческую помощь в научной работе и маску пророка уже не надевал.

Остроумная шутка Михаила Тумусова прежде всего доказывает блестящую эрудицию отца якутского рока, в частности - знакомство с книгой П.Уорсли "Когда вострубит труба", которая попалась мне в руки только год спустя. Речь ней идет об эсхатологических чаяниях адептов культа Карго из Новой Гвинеи. Между двумя мировыми войнами папуасы ждали конца света, рассчитывая на то, что противоположности при этом должны поменяться местами: когда это случиться, не белым, а папуасам умершие предки повезут с того света на кораблях всевозможные промышленные товары, кожа у папуасов побелеет, а у белых почернеет, и, соответственно, первые станут господами последних.

Выяснилось, к сожалению, и другое. "Историософская" импровизация Михаила Тумусова для современной Якутии чрезвычайно актуальна, ибо в качестве материала Михаил воспользовался тем, что носилось в воздухе. Национальное возрождение в течение последнего десятилетия шло рука об руку с довольно своеобразным переосмыслением культурного наследия.

Традиционную якутскую культуру характеризует огромный корпус фольклорных текстов, со следами богатой мифологии и развитой космогонии, однако полностью реконструировать на этой основе картину актуальных верований прошлого вряд ли возможно. Религиозные представления якутов конца XIX начала XX века, зафиксированные дореволюционными этнографами и якутскими учеными советского времени, также оставляют огромный простор для интерпретаций. С начала 90-х этим планомерно занимается группа "Кут-сюр", разработавшая так называемое "этнопедагогическое учение Айыы."

Задачи этнопедагогики, изложенные в работах одного из идеологов этого учения - доцента Якутского государственного университета Иосифа Портнягина, самые благородные: умственное, нравственное и трудовое воспитание якутской молодежи в соответствии с традиционными якутскими ценностями. В качестве источника этих ценностей предлагается, по сути, неоязычество.

С легкой руки Портнягина и его соратников в якутской культуре произошло эпохальное событие - письменная догматическая кодификация якутского языческого пантеона. Ученые, изучавшие якутскую мифологию ранее, испытывали определенные трудности. С одной стороны, состав пантеона изрядно варьировался от одного улуса к другому, разнился и статус общеякутских божеств. С другой стороны, было непросто найти такого якута, который бы дерзнул назвать богов их подлинными - судя по всему, тайными - именами. Недаром считалось, что на сказочников-олонхосутов, слишком часто перечислявших и описывавших богов и демонов верхнего мира, обрушивались всевозможные несчастья.

К концу советской эпохи наука располагала лишь приблизительным списков функций, то есть примерным распределением ролей на якутском олимпе, да перечнем имен, в подавляющем большинстве состоявших из эпитетов, то есть носящих эвфемистический характер. Установление однозначных соответствий в этой ситуации возможно далеко не во всех случаях.

Однако Портнягина и его единомышленников это обстоятельство не остановило. В результате в якутском пантеоне появляются персонажи, неизвестные не только дореволюционным этнографам вроде И.А.Худякова и В.Л.Серошевского, но и якутским ученым советской поры - А.Е.Кулаковскому, Г.У.Эргису, Н.В.Емельянову и даже Н.А.Алексееву, автору суммирующей достижения предшествующей науки монографии "Традиционные религиозные верования якутов ХIХ - ХХ вв.". Традиционное распределение ролей на якутском Олимпе переосмысляется у Портнягина довольно специфическим образом: к числу "заветов светлых божест √ айыы" теперь относятся профессиональные, эстетическое и даже экологическое воспитание якутской молодежи.

Безусловной заслугой группы "кут-сюр" и других подобных ему движений следует считать пропаганду и культивирования фольклора. К примеру, на "Табыке" мне довелось услышать настоящих "тойуксутов", якутских певцов-импровизаторов.

Если русскоязычная версия этнопедагогического учения-айыы (книги Портнягина) представляет собой в целом довольно гуманную и политкорректную идеологическую конструкцию, то последние работы Анатолия Игнатьевича Гоголева оставляют чувство легкого недоумения.

В 1992 автор превосходных книг по исторической этнографии якутов защищает диссертацию по этногенезу народа Саха, которая год спустя выходит в виде книги "Якуты". Спору нет, Гоголев собрал потрясающий материал по этногенезу якутов и является в этой области лучшим специалистом - целые главы посвящены этнографическим параллелям между культурой якутов и культурами других народов Сибири и сопредельных стран.

Однако свой материал Гоголев располагает довольно своеобразно. Ученый начинает изложение с так называемых параллелей между классической якутской (этнографические и фольклорные данные ХIХ - ХХ веков) и древнеиндийской культурой (одно тысячелетие до нашей эры). Фактически ставится знак равенства между центральной для индийской культуры идеей космических циклов и периферийной для якутской культуры эсхатологии, древнеиндийским понятием "карма" и якутским "кыраман" (посмертное воздаяние), кастовой системой социальной организации в Индии и наличием у якутов группы неприкасаемых, в чьи обязанности входило хоронить умерших и т.д.

Гоголев готов признать, что эти "параллели" в лучшем случае типологические, но при этом он называет "подпочвенным слоем" индоарийской лексики в якутском языке. Приведенные Гоголевым в качестве примера слова "аар" (эпитет священный из имени верховного якутского божества) и "багах" (священный жертвенный столб) действительно могут оказаться по происхождение индоевропейскими. Ведь наличие в тюркских и монгольских языках определенного количества заимствований из санскрита и древнеперсидского, вообще говоря, никто не оспаривает. Дело в другом. Если это заимствования, то заимствования не специфически якутские, а, судя словарю якутского языка Э.К.Пекарского, как минимум общетюркские, - и их историю вполне можно было бы проследить, обратившись, например, к словарю Махмуда Кашгарского или Орхонским надписям.

Однако такое направление исследований было бы для Гоголева совершенно неприемлемым, у него цель другая. Ему нужно доказать, что типологические параллели - результат общего происхождения, а заимствования - лексика исконно якутская. Иными словами, свой шаткий тезис, что якуты - "арийцы" по духу (по культуре), он пытается подкрепить тем, что они "арийцы" по крови.

Гоголев ссылается на некую В.В.Фефелову. Оказывается, в крови современных якутов встречается некий антиген, присущий исключительно европеоидным популяциям, только у якутов он встречается аж в два раза чаще. Из этого Фефелова делает вывод, что предки якутов в древности были европеоидами.

Кроме того, по наличию в крови якутов другого антигена якуты имею такие же показатели, что и хинди. Фефелова утверждает, что этот антиген попал в Индию благодаря пришельцам с Севера, которых она называет ариями.

Здесь Гоголев благоразумно останавливается. До утверждения, что якуты происходят от древней расы господ, остался один шаг. Гоголеву делать этот шаг не обязательно, ибо можно не сомневаться, что якутский читатель, озабоченный поиском сверхпрестижных картин доисторического национального прошлого, этот шаг сделает.

Популяционные исследования Фефеловой сами по себе, конечно, чрезвычайно интересны. Беда лишь в том, что древних ариев на сей счет еще никто не обследовал. Не говоря уже о том, что для того чтобы судить о расовой принадлежности предков современных якутов, двух антигенов как-то маловато. В подобных материях, располагая всего двумя аргументами "за", мы можем иметь миллионы аргументов "против".

Однако учеников Гоголева это не смущает. Обращение к "древнеиндийским параллелям" для интерпретации якутских обрядов после Гоголева постепенно входит в норму.

Модернизация в сочетании с поисками национальной идеи ставит в сложное положение якутских ученых, продолжающих традиции якутской науки дореволюционных и советских времен. При наличии в архивах огромного массива неопубликованных фольклорных памятников, внедряемый в массовое сознание образ национальной культуры по определению будет ущербным. Сейчас же, на смену тем, кто десятилетиями занимался переводом и публикациями этих материалов, идет поколение, со школьных лет обладающие уже готовой истиной.

Боюсь, что ученикам Эргиса и Емельянова будет непросто найти с ними общий язык.

P. S.

Удивительно, но те, кто меньше всего обязан блюсти традиции, на фоне историков и этнопедагогов оказываются едва ли не самыми ревностными их хранителями. Приятно удивил меня в этом отношении "Саха-театр" Андрея Борисова и его постановка олонхо "Кыыс Дэбэлийэ". Пускай актерское искусство прямо противоположно школе фольклорного исполнения, вместо текстовой и музыкальной импровизации - роль, вместо картины, нарисованной воображением слушателя - изобразительный ряд сцены. Тем не менее, постановки Борисова оставляют впечатление исключительно корректного обращения с материалом. Персонажам героического эпоса внешне придан вид персонажей компьютерной игры, однако символическая нагрузка происходящего более чем традиционна.