Этой осенью я побывала в Китае, в составе делегации российской молодежи из ста человек, приглашенной Всекитайской федерацией молодежи - на неделю, за счет принимающей стороны.

Нас возили по Китаю на самолетах и автобусах, селили в пятизвездочных отелях и кормили в ресторанах устрицами и пятками верблюдов, предусмотрительно выдавая помимо палочек вилки и ножи. Перед нашим автобусом неизменно ехала полицейская машина с мигалкой, спасая нас от пробок и ДТП (пешеходы и велосипедисты не придают значения правилам дорожного движения, водители надеются на ловкость пешеходов и вместо тормозов жмут на клаксоны). Наша группа сопровождения состояла из старшего переводчика, двух других переводчиков и одного руководителя, который, в свою очередь, постоянно переговаривался по рации с вышестоящим руководством, отчего наши планы все время менялись. Разница менталитетов стала заметна сразу: российская делегация, раздираемая европейским индивидуализмом, не хотела всерьез принимать важность возложенной на нее миссии - "развивать и углублять гуманитарные связи между Россией и Китаем" - и рвалась на свободу, гулять и познавать мир, а китайцы ревностно следили за выполнением пунктов "программы пребывания". Противостояние достигло апогея, когда после очередных переговоров по рации нам объявили, что посетить бывший императорский дворец "Гугун" мы не успеваем, а едем в гостиницу, чтобы переодеться перед протокольной встречей с Первым секретарем ЦК Коммунистического союза молодежи Китая (в итоге было не скучно, Первый Секретарь прочитал стихи, которые сам сочинил на наш приезд). Делегаты взбунтовались, стали кричать: "Выпустите нас из автобуса!" - и царапаться в стекла, за которыми как раз проплывали пурпурные стены Запретного города. Китайцы в отчаянии дважды обвезли нас на автобусе вокруг "Гугуна", но дверей не открыли. К гостинице подъезжали под мрачное хоровое пение "Над Амуром тучи ходят хмуро...". Правда, китайцы изо всех сил шли нам навстречу, и я с большой теплотой и благодарностью вспоминаю тех, кто нас опекал. Тех, кому наша делегация основательно потрепала нервы. Если на официальные приемы еще ходили (все-таки там кормили), то мероприятия, которые казались китайцам самыми политически важными, старались игнорировать. Китайцы были очень разочарованы, когда на экскурсию в Пекинскую зону техническо-экономического развития поехали считанные единицы. На самом деле, и зона тоже была интересна: на площади 23,5 квадратных километров на юго-востоке Пекина (а со временем планируется строительство целого городка) расположены предприятия высоких технологий с беспрецедентными налоговыми льготами: первые два года предприятие не платит налогов вообще, следующие три года подоходный налог составляет всего 7,5%, затем - 15% вместо обычных 33%. Лишь бы привлечь инвестиции. Нам сказали, что зона приносит высокий доход, в этом году - уже 600 миллионов юаней, и из 260 иностранных предприятий, разместившихся в зоне, мелькали "Coca-Cola", "Panasonic", "Nokia"... Еще больше китайских друзей разочаровал "Форум российско-китайской молодежи" под названием "Дружба из поколения в поколение и молодежь". Большинство участников с российской стороны прикинулись больными и разбежались. Впятером мы обсуждали с китайцами темы "культуры и спорта". Особенно трогательно складывался разговор о спорте. Я спросила, как в Китае обстоит дело с футболом. Засмеялись и ответили витиевато: "Футбол" звучит по-китайски как "соевый творог". Очень вкусно, но пахнет плохо. Так же обстоит дело и с футболом".

Всюду нас преследовали красные матерчатые плакаты с надписями "Добро пожаловать Российскую делегацию молодежи!" и "Навеки друзья - никогда враги".

Пекин - это Москва-75. Дух Брежнева, бурные аплодисменты, переходящие в овации, очередь в Мавзолей (пускают туда бесплатно), люди с красными флажками, гуляющие по площади Тяньаньмэнь. Часто приходилось слышать из официальных речей, например, такое: Мао Цзэдун 44 года назад сказал: "Будущее принадлежит молодежи".

Однажды я затеяла разговор: "У русских много анекдотов о других народах. О евреях, о китайцах. А у китайцев есть анекдоты о русских?" - "Да, очень много!" - обрадовался переводчик. "Ну, расскажи". Секундное замешательство. "Забыл". Естественно, так и не вспомнил. "А русские анекдоты о китайцах подчеркивают вашу склонность к высоким технологиям", - и я рассказала старый анекдот об испытаниях резиновой бомбы. Когда я начала рассказывать, переводчик, кажется, провалился сквозь землю, а переводчица, которую я держала под руку, засмотрелась на закатное небо, и не знаю, слышала ли она что-нибудь. Веяло родным, давно забытым от китайской эстрады, которую мы смотрели по телевизору. Долгие номера, смесь народного стиля и диско: девушки на подтанцовках в национальных рубахах - и шортах; китаец в тройке и при галстуке 40 минут поет что-то, стоя на одном месте и показывая куда-то рукой каждые 15 минут. Популярную песню на русском языке "Подмосковные вечера" исполняет китаянка в кокошнике. Другие девушки в кокошниках и коротких сарафанчиках медленно дефилируют по сцене, закидывая за плечо газовые шарфы.

Еще бросилась в глаза некоторая простота: в четырехзвездочном ресторане в зале, где мы ели, лежали тюки скатертей для стирки, мой стул был прожжен сигаретой, а официантка, разливая зеленый чай, обожгла меня чайником. За столом можно сидеть как попало, класть на стол локти, голову и так далее - никто косо не посмотрит. Прямо в мавзолее, в зале по соседству с телом Мао, продаются сувениры, а на траурных елках натянуты веревки, и на них сушится чье-то белье. В Китае есть церемониал, но нет представлений об этикете.

О реальных проблемах Китая можно было только догадываться, наблюдая, например, форсированную занятость населения. В туалете в ресторане стоит толпа людей в форме. Один приглашает войти соответствующим жестом, другой открывает дверь кабинки, третий бросается туда, чтобы тотчас помыть, четвертый открывает кран, пятый подает полотенце. Рояль на сцену выкатывают десять человек. Сейчас Китай - страна новостроек. Когда-нибудь строительство снизит темпы, и десятки тысяч неквалифицированных рабочих станут совершенно свободными, точнее сказать - безработными.

От знакомых из Гонконга приходилось слышать, что после реформы орфографии 1964 года, оставившей всего около 3000 иероглифов, китайцы не в состоянии читать старые книги. Однако найти этому подтверждения я не смогла. Все, с кем я разговаривала, в основном это, конечно, были студенты и переводчики, читают все и без проблем.

В аэропорту Сиани нас встретил детский духовой оркестр. Дети младшего школьного возраста ждали нас два часа - самолет опоздал, играли пять минут. Мы сфотографировались с ними и пошли на автобус, смутно чувствуя себя виноватыми перед китайскими пионерами.

Мы подружились с переводчиком Юрой (у каждого китайца, говорящего по-русски, есть русское имя; его дает учитель в самом начале обучения, так потом и представляются русским друзьям). Юре 21 год, он студент 4-го курса, занимается русской литературой, с нами работал бесплатно, в порядке практики. Собирается поступать в американский университет, помимо русского, в совершенстве владеет английским. Кстати, 60% китайских студентов, уехавших на обучение в США, обратно в Китай не возвращаются. У Юры есть брат и сестра, что, наверное, говорит о достатке семьи, поскольку за "дополнительных" детей платятся большие налоги. Говорили о литературе: Юра знает Толстого, Чехова, Набокова, Ахматову, читал отрывок из "Современного героя" Лермонтова, интересовался, как мы относимся к Солженицыну.

Великая китайская стена вся исцарапана иероглифами, это современные граффито. Обсудили эту проблему с Юрой. "Какой смысл? - говорил он, - это наивно, все равно никто не читает, что здесь написано". Время на посещение императорского дворца через несколько дней все-таки выкроили, и Юра проводил экскурсию. Он читал путеводитель на русском языке и тут же пересказывал нам главы.

На "Жемчужном рынке" было морально тяжело. Там надо было торговаться на английском-без-грамматики, снижая цену в три-четыре раза. Вместо того чтобы помочь со своим знанием китайского, Юра робко говорил по-русски: "Не надо стесняться", - и это нас окончательно сблизило. Возвращаясь с рынка, мы у гостиницы встретили парня из нашей делегации с имиджем "братка". Этот парень казался Юре совершенством. Он был в красной рубашке с золотыми пуговицами и вел в ресторан трех китаянок. Юра посмотрел на него и грустно сказал: "Красиво одевается. Франт".

На приеме у губернатора провинции Шэньси Юра впервые в жизни выпил 15 граммов рисовой водки. Он запьянел, спросил, красное ли у него лицо. Да, оно было красным. "Как страшно", - сказал Юра заплетающимся языком. За нашим столом сидел т.н. "начальник", какой-то высокий местный чиновник. Одна из наших девушек спросила "начальника", нравятся ли ему русские женщины. Юра покраснел еще больше и закрылся ладонями. Некоторое время он молчал, потом все-таки что-то перевел. "Начальник" ответил, что он и раньше слышал, что русские женщины красивы, а теперь видит это сам. Юра переживал, даже убивался, что из-за опьянения переводит плохо, а на следующий день заболел. Не знаю, что его подкосило: пятидесятиградусный напиток (китайцы удивились, узнав, что наша водка не "намного крепче", как они думали) или мысль, что он плохо выполнил свою работу. Он мучился в самолете, пока летели в Пекин, а в ресторане попросил вызвать врача. Пришли врачи. Это были мужики без халатов, больше похожие на шоферов. Один из них ладонью потрогал Юре лоб, и Юру увели. Однако на следующий день он поправился и в 7 утра уже ждал нас в холле отеля.

Кульминацией визита была "церемония фотографирования с Заместителем Премьера Госсовета КНР Ли Ланьцином" на фоне правительственной резиденции. Фотографии потом раздали, свернутые в трубочки и упакованные в картонные коробки.

В Пекинском Народном Университете мы подверглись атаке студентов. Дело в том, что все они собираются на практику в Россию и хотели бы иметь знакомых в Москве. Я попалась одному из самых активных студентов: Антон единственный из всего уезда поступил в университет, и уезд им очень гордится. Антон водил меня по всей территории, показывал свой велосипед на стоянке, рассказывал мне topics из учебника про университет и про "японских фашистов". Когда мы фотографировались на фоне камня, на котором по-китайски написано "Знание - сила", между делом попросил прислать ему книги Солженицына. В университетской библиотеке мы видели Маркса, Энгельса, Ленина, советские учебники и советских классиков, Мариэтту Шагинян, например. Пока мы шли к ресторану, Антон успел сбегать и сдать зачет, потом настиг нас опять, когда уже садились за столы. Мы обменялись адресами, и мне почему-то кажется, что мы еще сходим с Антоном в Третьяковскую галерею.

Китайцы смотрели наш фильм "Любовь в офисе" ("Служебный роман"), часто спрашивали, как мы относимся к Горькому и Павке Корчагину. "Как закалялась сталь" - очень популярная в Китае книга, есть снятый по ней "китайско-украинский" телесериал, который многие смотрели.

Мы считали китайцев наивными, они - нас. На концерте в нашу честь играла пианистка, а китаец в костюме и при галстуке выползал из-за кулис на четвереньках и листал ноты, прячась за рояль. Хор выпускников европейских вузов пел "Ничто в полюЖке не колышется", китайский ансамбль исполнял русский танец "Молодые люди в каникулах" в костюмах, сочетающих элементы украинских, цыганских и казачьих уборов.

Для Китая характерна толерантность в религиозных вопросах. Если китаец хочет пообщаться с Божеством, он заходит в ближайший храм, буддистский или даосский, без разницы. Потому что суть не в словесных формулах вероучения. В китайской культуре предпочтительно выразить чувство (плакать над увядшими цветами как герои "Сна в красном тереме") и скрыть свою мысль, дабы она не нарушила чей-нибудь эмоциональный строй. В Европе - скрыть чувство (непроницаемое лицо ковбоя или рыцаря) и выразить мысль (продемонстрировать ум и волю). Отсюда китайская хитрость. Это не признак слабости, как в Европе, где почетнее действовать силой физической, силой ума или духа, а дипломатия: как бы не расстроить партнеров. Отсюда мнение о психической неуравновешенности китайцев и перепадов их настроения: они просто не стремятся к уравновешенности, а педалируют эмоции. Эмоция убеждает, мысль - нет. В Европе - наоборот. Китайцы не понимают, как можно верить словам (ведь они нужны для хитрости). Европейцы не доверяют чувствам, ведь они презренны по сравнению с доводами интеллекта. Европейская философия построена на логике, китайская - на алогизме, не логично белого жеребца называть черной кобылой, но мудрец чувствует, что этот конь - лучший.

На прогулке Юра говорил мне, что ему надо быть в гостинице в 7 часов, а не в 8, как это было на самом деле, чтобы я не огорчилась, что мы так рано туда идем. А мы шли рано, чтобы он не опоздал на "собрание" и успел переодеться. Я бы просто объяснила ситуацию в таком случае, в надежде, что разумные доводы возобладают в моем спутнике над эмоцией грусти. А он врал, чтобы объяснениями меня не расстраивать. Поэтому же китайцы заранее не сказали нам о таможенном сборе в 90 юаней, - тоже чтобы не расстраивать, а не из коварства. Это я, специально потратив все подчистую, в истерике выпрашивала в аэропорту "лишние юани" у своих тоже сильно поиздержавшихся сотоварищей.

Моя улыбка, в Москве "дурацкая", китайцев радовала чрезвычайно: признак, что у гостьи хорошее настроение, она всем довольна и, более того, всему рада.

Есть ли на самом деле "китайское экономическое чудо", я так и не знаю. Однако чудо и рассчитано на веру. Может быть, и нам надо было перейти на рыночную экономику в 75-м году, минуя гласность и демократию. Мао Цзэдун одновременно и сувенирный брэнд - зажигалки, пепельницы, чашки с его портретами, красные цитатники на китайском и английском имеются в изобилии, - и почти божество: в мавзолей идут с грудными младенцами и немощными стариками, везут туда инвалидов, все это больше похоже на паломничество, чем на экскурсию. Китай - это вариант нашего прошлого. 60-е Китая сопоставимы с нашим концом 30-х, а что мы потеряли / чего избежали в эпоху развитого социализма, можно попытаться понять, глядя на Китай сегодняшний, хватило бы любопытства.

Чтобы в прыжке опередить всех, надо как следует разбежаться. Китай топчется, разминается в политическом прошлом... Аналитики рассматривают его экономическую мускулатуру и гадают, дутая она или натуральная. Допинг и дисквалификация - или победа?