...Где-то после Варшавы из строя окончательно вышел кондиционер, и в вагоне стало очень холодно. Вторую ночь мне пришлось спать под двумя одеялами. Один из проводников был искренне опечален происходящим и время от времени заглядывал в купе, интересовался - не окончательно ли я заледенела. Другому все было до фонаря - по пересечении границы Содружества этот тип хорошенько вмазал водки и начал громогласно ругаться с мордоворотами, ехавшими в Германию за машинами: то ли мордовороты ему чего-то не доплатили, то ли второго проводника задевала раскованность мордоворотов. Ему-то, бедняге, приходилось болтаться по коридору спального вагона в форменной тужурке, белой рубашке и галстуке.

Путешествие на поезде всегда дает для наблюдений больше, чем на самолете. Видишь жизнь во всей ее неприглядной наготе. Покровы срываются в ситуациях критических: пересечение границы, таможня, проверка паспортов. Так как я и туда (в Париж) и обратно (из Парижа) двигалась на железнодорожном транспорте, покровы, соответственно, срывались дважды.

Надо сказать, что и меня не миновал некий страх перед людьми в форме. Причем, больше прочих я боялась "родных". Но оказалось, что теперь весь груз по охране государственных и таможенных границ России на себя приняли наши белорусские братья. Правда, кто бы меня ни потрошил, это значения не имело - я везла не две бутылки водки, а четыре, и не одну баночку икры, а две. Остальное так, по мелочи. Однако единственным камнем преткновения стала моя фотография в паспорте. На ней мои черты приобрели не самый лучший шарм Юго-Восточной Азии, и пограничники белорусские, польские, немецкие в общей сложности шесть раз просили меня или сесть так, чтобы свет лучше освещал лицо, или вообще выйти в коридор. Ни водка, ни икра таможню не интересовала. Таможня только спросила "Куда?" и поинтересовалась по личному или по бизнес-приглашению я двигаюсь на Запад. Услышав магическое слово "бизнес", пожелала доброго пути. В принципе, поведение таможни объяснимо: таможенники хорошие психологи и физиогномисты, они понимали, что вези я даже ящик водки, все равно торговать ею в Польше и нигде более я не буду, что везу ее в подарок. Как и икру.

Зато некоторых соседей пушили так, что дым столбом стоял. Отнимали какие-то коробки, изымали какие-то свертки. Сами поляки полностью доверяли сопредельной стороне и обысков не устраивали, но вот немцы! Стоимость пачки сигарет в Германии пять марок вне зависимости от качества и класса. И немецкая таможня оказалась не менее взыскательной, чем таможня Содружества. Крупная немка в зеленом берете, увешанная амуницией и с переносным компьютером на боку заставила снять с багажной полки большой чемодан, чуть меня не придавивший, и открыть. На самом верху лежал плоский блок сигарет "Вог". "Айн?" - спросила таможенница. "Я-а!" - ответила я, но таможенница быстро, удивительно проворно двигая пухлыми пальцами, прощупала вещи в чемодане. Не то чтобы не верила, а просто в соседнем купе у одного парня обнаружили пять незадекларированных блоков сигарет "Петр Первый". А провозить можно только два. Парень к тому же отказывался платить штраф, между прочим, не маленький - где-то около трех сотен марок, поэтому был с поезда ссажен. Мой попутчик сказал, что скупость парню выйдет боком: ему поставят черную метку на визу и минимум на три года закроют въезд в Шенгенскую зону. Для человека, живущего только со спекуляции, это равносильно... Это, одним словом, каюк!

Немецкие таможенники и пограничники, как и их белорусские собратья, стоят на страже всех границ объединенной Европы. Далее - в Кельне - я перескочила в поезд до Парижа, который шел через Бельгию, - никто никаких паспортов не спрашивал и никаких сигарет не искал. Но вот на обратном пути особую активность проявляли поляки. Видимо, поток нелегалов силен в обоих направлениях. Но если нелегалов из Содружества отлавливают белоруссы, то нелегалов из Германии (в Россию, в Казахстан, на Кавказ) - поляки. Неулыбчивый, с каменным лицом молодой немец, обладатель казахского паспорта, житель Марбурга, зайдя в купе, сразу предсказал, что поляки его ссадят: он не удосужился поставить себе транзитную визу в польском посольстве. Причины, по которым он двигался через границы без виз, остались тайной, но я попыталась его успокоить хотя бы тем, что если ему удастся уйти от доблестных "жолнеров", дальше препятствий не будет: между Казахстаном, Белоруссией и Россией границы как таковой нет. Немец окрылился и стал рассказывать, как ему плохо живется в Германии. Работы нет, денег нет, жилья нет, образование не получить. В бывшей коммунистической Восточной Германии что не день маршируют нацисты и требуют отправить всех неарийцев по назначению. К неарийцам бывшие восточногерманские комсомольцы относят и казахстанских немцев. "Там хуже, чем в Казастане!" - подытожил рассказ молодой немец, и тут пришли поляки. Которые сразу спросили его - где польская виза? Дальнейший диалог стоит того, чтобы быть воспроизведенным.

- А где ее ставить, пан офицер?

- В посольстве, пан!

- А где это посольство?

- В Берлине, на Унтер-дер-Линден! Берите вещи, пан, и выходите из вагона!

- Может договоримся?

Пауза. Потом пограничник смеется так, что берет с белым орлом сползает ему на глаза.

- Здесь вам не Советский Союз, пан! Давай, бери вещи! На выход...

Молодого немца, конечно, жалко, но и поляков можно понять: им не нужны неприятности...

Но и память о Советском Союзе все-таки сильна - как крепкий водочный дух и выучка работников органов. Граждан бывшей одной шестой видно за версту. И слышно: мат приезжающих и отъезжающих с кельнского вокзала перекрывает немецкую речь. Причем перекрывает так, что заглушает речевки идущих колонной через здание вокзала болельщиков футбольного клуба "Кельн". Болельщики все в однотипных шарфах, все хорошо разогрелись перед матчем, но куда им до разборок типа: "Где, ......, дцатый, ......, вагон?" - ".......!" - "........., понял?" - "......, понял, понял, .....!"

Граждане бывшей одной шестой в подавляющем большинстве остаются в Кельне, и далее двигаются только такие персонажи, как я. Однако поезд Москва-Кельн опоздал, и передо мной маячила перспектива остаться возле Кельнского собора (могила Карла Великого, одно из немногих зданий, уцелевших во время бомбардировки союзников, снесших город почти подчистую) на долгие часы. Однако я подняла глаза - нужный мне поезд стоял у другого пути той же платформы, рыжий проводник железнодорожной компании Thalys всматривался в моих соотечественников и вслушивался в "....?" - "....! ....!" - "А, понял, ....!"

Подхватив вещички - ох и тяжела ты, посольская водка! - я бросилась к нему.

- На Париж? - спросила я.

- На Париж, мадам, на Париж!

- Вы же должны были отправиться двадцать три минуты назад!

- Мы ждали вас, мадам, только вас!

Проводник помог поставить чемоданы и продал мне билет. По цене почти на треть выше, чем в кассе. Но я не особенно расстроилась. За спиной оставался Кельн и ".... ....!". А до встречи со странным казахским безвизовым немцем оставалось прожить почти две недели.