Социальная реальность наполнена объективированными отношениями между людьми - вещами и веществами, ценностными системами и политическими реалиями, законами науки и законами юридическими, которые подчиняют себе людей, оформляют их деятельности, объединяют или разделяют. Люди поколениями превращали и превращают отношения между собой во внешние объекты, начинающие жить самостоятельной - для последующих поколений - жизнью. Даже в аналитическом исследовании отделение людей от отношений между ними и их объективированных результатов представляет значительные трудности. Попытки понять "природу человека в целом" - как совокупность людей, отношений между ними и объективированных результатов этих отношений - породили необозримое количество спекулятивных построений, часть которых стала философской классикой.

У действующего человека нет необходимости различать в потоке обыденных дел и событий отдельные бытовые, экономические, технологические или политические компоненты. Но в его деятельностях присутствуют собственные логики, которые плохо поддаются описанию из-за того, в частности, что нет метода, позволившего отделять разные деятельности друг от друга, с одной стороны, и результаты деятельностей от самих деятельностей - с другой.

Внешнее наблюдение за потоком жизни может - в принципе - нейтрализовать экзистенциальную включенность наблюдателя, но тем не менее оно не может не быть "непрофессиональным" из-за естественной специализации людей на каком - либо одном виде деятельности. Ученые исследуют быт и политику, экономику и технологию, формируя научные представления о них, часто не совпадающие с тем, как профессионалы представляют себе свои деятельности. Технологи-конструкторы, когда в этом возникает необходимость, формируют свои представления об экономике, политике, быте и науке и воплощают их в соответствующих технологиях. Бизнесмены делают деньги и, вкладывая их в науку, технологии, торговлю и политику, имеют свои представления о том, что обеспечивает наибольшую эффективность капиталовложений. Политики создают политические партии и реализуют политические предпочтения и ценности, исходя из своих представлений о науке, технологиях, бизнесе и отношениях между ними. И уж, конечно, философы и обыватели непрерывно создают внепредметные мифологизированные миры, только в которых они находят объяснение и самим себе, и другим.

Многообразные бытовые и профессиональные мифологемы, хотят этого люди или не хотят, создают иллюзии объясненности мира и служат источником мотивировки каждодневных действий ученых, бизнесменов, технологов, обывателей и политиков. В мифологемах одни фрагменты бытия сводятся к другим и реальность упрощается до профессионально знакомых или обыденно понятных фрагментов. Ничуть не отрицая практической необходимости такого рода редукций, трудно все-таки обосновать их теоретически или аксиологически. Нет никаких оснований считать, например, экономические картины мира производными от научных или бытовые отношения производными от технологических.

В этой работе мной сделана попытка найти позицию, нейтральную по отношению к многообразию научных, бытовых, философских и пр. видений мира, с которой разные деятельности и их понятийные и ценностные основания можно было бы представить как некие инварианты, относительно независимые, но в то же время связанные общими элементами и сходной структурой. Поэтому представляемая работа вненаучна, хотя по форме и характеру изложения я стремился к строгости в математическом смысле этого понятия. Тем более работа не философская постольку, поскольку в ней не ставятся и не рассматриваются извечные философские проблемы.

Мои исходные посылки состоят в том, что человеческая реальность хорошо структурирована и может быть достаточно строго описана в терминах иерархизированных структур и отношений в них. Базовые различения в работе, такие, как уровни организации и некоторые специальные отношения к ним, взяты из социального опыта. Я не пытаюсь обосновать существование описания, анализа и конструирования - как подходов к исследованию, и эмпирического, теоретического и аксиологического отношений к феноменам природы, а беру их как фактически существующие и пытаюсь рассмотреть формальные отношения между ними.

* * *

Ограниченное количество исходных реалий (действующих людей) порождает неограниченное количество следствий (объективированных отношений между людьми) при неограниченном повторении. Эти повторения я называю циклами деятельности. Выделив циклы деятельности, я получил возможность редуцировать насыщенную следствиями реальность до некоторых исходных элементов - примерно так же, как школьник, найдя общий знаменатель, упрощает сложные дроби. Естественно, что развиваемый подход принципиально синхроничен: историческое время, как и все другие времена, полностью исключено из моих реконструкций. Время не более чем общий знаменатель, освободившись от которого я многое теряю, но получаю свободу описания сущностей, инвариантных относительно него.

Отдельная человеческая жизнь - при бытовом, философском и даже научном способах ее видения - представляется линейной последовательностью действий, иногда мотивированных и отрефлексированных, чаще стереотипизированных и неосознаваемых, переходящих друг в друга, друг друга порождающих, иногда нелогичных или хаотичных. Последовательности действий ограничены внешними по отношению к собственно деятельности циклами, такими, как "день-ночь", "рождение-жизнь-смерть", "бодрствование-сон-бодрствование", "работа-свободное время-работа" и т.д.

Однако в том, что наблюдателю представляется линейной последовательностью действий, есть далеко не очевидная латентная ритмичность, имеющая мало общего с внешними ритмами. С моей точки зрения, именно латентная ритмичность определяет структуры всех видов деятельности, но отрефлектировать это тем более трудно, чем она проще и обыденнее - по видимости.

В экономике, в отличие от науки, технологии и обыденной жизни, цикличность давно стала предметом внутриэкономического исследования. Однако при этом цикличность рассматривается скорее как свойство экономических процессов, а не как характеристика самой деятельности. В то же время описанное К. Марксом отношение "товар-деньги-товар" можно считать наиболее известным (но далеко не единственным) проявлением внутренней цикличности экономической жизни.

В западной линеаризованной культуре цикличность деятельности и в саморефлексии, и при внешнем наблюдении чаще всего не становится предметом особого анализа, в отличие от традиционных и восточных культур, сосредоточенных в основном на рефлексии и ценностном обосновании повторяющихся ситуаций и действий в них¹.

В науке - как элементе западной культуры - фрагмент природы чаще всего представляется как "сложная" совокупность неких "научных объектов" и отношений между ними, практически независимая от деятельности исследования. Ученые исследуют свои объекты, которые - по их убеждению - существуют "реально" (или "объективно"), хотя даже простейший анализ понятия реальности, проведенный А.А. Любищевым, показывает его, мягко говоря, неоднозначность. Исследование чаще всего заключается в том, что ученые раскладывают фрагмент природы (в т. ч. и природные ритмы) на несколько параллельных линейных процессов, у которых - по мнению ученых - могут быть сходные (и потому отождествляемые) элементы. Наука не чуждается исследования циклов, но превращает их по мере освоения знанием так же, как все остальное, в нечто "объективное", "исторически детерминированное", а если это не удается, - в экзистенциальное, т.е. принципиально вненаучное². Наука, наверное, не смогла бы сформироваться в ее сегодняшнем технологизированном виде без такого линеализирующего подхода к исследуемой реальности.

Явное или неявное уплощение реальности и представление ее в виде совокупности линейных процессов, имеющих сходные элементы, составляют, по мнению весьма авторитетных ученых, содержание обычного исследования естественных явлений как в живой, так и в неживой природе, да и в обществе тоже³.

Очевидно, в обычной научной культуре и в методологии науки невозможно исследование циклов деятельности как циклов, поскольку понятийный аппарат науки и ее методологии принципиально линейно организованы. Счет, измерение, наблюдение, описание, эксперимент и другие процедуры научного исследования представляют естественные циклы как некие точки в искусственном линейном пространстве исследования, как линейные последовательности этих точек или как какие-то более сложные функции от результатов элементарных исследовательских действий.

Несоразмерность естественной циклической организации биологической, социальной и экономической жизни и линейных инструментов их исследования приводит к тому, что результаты научных и методологических исследований очень сложным образом соотносятся с исследуемыми естественными феноменами. Восстановить (т.е. составить теоретическое объясняющее представление) исследованную учеными реальность по научным публикациям практически невозможно без введения неких дополнительных и, в общем-то, не относящихся к делу операций, таких, как методологическая рефлексия, натурфилософия, культурологическая интерпретация и т.п. Более того, именно эти дополнительные и необязательные операции чаще всего выступают в доступном для непрофессионалов знании как содержание наук, экономических или политических теорий и их результаты. Это обогащает жизнь онаученными мифологемами, но ни в малой степени не способствует решению собственно научных задач⁴.

В этой работе мной сделана попытка рассмотреть процессы научного исследования (и другие формы деятельности) как органично целостные, но в то же время дифференцированные на последовательно включающиеся элементы, что и создает основу циклической структуры. Сначала я пытаюсь описать циклы самой научной деятельности для того, чтобы в последующем применить это знание для экспликации внутренней структуры других форм деятельности.

Работа выполнена в основном в семидесятые годы. Часть ее была оформлена в виде кандидатской диссертации в середине восьмидесятых. След этого времени - в заведомо неполной библиографии и в системе ссылок, демонстрирующей незнание языков и неистребимое предпочтение личной библиотеки копанию в реферативных журналах. Мои попытки при подготовке к изданию компенсировать эти дефекты вряд ли были удачными, проще, наверное, было бы все переписать заново. Я уж не говорю о том, что если бы я был знаком с такими исследованиями, как "Представление и вмешательство" Яна Хакинга⁵, то многие разделы своего труда писал бы совсем по-другому. Кроме того, какие-то фрагменты работы были потеряны при многочисленных переездах и перемещениях, не помню уже какие.

Я вполне понимаю, что многие части работы не прописаны, логически не завершены и что предлагаемый текст является скорее эскизом, чем завершенной книгой. Но вместе с тем многочисленные попытки довести отдельные рассуждения и умозаключения до "прозрачности" чаще всего оканчивались неудачно потому, что надо было влезать в такие предметные глубины, где явного знания нет, а экспертное знание погребено в мифологизированных представлениях об особой роли физики, химии, философии и т.п. Было всего два исключения: физик-теоретик Моисей Рывкин и палеоботаник Сергей Мейен дали гораздо больше для понимания специфики моей собственной работы, чем я мог надеяться. Оба они уже умерли, и я могу только помянуть их добрым словом.

Примечания:

¹ См.: Васильев Л. С. История религий Востока. - М., 1983.

² См.: Кун Т. Структура научных революций. - М., 1975.

³ См., например: Бернал Дж. Наука в истории общества. - М., 1956.

⁴ См.: Фейарабенд П. Наука в свободном обществе // Избранные труды по методологии науки. - М., 1986.

⁵ См.: Хакинг Я. Представление и вмешательство: Начальные вопросы философии естесственных наук. - М.: Логос, 1998.

• Первая глава
• Содержание