Russian Journal winkoimacdos
29.05.98
Содержание
www.russ.ru www.russ.ru
Письма американца архивпоискотзыв

Несравненные рынки

Марк Печерский

Марк Печерский
pech@russ.ru

Настоящий рынок с ходу контузит непривычной трехмерностью топографии, коловращением лиц, красок, странностью одежд и неожиданной обыденностью товаров. По нему действительно можно ходить часами, а то и днями, не возвращаясь дважды в одно и то же место. Войдя в Египетский рынок на набережной у мечети Yeni Cami и не сворачивая ни влево, ни вправо (если такой трюк удастся!), не задерживаясь ни у одного прилавка больше минуты, за три с половиной часа можно дойти до мечети Сулеймана.

Лицом к лицу лица не увидать. Понять существо стамбульского базара, оставаясь внутри его, нельзя. Нужно исходить город, присмотреться к нему, вернуться в базарную толчею, снова выйти из нее в городскую плоть, окинуть сторонним взглядом и ту, и другую стороны повседневного существования, чтобы оценить особую роль, могущество и всесилие Восточного Базара в прошлом и настоящем. Только теперь мне стал понятен критический момент иранской революции: противоборство РАВНОВЕЛИКИХ сил - тегеранского рынка и шаха. Если бы по каким-то не зависящим от нас причинам мы не могли свободно, сколько хочешь, ходить по базару, смотреть, щупать, думать, а ограничились обычным сувенирным налетом между двумя экскурсиями, вне нашего поля зрения осталась бы одна из самых впечатляющих особенностей СОВРЕМЕННОЙ Турции. Как ни люблю я толкаться по рынкам, какими бы занятными наблюдениями ни одаривали нас бангкокские или бургосские торжища, не думаю, чтобы я мог сказать что-либо подобное о любом другом виденном нами базаре.

Для начала стоило бы отказаться от привычных именований. Слова "базар" и "рынок" несут в себе ложные ассоциации, вослед которым маршируют вторичные антиномии, порождающие по большей части довольно-таки пустопорожние мысли из разряда "у нас - у них". Определение Далем базара как "торговли на открытом месте, торжища, рынка <...> для купли и продажи, особенно жизненных припасов", данное без малого полтора века назад, достаточно точно описывает место, куда наши мамы и жены отправляются за свежей, иногда дешевой едой. И совершенно не соответствует стамбульскому базару, где продовольствие составляет небольшую и заведомо не принципиальную часть торговли. Английское "market", понимаемое как "место, где люди встречаются для актов купли и продажи", своей абстрактностью уравнивает нью-йоркскую биржу с придорожной суверенной индейской развалюхой. (Заглянув попутно в "Этимологический словарь" Преображенского, я обнаружил, что, пользуясь "базаром" и "рынком" как синонимами, я впадаю в смысловую нелепицу сродни той, как если бы, желая описать пейзаж, стиля ради чередовал "лес" с "рощей". По Преображенскому, "рынок" принес в русский язык из немецкого (ring - кольцо) великий преобразователь российской безбрежности царь Петр - надо понимать, с целью одеть "базар" в акцизные брега.)

Привычных для европейского городского ландшафта больших универсальных продовольственных, одежных, промтоварных магазинов в Стамбуле нет. Может, где-то, в богатых пригородах, - не знаю, не видел. Из чего можно предположить, что процесс консолидации торговли здесь либо не имел места (маловероятно), либо носил другие, неизвестные нам формы. Какие и где? Трудно поверить, сколь хорошо обостряет зрение грамотно поставленный вопрос! Как где? На базаре!

Вернувшись из (условного) города в (условный) базар, я тут же налетел на слона, которого в первый базарный поход умудрился не приметить. Больше половины магазинов, лавок, подвалов, навесов и надвалов занималось исключительно оптовой торговлей! Причем настолько оптовой, что, когда я пожелал купить кружевной воротничок, человек в магазине меня начисто не понял и принес тюк воротничков; потом, уразумев необычность моих притязаний, достал из него большую связку и, когда после долгих объяснений на пальцах выяснилось, что мне нужен ОДИН, собрал совещание всех служащих для разрешения вопроса о цене.

В жилах организма, называемого "Восточный базар", по-прежнему течет крестьянская кровь. Когда схлынет опьянение красками, количеством и гамом, когда пройдены десятки рядов, высмотрены сотни витрин, ощупаны отрезы, вывернуты на предмет ярлыка рубашки, ножи попробованы на сталь, а стулья на прочность, до вас постепенно доходит, что разнообразие товаров в караван-сарае при кажущейся бесконечности на самом-то деле невелико и почти все они предназначены - дому. Кухне, одежному шкапу, постели, повседневному и праздничному столам. Не считая ковров, которые в Турции мебель, и ювелирных вкраплений, я не припоминаю никаких предметов роскоши, западных или местных, чего-либо странного, неуместного, непрактичного.

Может, я бы и не обратил на это внимания, если бы не наш последний, воскресный поход по мертвому Восточному Базару, когда мы наконец вышли к паре оживленных улиц, где вели коммерцию, надо думать, безместные флибустьеры. Вот тут-то и развернулась вовсю торговля дешевыми часами, зажигалками, авторучками, электронными играми, телефонами, компьютерными записными книжками и прочей чудесной дребеденью, изгнанной - убежден, изгнанной! - из по-деревенски консервативного караван-сарая. Не стану ручаться, но, по-моему, только здесь, на этих развалах, мы впервые увидели импортные товары. Все остальное: одежда, посуда, мебель, мелочи обихода - турецкое. Отменного качества, заведомо лучше китайского, а электротовары добротнее американских.

В нормальный рабочий день на стамбульский базар приходят по меньшей мере несколько сотен тысяч человек. Склеротические улицы старого города уже давно непригодны для такого экономического буйства. Первые дни, отпрыгивая с тротуара на дорогу от тачек, с дороги на тротуар от малолитражных грузовичков, уступая место нагруженным по уши бренчащим кастрюлями осликам и тяжело ступающим, согнутым пополам многопудовыми тюками немолодым носильщикам, я проклинал каждое препятствие и по-барчуковски вопрошал: отчего бы не поставить им электрические лебедки или на худой конец полиспасты, как у голландцев, вместо того чтобы гонять батраков на четвереньках вверх и вниз по готовым вот-вот рухнуть лестницам, почто местной автопромышленности не разработать пяток-другой моделей легких грузовичков?! Я все еще мыслил "рынком" и, пяля глаза, НЕ ВИДЕЛ разворачивающейся перед глазами тончайшей исторической ткани, из которой сшита окружающая нас жизнь.

С первого дня меня будоражили два вопроса: откуда появляется чай, с подносами которого день-деньской бегают мальчики-разносчики, и почему продающих настолько больше, чем покупающих? Происхождение уставленных дымящимися мензурками подносов так и осталось для меня мистикой местной жизни (скорее всего где-то в глубине зданий круглые сутки работают невидимые бойлерные, снабжающие чаем - к слову, не только купцов с покупателями, но также столовые, забегаловки, рестораны: всякий раз, когда я заказывал чай, его приносили со стороны). В какой-то момент, как мне показалось, я подошел к ответу и на вторую из мучавших меня загадок базара. Ключом послужила мимолетная сценка.

Мы шли по крутой улице вверх, и возле витрины одного из магазинов я заметил человека, который долго и внимательно разглядывал огромные скороварки, а потом исчез в чреве подвала. Через некоторое время мы остановились перевести дыхание, я закурил, обвел глазами панораму, и внезапно в поле моего зрения попал давешний покупатель: на сей раз он повелительными жестами руководил группой носильщиков, вносящих в магазин - без малейших сомнений, его собственный! - дюжину тех самых кастрюль! Тут-то и дошло до меня, что четких, жестких функциональных ролей продавца-покупателя здесь нет, именно потому что это... не базар.

И сразу масса деталей встала на свои места. И оптовая торговля, и тяжкая, ни на секунду не прекращающаяся суета при видимом отсутствии частых сделок, и сопутствующий людскому постоянный механический шум, и количество микрогрузовичков, и якобы спустярукавные чаепития на порогах лавок, а главное - сосредоточенная деловитость всех и каждого...

Как назвать это место, что оно такое? Точного слова в русском языке нет. Перебирая возможные синонимы, я мимолетно отметил, что все они либо безнадежно архаичны, либо иностранные кальки, уходящие смыслом в начала индустриальной эпохи, между тем как я нахожусь в сердце древнего, постоянно обновляющего - ассортимент не оставлял сомнений на сей счет, - регенерирующего себя ОРГАНИЗМА, и нужное слово, если я его отыщу, должно прийти из биологии, может быть, истории, но уж никак не экономики. Не нашел. Что же, подумал я, ВОСТОЧНЫЙ БАЗАР - не худший из иероглифов.

Он был и остался экономическим центром страны. Как и сотни лет назад, каждый день сюда съезжаются тьмы перекупщиков, лавочников, ремесленников со всей Турции - продать, завязать связи, пополнить запасы. Розничный покупатель, домохозяйка составляют бесконечно малую, хотя и не пренебрегаемую, величину в процессе купли-продажи, в основании же лежит поддержание и обновление генного аппарата выживания общества. Караван-сарай (искомое слово?!) не только поддерживает существование его обитателей, но и сохраняет столь важное чувство достойного самосознания каждого соучастника в процессе. Он, соучастник, купец невеликий - но сам себе хозяин; пусть он производит двадцать утюгов в год или триста рубашек в месяц, но он бенефактор своего клана, семья, родственники из дальних анатолийских деревень ищут его благосклонности - и работы; пока он на коне, семья, клан выживают - а вместе с ними общество.

Что выиграет турецкая цивилизация, превратив хозяина торгующей галстуками лавки в начальника отдела галстуков Department Store?

Куда уйдут тысячи носильщиков, разносчиков, чаеваров, счетоводов, укладчиков, которым за сорок, пятьдесят, шестьдесят?

Что все эти взращенные в достойной, по их разумению, независимости люди станут делать, попав в издолье к анонимному, анемичному государству, которое едва справляется с крохотными партизанскими отрядами курдов и, похоже, давно капитулировало в войне с армией собственного ворующего чиновничества? Едва ли сыщется на земле человек, более далекий от умиления патриархальным обществом, чем автор этих строк, но, по совести говоря, я не уверен, что быть государственным нищим лучше, чем холуем своего богатого родственника. И потом, во всем стоит поискать смысл - он там есть, пусть микроскопический.

Не приходится сомневаться, Восточный Базар - жесткое место уже хотя бы потому, что мягко в торговле не стелют нигде. Допустим, в какой-то момент его, как случилось с сан-францисским Farmer Market, окружат "чертой оседлости", ограничивающей его физическую экспансию, - что тогда? Тогда он помрет от старческого склероза. Что по существу и случилось со всеми стамбульскими "крытыми" рынками. Какой безумный обитатель этого чудовищного метрополиса в конце ХХ века будет продираться сквозь городское пекло на рынок за черным перцем и паприкой? Какая дурь погонит жителя Бешикташа за бисерным слоником или молельным ковриком в Kapal i Carsi? И потому, надо думать, с ноября по май в ожидании заморских лохов капальские купцы платят за свои древние привилегии, гоняя такие чаи, каких хватило бы всей Англии на год.


© Русский Журнал, 1998 russ@russ.ru
www.russ.ru www.russ.ru