17.07.98

Мадам Баттерфляй

Марк Печерский
pech@russ.ru

"Хорошо бы запастись льдом, - задумчиво сказала Белка, сливая талую воду из походного холодильника. Сейчас или утром? - спросил я. Она понюхала обернутую в целлофан колбасу, потрясла льдинками на донышке. - Как тебе будет удобно, на ночь хватит.

Мы внесли в номер походный реквизит, и пока Белка занималась устройством однодневного быта, я вышел покурить. Темно, холодно и пусто. Кроме наших, свет горел только в окнах флигеля; подойдя ближе, я увидел, что это mobile home. Хозяева, догадался я, дом соединен коридором с конторой. И сразу стала понятной удивившая вчера надпись в пустой конторе "позвоните по телефону": они живут в соседней пристройке. Из окна доносился пластмассовый голос, повествующий об удивительно низком проценте под займ на покупку чего-то заведомо ненужного. Пойду-ка, возьму лед, решил я, самое время побеспокоить, всяко дело лучше, чем в пять утра.

Сразу за мной в контору вошел невысокий тощий парнишка лет двадцати, огляделся по сторонам, приметил висящую карту и стал молча в нее всматриваться. Я достал со стенда брошюру с картой и протянул ему. Он явно принял меня за хозяина, и, не разворачивая карты, поинтересовался, далеко ли до Амаргосской Долины? Час с небольшим, ответил я и показал, где мы и где Амаргоса. Будучи по натуре неискоренимо глупым самаритянином, я тут же прибавил, что мотель этот не дорог и почти пуст, окрестные места полны красот и утренняя поездка будет приятней пустого ночного пробега. Он с видимым безразличием выслушал мой панегирик невадским пейзажам и только поинтересовался, легко ли в темноте найти здешние фермы. Какой смысл на ночь глядя ехать на ферму?! - удивился я, но наш разговор прервал появившийся хозяин. Узнав, за чем я пришел, он прихватил тару и удалился в жилые покои. Что молодой человек едет на ферму, меня нисколько не удивило. Сколько их, молодых, отрывающихся в собственное начало, ищет его на земле, как друзья нашей дочки, Крис и Фрэнк. Невада вполне подходящее место, дешевое…

Откуда? - поинтересовался я. Из Нью Хэмпшира, - сказал он. Еще бы, кивнул я своей догадке, там цены бешеные. А вот и лед, - бодро выкрикнул вернувшийся хозяин, - чем еще могу быть полезен? Раз так, решил я, заплачу-ка сразу за день вперед, и протянул ему кредитку. Он снова удалился. Молодой человек покончил с картой и переминался с ноги на ногу. Значит, по этому шоссе? - уточнил он. Я взглянул на карту: по этому. - А фермы далеко от дороги? О фермах я ничего не знал и только повторил рассуждение об утре, которое мудренее вечера. Мой ответ его не удовлетворил, и он повторил вопрос хозяину. Ферм много, - нисколько не удивился тот, - с дороги они не видны, но найти их не составит труда. На том мы и разошлись. Вернувшись, я пересказал Белке разговор, она взгрустнула, вспомнив пустую, без продолжения покупку Леной и Фрэнком колорадского участка, потом встряхнулась и предложила обсудить завтрашний маршрут.

Из Битти в Лас-Вегас ведут две дороги, одна скоростная, по долинам, другая, судя по карте, - местного значения, двурядная, через горные перевалы. Белка склонялась ко второй. Разница не больше часа, зато горы, убеждала она меня, а вероятнее всего не проиграем и во времени, на скоростной будет утренняя давка, на местной, даром что узкая, в этот час наверняка посвободней. Меня устраивала любая, проселок так проселок.

От прошлогоднего проезда через Амаргосскую Долину у меня осталось в памяти только a la Cirico сюрреалистическое каре заброшенных одноэтажных строений посреди плоской выжженой добела пустыни. Фасад одного из них украшала полустертая, выписаная франтовским готическим шрифтом вывеска "Гостиница", на фронтоне другого большими черными буквами было выведено "Опера". Почему-то не остановились… Долина, впрочем, дорожила репутацией и просто так не отпускала. В первый раз мы вышли из машины, пораженные игрой света и теней в дальних дюнах. Там, играя миражами едва обозначенных поверхностей, на километры протянулась… картина Дали! Цвета: мягкий желтый и жесткий черный, андрогинные, переливающиеся друг в друга формы - буквально! По другую сторону, метрах в ста от дороги стоял… вавилонский зиккурат, в нише которого темнела огромная, как на порталах кастильских соборов, идеально правильная la concha de Santiago, раковина Святого Иакова! Ты видишь?! - ойкнула Белка. Мы подошли к изгороди. Чудеса твои, Господи, то был карьер; у подножья холма стояла блистающая поносным цветом промывочная установка; обвивающая зиккурат спираль оказалась вагонетной дорожкой. Но ниша вблизи - хоть не верь глазам! - была тем же, чем издали - эмблемой святого-покровителя Испании! Тени забытых предков, - пробормотал я про себя. - Как ты думаешь, это случайно или нарочно? - словно подслушала Белка. Глаза у нее были квадратными от удивления. - Вы, женщина, часом, не из тех же краев, что светловский хлопец, - вежливо осведомился я, - у них там случаются эпидемии испанских галлюцинаций? На этот остров они еще не пришли. По коням.

В четвертый раз за последние два года мы едем по пустыням, и, должен сознаться, с каждым разом я все сильнее чувствую - приведись выбирать жизнь по вкусу, выбор стоял бы между свободой большого города и свободой пустыни. Ненарочная сосредоточенность, с какой глаз, скользя по мельчайшим неровностям переливающейся пустынной глади, держал одновременно в виду полутона облаков, кряжистый кустарник, мозаичный блеск придорожных камней, обнаруживала прежде неведомое мне состояние родства с окружающим пейзажем. Он был СВОИМ: как запах эвкалиптовой коры, розовые почки входящей в цвет сакуры, пестрые сан-францисские вывески.

Мы чуть не пропустили поворот на неказистую, вьющуюся в дальние горы дорогу; со столбовой она казалась узкой козьей тропой. Ан нет, карта не врала, Сто Шестидесятый был отменным, с почти новеньким покрытием шоссе, и, похоже, Белкин расчет догнать запретными скоростями потери на частых остановках имел смысл. Первую долину, собрав с обочин дань кусками сияющей черной лавы, мы промчались с ветром. Полюбовавшись с перевала амаргосскими просторами, нырнули в ущелье, из него вышли в распахнутые до горизонта салатно-зеленые пастбища, в глубине которых виднелись сам-два, сам-три крохотные хутора. Помню, я еще подумал, по дороге к соседу за солью можно выслушать весь Хорошо Темперированый Клавир. Смотри, - кивнула Белка на группку машин, - не одни мы умные. За первой кавалькадой проследовала вторая, потом третья, встречное движение сгущалось и уплотнялось. Однодневщики из Лас-Вегаса в Долину Смерти? По боковой дороге? - усомнилась Белка. Помимо количества машин, интриговала странная для этих мест скорость: вдали от полицейского глаза никто не превышал, напротив, они шли словно в раздумье или замешательстве, как будто сбились с пути. Я обернулся: никто не останавливался. Да и где, в чистом поле, то бишь пустыне?! На одном из отрезков мы проскочили мимо ворот, на которых я успел прочитать "Мадам Баттерфляй"; вдали за обычной изгородью маячили пара домиков, паслись коровы. Название фермы ужасно нас рассмешило! Оперный театр, видать, не призрачный, - хохотал я, - а действующий, идущий нога в ногу с нынешней модой на Пуччини! Купим абонемент?! Прозаичная Белка по очереди выдвигала и отвергала гипотезы: горожан, закупающих свежие продукты; хитрованов, как мы, понадеявшихся на безлюдье обходной дороги; невидимую отсюда фабрику - народ едет спозаранку на работу; ярмарки-аукционы. Мы поизощрялись на тему "Мадам Баттерфляй", я вспомнил покойного Володю Л., сиониста-неофита, который, будучи от природы весьма неглупым человеком, с жаром повествовал мне в годы оны байки о киббуцах. А в перерыв, - говорил он торжественным голосом, - они сходят с комбайнов, достают инструменты и играют квартеты. Даже симфонии, - добавлял он, чтоб не обидеть любимый жанр. У меня его пасторали вызывали смущение, было неловко, что он, образованный филолог, написавший диссертацию о тургеневской "Асе" и несколько недурственных статей об украинском модернизме, верит в подобную хреновину. Но, видимо, ошибались мы оба: фермеры-меломаны существуют, может, не в киббуцах, а в пустынях "дикого Запада"…

Так, под аккомпанемент Пуччини мы въехали в Лас-Вегас. В эту поездку мы намеревались осмотреть город "где живут". Этому занятию отводился положенный в завтра-послезавтра час, сейчас наступало время потехи. На сей раз мне фатально не везло, я беспрерывно проигрывал, и хотя в процессе сделал важное открытие, а именно узнал наконец-то, за что отец бил сына, настроение ухудшилось. Ладно, shit happens, забыли. По пути от неудачи к неудаче, надев маску туристского любопытства и испытывая предел Белкиной благосклонности, я принимал от каждого мексиканского подростка порцию порнорекламы, распихивая ее по карманам, в результате чего, надо думать, выглядел толще и шмаравознее обычного.

Вечером, в номере, взглянув мельком на единственную за день добычу, я с удивлением обнаружил, что в Лас-Вегасе практикуется "японская нравственность": все прелести красоток были зачернены! (В Токио, включив телевизор, мы попали на порнофильм, в котором тела исполнителей обоих полов ниже пояса были засвечены бликами! Воображению отдавалось так много, что я до сих пор не понимаю смысла этого абсурдного жанра.) Негостеприимный город, не милосердный, - сказал я, выбрасывая пуританскую порнуху в мусорный бачок, - давай напьемся с горя чаю. И пошел ставить чайник. Вдруг из комнаты раздался вопль. Смотри! - протянула Белка мне одну из брошюр. Я удивленно посмотрел на спятившую жену. Что смотреть? Как говорили у нас в школе, ни кожи, ни рожи… Карту, карту! - задыхаясь от смеха, прокричала она.

На карте подробно разъяснялось, как найти местные бордели. Назывались они фермами - и все до единой располагались вдоль "местного, двурядного" Сто Шестидесятого!

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru