21.09.98

Поездка по пустыням Калифорнии и Невады
Кое-что о географии

Марк Печерский
pech@russ.ru

Без нее не обойтись. То есть можно, но - неинтересно, попросту скучно. Путешествие задается пространством, в котором точки отсчета - начальная, конечная - только пролог.

Мечтая поймать недолговечное цветение пустыни, мы избрали Долину Смерти - одно из самых жарких мест на планете. Плюс сорок-пятьдесят здесь норма; ни живой былинки, ни птичьего голоса, выжженные камни, спекшаяся глина, лунный ландшафт - и потусторонняя, на десятки миль, тишина. Попали мы сюда впервые несколько лет назад, позарившись на картинные изображения барханов, и с первого же взгляда, с перевала Эмигрантов, влюбились в Долину. Кстати, барханная часть, причудливый островок посреди камня и соли, на поверку оказалась далеко не самым удивительным из здешних чудес, так что больше мы никогда в пески не выруливали. С тех пор каждый раз, когда хочется вдохнуть красоты и покоя, мы подгадываем к зиме и едем сюда выдохнуть накопившийся смрад жизни.

Дело, однако, не простое. Нет, домчаться из Сан-Франциско до Долины Смерти можно за 12-14 часов; для этого достаточно быть полным кретином - остальное приложится...

Условно Калифорнию можно разделить на три ни в чем не схожих части. Северная, от Юкайи до Сакраменто, - малолюдный лесной, озерный и горный край с патриархальным укладом: рубят лес, рыбачат, охотятся, золотишко моют; кабы не единственные на Земле секвойевые леса, сюда, пожалуй, и не забрел бы никто пришлый; люди здесь жестоковыйные, независимые, хотя и дружелюбные. Об этой Калифорнии окружающий мир со времен Джека Лондона и Готорна знает мало, чему аборигены рады настолько, что не прочь выделиться в самостоятельный штат.

От Сакраменто, скучной столицы, куда изгнаны с глаз подальше местные политики, до Сан-Луис-Обиспо простирается Центральная Калифорния с блистательным Сан-Франциско, Силиконовой долиной - компьютерной столицей мира, Сан-Хоакинской долиной - одним из плодороднейших районов Америки; многочисленными винодельческими, скотоводческими фермами, рисовыми полями в предгорьях Кордильер, рыболовством вокруг Монтерея, всемирно известными национальными парками: Йосемитский, Кингс-Каньон, Секвойя. Сюда, где зимы нет как класса, устремляются и богач - отдохнуть от трудов праведных, и нищий мексиканский campesino - подработать в сезон, и честолюбивый компьютерщик - попытать удачи, и алчущий высокой культуры провинциал - здесь чуть ли не в каждом городке по симфоническому оркестру.

Южнее Сан-Луис-Обиспо начинается Южная Калифорния - собрание гор, пустынь, соляных озер, местоприсутствие монстра-мегаполиса Лос-Анджелеса с его скоростными шоссе вместо улиц, едва ли не лучшими музеями в стране, разумеется, Голливудом, Диснейлендом, и уникальными образцами архитектуры XX века. Второй по величине город штата - Сан-Диего, с климатом, которому, говорят, завидуют даже в раю.

С севера на юг идут три сквозных фривея: Первый, Пятый и Триста Девяносто Пятый. (Когда вы едете по ним, мысль о прописных буквах постоянно присутствует в вашем сознании, и мы еще поговорим об этом.) От выбора одного из этих шоссе зависит, какую Калифорнию вы увидите.

ПЕРВЫЙ змеится по нависающим над Тихим океаном скалам, вдоль лесных массивов, рыбацких и курортных поселков, пляжей; там парят над океанским прибоем современные икары-дельтапланеристы и отлив обнажил мерцающие коричнево-черные сплетения водорослей, из которых ползет на обед крабье семейство; добро пожаловать в веселый университетский город Санта-Крус, и тому, кто устоять сумеет хотя бы часа три перед его книжными магазинами и лавками экзотической азиатчины, африканщины и американщины, мое восхищение - из таких людей МОЖНО делать гвозди высшей пробы! Торопящиеся и нечувствительные к экзотике могут притормозить чуть южнее, в городке миллионеров Кармеле и поискать ответ на мучивший Скотта Фицджеральда вопрос о разнице между богатыми и бедными - или оставить миллионеров их заботам ради невероятно живописного отрезка побережья под названием "17 миль", платной дороги одноименной протяженности вдоль океанской кромки, усаженной словно сошедшими с дюреровских гравюр экспрессивными монтерейскими кедрами. Люди мужественные, выдержавшие испытание тривиальными придорожными отбивными, крабами, филе-миньонами и сумевшие донести девственный аппетит до Солванга, городка неподалеку от Санта-Барбары, могут разговеться настоящим европейским обедом. Старое голландское поселение, а ныне полугородок, полутуристский аттракцион с настоящими и декоративными мельницами, деревянными наличниками, кружевными чепчиками на дородных матронах, Солванг заслуживает сознательной остановки - для подготовки к следующей, в Ломпоке, у сторожевых вышек знаменитой федеральной тюрьмы.

Но красавец ПЕРВЫЙ подобен толстовскому предложению, его ритм изобилует знаками препинания; как полагается горной дороге, он тягуч, глаз постоянно устремлен к океанской дали, и только в районе Лос-Анджелеса обстоятельный толстовский синтаксис переходит в джазовые синкопы, импровизации на солнце-трубе сменяются кларнетными соло пляжей, пока грубая реальность не останавливает вас на мексиканской границе с просьбой предъявить документы.

В отличие от ПЕРВОГО, работяга ПЯТЫЙ идет по кондовой глубинке - лесорубской, фермерской, промышленной. Николай Васильевич Гоголь, разок проехав по ПЯТОМУ, никогда бы не задал риторического вопроса о быстрой езде. В пределах законных ста четырех километрах здесь ездят только без году неделя эмигранты, туристы и, до поры до времени, осторожные китайцы - все прочие считают скорость ниже ста двадцати нарушением гражданских прав. Мне не доводилось слышать признаний в любви к ПЯТОМУ, но с меня довольно, что он сам платит мне взаимностью! Выезжая на него в районе Ливермора, мимо непередаваемо женственных холмов (говорят, как в Крыму - не знаю, не бывал) и сюрреалистического зрелища сотен вращающихся ветродвигателей на горизонте, я предвкушаю встречу с Сан-Хоакинской долиной - розовыми в ясный день, голубыми в тумане дальними отрогами Сьерра-Невады; с просторами кукурузных и хлопковых полей, темно-зеленых бескрайних огородов, сияющих бордовым маревом виноградных лоз; с плац-парадами выметенных, вычищенных по линейке ровных садов то в белом подвенечном уборе, то в строгих темно-зеленых колерах зимы; пасущимися на придорожных ранчо коровами, овцами, и (кто не видел - потрясающее зрелище!) согнанными в корали стадами - до горизонта коровы, коровы, коровы! Запашок что твой нашатырь - пронимает до костей! Тут можно свернуть на Лос-Баньос - ничем не примечательный городок, если не считать баскского ресторана; однажды, пообедав, я было достал кошелек, чтобы расплатиться, но посторонился, уступая дорогу официантке, нагруженной подносом с двумя гигантскими, как для Гаргантюа, блюдами. И шла она к нашему столу! Мы уже пообедали, показал я на пустые тарелки. Ах это, отвечала она, отдышавшись, то были закуски… Страшно и сладко вспомнить, что случилось потом! Давеча нырнули мы в Кингсбург, такой же маленький, сельскохозяйственный, не отмеченный в путеводителях. Посмотри направо! - потребовала Белка. Над городом возвышалась металлическая мачта, увенчанная кофейником размером с дом! Остановились, пошли на разведку. Повсюду надписи на иностранном языке… Оказалось - старое шведское поселение, с традиционными едой, именами, праздниками, кофейнями. Ишь ты подишь ты, кто бы знал! А никто и не знает, туристы сюда не заглядывают - обычный, со своим лицом, городок вдоль ПЯТОГО.

Проехать с севера на юг по ТРИСТА ДЕВЯНОСТО ПЯТОМУ нам пока не удавалось. Шесть месяцев в году перевалы закрыты снежными заносами, обвалами, осыпями. Вот и сейчас, едва забрезжила мысль осуществить заветный "сквозняк", позвонил родственник и сказал, что уезжает в тамошние горы. Разъезд по-калифорнийски: кому - разгар лыжного сезона, а кому - пустыня в цвету.

Шоссе проходит по восточной окраине штата, периодически ныряя в соседнюю Неваду, по заповедникам, одни названия которых вызывают слюноотделение: Йосемити, Сьерра-Невадский Лес, озеро Моно, Кингс-Каньон, Секвойя, Инио. О белых йосемитских скалах говорить не приходится, о них знает всяк, а вот об удивительном озере Моно - почти никто. Между тем презанятнейшее место! Оказавшись впервые на его берегу, я засмотрелся на причудливые очертания, напоминающие литографии Макса Эрнста; засмотрелся и нечаянно споткнулся о валун размером с пять футбольных мячей. Уже открыл было рот, чтобы взвыть от боли, - но валун, "споткнувшись" об меня, покатился вперед! Я подошел к нему и осторожно поддел ногой - тот опять покатился; тогда на глазах у изумленной Белки я взял его в руки - и как пушинку поднял над головой. Пемза! Вот отчего прибрежные горы выглядят так, будто их источил жук-древоточец!

Здешние секвойи, 8 - 11 метров в обхвате, красные, как тропический закат, уходящие вершинами в поднебесье, - самые большие и древние из существующих на Земле живых существ. Дотрагиваешься до ствола, которому от роду две, а то и три тысячи лет, родившегося до Александра Великого и Древнего Рима, - и ноги подгибаются. Но к самому древнему подойти не удалось - снега намело по колено.

Остановились на ПЯТОМ.

(Продолжение следует)

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru