Зачем книге заглавие? Чтобы говорить о ней. Разумеется, если книга всего одна, как в том анекдоте, ей заглавие и не требуется. Или, если серьезно, как вошедшее в европейскую культуру заглавие Библия, которое, собственно, и значило "книга". Таким образом, если ясно, о какой книге идет речь, ее и не надо никак называть. Но если книг несколько - ситуация сразу же меняется. И та же Библия на самом деле не одна книга, а собрание множества книг, и ее название когда-то понималось как "книги", то есть собрание книг, и лишь потом было переосмыслено как форма единственного числа. Книге необходимо дать имя. Как это сделать?

Вообще говоря, имя может быть любым. Ведь главное, чтобы с его помощью мы могли ясно отличать один предмет речи от другого. Это прекрасно доказывают древнееврейские заглавия книг, входящих в Пятикнижие (Тору): в качестве заглавий ветхозаветных книг используется просто первое слово текста - "В начале", "Имена", "И воззвал". В принципе, книги можно было бы спокойно нумеровать и использовать эти номера как опознавательные знаки (примерно так и поступают, составляя каталоги библиотек). Живут же американцы в городах, где улицам не досталось других имен, кроме номеров, - и ничего. И все же человеческая природа таким решением не очень удовлетворяется. Нам хочется, чтобы имя что-то значило, было, по крайней мере, не просто наугад выхваченным значком. Ведь и американцы сначала разбивают город на районы, у которых есть "нормальное" имя, чтобы потом воспользоваться числами для улиц.
Уже при переводе Ветхого завета на греческий язык входящим в него книгам пришлось дать более привычные для нас имена, как того требовала греческая литературная традиция, и формальные этикетки превратились в знакомые нам "Бытие" (вернее, "Генезис", то есть "Становление, возникновение", а принятое у нас заглавие - один из примеров многочисленных недоразумений, происходящих с заглавиями в их долгой истории), "Исход", "Левит".
Сами греки первоначально пользовались обычным для многих народов с ранних времен обозначением книги по герою, главному событию или месту действия. Так, "Илиада" - книга о том, что происходило в Илионе (Трое) и вокруг него, а "Одиссея" - книга об Одиссее и его скитаниях. В других культурах к этому часто добавляли обозначение жанра, и получалось "Сказание о..." или "Песнь о...". Пока сочинений было не так уж много, само жанровое обозначение, характеристика типа текста, могло служить заглавием. Так было и в Ветхом завете, где "Псалмы" или "Притчи" - не более чем такая характеристика. Использовались подобные заглавия и тогда, когда автор испытывал некоторое затруднение и оказывался не в состоянии обозначить тематику книги - так сделал, например, Элиан, назвав свое сочинение "Всяческие истории". Когда сочинений одного жанра становилось несколько (как это было с античными "историями" и "географиями"), то можно было для различения их указывать автора.

Так продолжалось до тех пор, пока тексты передавались устно или переписывались от руки. Новые сочинения в таких условиях были в большинстве своем редкостью, и чтение книг (или прослушивание декламации) становилось перечитыванием хорошо знакомого. Сюжеты были известны наперечет, и с одного-двух слов публика понимала, о чем пойдет речь.
Положение существенным образом изменилось с появлением печатного станка. Количество изданий резко пошло вверх, а печатное тиражирование повышало шансы книг на выживание. Читатель оказался в ситуации, когда ему предстоит иметь дело со множеством новинок, о героях и сюжетах которых он, возможно, никогда до этого не слышал.
Старых имен становится явно мало. Заглавие начинает разрастаться, включая в себя все больше сведений о содержании книги, ее герое (или героях), авторе. В принципе, заглавие оказывается открытым почти для любой информации, если автору и издателю казалось, что таким образом можно заинтересовать, привлечь читателя, дать ему понять, что ждет его в этой книге. Зачастую титульного листа едва хватало, чтобы вместить все, что выносилось на глаза берущего в руки книгу: здесь не только характеристика главного героя и подробное изложение сюжета, но и любые другие указания, вроде: "изложенное ясным и изящным стихом", "полезное чтение для всех сословий". Таким образом, заглавие превращалось в полную характеристику содержания, жанра и формы книги, ее автора, назначения, читателя, а в случае необходимости содержало и рекомендации, а также уверения в лояльности соответствующим властям. Вот, скажем, российский автор конца XVIII века, создавший "Историческое описание российской коммерции" (это, разумеется, только начало заглавия), не преминул прямо на титульном листе указать, что его описание заканчивается временем "ныне благополучно царствующей Екатерины Великой".
С современной точки зрения такое заглавие было не только заглавием и указанием на автора, но и играло к тому же роль аннотации, а в случае необходимости - предисловия и даже библиографической характеристики. Современный читатель не всегда ясно представляет себе эту ситуацию, вполне типичную для XVII - XVIII вв., потому что привычные нам названия известных литературных произведений являются на самом деле сокращениями, адаптацией к устоявшемуся стандарту (если угодно - фальсификацией). Ведь знаменитое сочинение Даниэля Дефо называется в действительности не "Робинзон Крузо", и даже не "Жизнь и приключения Робинзона Крузо", а "Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки, близ устьев реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами, написанные им самим". Человек с богатой фантазией саму книгу после этого может и не читать.

Разрастание заглавий было вызвано чисто практическими потребностями того времени. Появился книжный рынок, но рынок этот был еще достаточно диким, книгами зачастую торговали внавал, пытаясь всучить кому угодно что угодно. Но постепенно ситуация приобретала цивилизованные формы. Издательства начали стремиться к специализации, рассчитывая на вполне определенную публику. Все более важную роль играют книжные каталоги, библиографические издания, публикующие аннотации и рецензии на книжные новинки. Активно работает и успешно набирает общественный вес литературная критика, отмечающая среди множества новинок наиболее существенные литературные произведения. Покупатель приходит на рынок, уже обладая определенными ориентирами, имея определенное представление, что и у кого он хотел бы в первую очередь купить. В результате необходимость выносить на титульный лист книги всю информацию о ней отпадает.
Первым поколением европейских литераторов, выросших в условиях достаточно цивилизованного книжного рынка, были романтики. Именно в период романтизма заглавие начинает в полной мере приобретать новое измерение - литературное.
Романтики сделали очень важное открытие: они увидели в заглавии текст. А поскольку в основе их взгляда на мир лежала эстетика, они увидели, что это именно литературный текст, который подлежит прочтению, как и любой другой, и может обладать теми же свойствами, что и литературные тексты вообще. Заглавие, например, должно определенным образом звучать, определенным образом смотреться на листе бумаги. Более того, оно - текст особый, мета-текст, представляющий собой программу литературного произведения и ключ к его пониманию. Заглавие начинает до какой-то степени жить своей жизнью, оно перестает быть однозначным, оказывается открытым различным толкованиям.
Совершенно не случайно поэтому, что романтики задаются вопросом, который до того мало кого волновал: что такое заглавие? Среди фрагментов Новалиса не раз встречаются рассуждения подобного типа: "Чем должно быть заглавие? Органическим, индивидуальным словом, или генетическим определением, или выраженным в одном слове планом - общей формулой? Но оно может значить и больше". Исходя из того, что литература должна постоянно обновлять свои принципы, нарушая устоявшиеся приемы (поэтому романтики говорили о "прогрессивной" литературе как о своем идеале), романтики понимают под заглавием своего рода литературную увертюру к основному тексту, роль которой амбивалентна: оно может быть и загадкой, завораживающей, провоцирующей читателя, но должно в то же время, если ее разгадать, стать ключом к пониманию всей книги. Литературная интрига проникает и в этот минимальный по своим размерам текст.
Как и во многих других отношениях, романтики относительно заглавий в своих теоретических рассуждениях ушли гораздо дальше, чем в собственно литературной практике. По сути дела то, что они наметили в теории, было реализовано в полной мере лишь последующими поколениями литераторов - вплоть до символистов и раннего авангарда. Во всяком случае, с начала прошлого века книжные заглавия резко сжимаются в объеме, словно возвращаясь к состоянию допечатной литературы. Однако отношение к заглавию как к тексту, который тоже читается, с этого времени остается неотъемлемой частью литературной жизни.

Романтики не зря боялись автоматов. Они понимали, что жизнь человека не может не измениться, когда часть его функций возьмет на себя машина. Человеку придется считаться с тем, что вещи, важные для него, машине совершенно не нужны, и наоборот.
Компьютер тоже читает тексты, но делает это по-своему. Ему тоже необходимы имена для текстов, чтобы отличать один от другого. Но в отличие от человека его памяти и восприятию совершенно все равно, будет ли это содержательная характеристика текста, будет ли это действительно какое-то "имя" или "текст", которые могут читаться и как-то осмысливаться, соотноситься по своему содержанию с тем, что они обозначают. Его нельзя заинтриговать или озадачить двусмысленностью (ее для него все равно не существует), привлечь странным звучанием, а его кремниевая память без труда выдерживает любые этикетки в пределах заданного числа знаков, так что для компьютера нет ни малейшей разницы между "Faust" и, скажем, "00b125".
И это необходимо учитывать, поэтому, общаясь с машиной, приходится давать текстам - то есть файлам - те имена, которые годятся и для человека, и для машины.
Но поскольку задача компьютера, как и любой другой машины, - избавлять человека от некоторой части работы, нет ничего удивительного в том, что последние текстовые редакторы берут на себя и задачу дать тексту заглавие. Из-за того, что, как уже говорилось, машина может сделать это только формально, без ассоциативной игры или других понятных для человека связей, выбор разработчиков программы Word 7 пал на очень простое и логичное решение: когда вы даете компьютеру команду "сохранить как", в окошке в качестве готового заглавия вам предлагается первое слово текста. Вот такой электронный вариант Ветхого завета наших дней.