6.01.99

Русский стрелок

Дмитрий Петров
info@millennium.ru

-Видишь ли, вся эта твоя любовь к таким вот барам, где за длинной стойкой разливает пиво толстая завитая блондинка... Где на высоких, красных, драных табуретах, из которых торчит поролон, сидят усатые краснорожие бугаи, вылупившись на кретинские плакаты, вроде "Я наливаю в долг раз в день, и сегодня ни хрена не твой день, браток!"... Где веселые девки в джинсовых рубашках курят "Мальборо", калякают с этими мужиками за жизнь и слушают блюз... Твоя, понимаешь ли, любовь к таким местам и интерес к таким людям выглядят, честно тебе скажу, довольно дико.

Ведь ты же, вроде, нормальный человек! Тебя же нормальные человеческие вещи должны бы привлекать! А не этот white trash - "белый мусор"...

Ты бы еще, блин, к черным в кабак пошел.

Нет, старик, ты как-то кое-где у нас порой меня просто удивляешь.

Володя Астахов подобрал меня на углу Норт-Чарльз и 34 улицы, что поблизости от железнодорожных путей. Теперь он быстро катил away, вон, прочь из города Балтимора, сильно им нелюбимого за обилие цветных и урбанистическую маяту. Он полагал, что ни тому, ни другому не место в современной Америке. Он находил, что само существование белых промышленных работяг, с которыми я свел знакомство в длинной и узкой забегаловке, где к тому же довольно дешево продавали спиртное на вынос, есть вызов здравому американскому смыслу, актуальной истории этой страны и логике ее развития.

Вова очень серьезный русский американец.

- Да, старик, ну ты б еще действительно вперся к черным. Вот бы где тебе было интересно! Вот бы где тебе показали. Хорошо, если б ушел жив-здоров и с деньгами!..

Ты, говоришь, пиво пил с белыми слесарями и строителями? Есть, конечно, и среди белых такие, знаешь, которые плохо учились в школе, и ничего больше не умеют, кроме как гайки крутить, что, скажу тебе прямо, у нас в Америке делать положено вообще-то мексиканцам. А что до строителей, то они в этом городе сейчас больше ломают всякие развалюхи. И немудрено, что они белые, потому что на всю прочую шелупонь даже в таком деле положиться нельзя...

Слесаря, понимаешь... Вечно ты раскопаешь всякие реликты и артефакты и носишься с ними. Пойми: все эти "синекомбинезонники" не нужны нашей Американской экономике!

Володя работает в сфере высоких технологий и полагает ее стержнем американской стратегии развития. Вот уже восемь лет он переходит с фирмы на фирму, всякий раз повышая свой оклад процентов на пятнадцать, творя компьютерные программы и яростно состязаясь в этом деле с индийцами и китайцами.

Тем же самым - только в другой компании - он занимался в Союзе (изрядно приваривая к зарплате) до 90 года. А потом, когда стало проще, вдруг махнул с женой Верой в гости к приятелю-эмигранту, сперва убежавшему от советов в Израиль, а потом от арабов - в Штаты.

Едва ступив на землю, осененную звездно-полосатым знаменем и крылами белоголового орлана, Володя понял, что никуда и ни за что отсюда не уедет.

- Трудно сказать, что конкретно так на меня подействовало. Старик, это было озарение! Меня осенило!

Осмотревшись в колыбели американской революции и слегка потратившись, он отправил супругу обратно в Союз и принялся рассылать резюме в компьютерные компании. А там и разговаривать не очень-то хотели с сомнительным специалистом из "империи зла". В том, что там есть компьютеры - не сомневались. Сомневались в качестве.

Приятель предоставил ему комнатку и полку в холодильнике, но кормить не мог. Вова зажил на десять долларов в неделю. Откуда они брались - неважно. Его рацион состоял из кукурузных хлопьев с молоком, ежедневной индюшачьей сосиски, белого хлебушка, полстакана апельсинового сока и малости чего-то еще. Два с полтиной американских рубля за сигареты стали непозволительным мотовством. Он бросил курить. И не курит до сих пор.

Так прошел почти год. Трудовую биографию господина Астахова получили и прочитали триста двадцать менеджеров по кадрам в нескольких десятках городов. Триста девятнадцать бросили ее в корзину, а триста двадцатый пригласил на имплоймент-интервью в Лорел.

Владимир занял денег, купил карту, нанял машину и поехал.

Интервью прошло успешно.

С тех пор он Лорел покидал не иначе, как для посещения далеких Пуэрто-Рико и Израиля, где проводил свой ежегодный десятидневный отпуск, чуть менее далеких - Пенсильвании и Канады, куда ездит кататься на горных лыжах, и совсем недалекого Вашингтона, куда возит детей для посещения музеев и достопримечательных мест, вроде Мола, где имеются монументы Вашингтона и Линкольна и куда время от времени съезжаются американские гомосексуалисты и лесбиянки защищать свои гражданские права перед лицом демократических институтов, которые прямо тут же и расположены - на Капитолийском холме, за небольшого размера прудом.

Там, на холме, трепещут стяги, заседают законодатели и гнездится местная бюрократия, которую простой работник хай-тека Астахов люто поносит, но очень уважает.

- Эти люди утратили представление о действительности! Ты посмотри, какие здесь дороги - в центре Балтимора. Кстати, в Вашингтоне еще хуже. Это говно, а не дороги! В Москве - все говорят - асфальт намного лучше. Невероятно! Мы платим налоги, а правительство, вместо того, чтобы привести здесь все в порядок, вбивает наши непросто заработанные деньги в безумные социальные программы!

А безответственные интеллектуалы-экспериментаторы еще сильнее сбивают их с толку.

Недавно они обнаружили, что наши смуглые братья и сестры всегда избегали платной медицинской профилактики и лечения недомоганий, а потом, когда их всерьез прихватывало, вызывали скорую помощь. Очень дорогая эмбьюланс везла их в больницу, где их долго и кропотливо лечили наши либеральные и очень дорогие доктора. Они поправлялись и шли домой, не платя ни за что ни копейки. Платило правительство.

И вот наши умники решили, что это - непорядок. И рассчитали, что если сделать медицинскую профилактику и текущее медобслуживание бесплатными для меньшинств, то выйдет дешевле, чем все эти трюки с неотложкой. Статистика, дескать, говорит, что они слегка-то прихварывают не так уж и часто. Ну и сделали бесплатным. С этого момента многие клиники заполнились этими ребятами. Они проводят там целые дни. Они лечатся!

Только (я ведь знаю - ты человек, сильно подтравленный университетским либерализмом) не называй меня расистом! Я просто хочу, чтобы у нас в Америке был порядок. И торжествовал здравый смысл.

Вот смотри, это же была красивая улица. А теперь здесь окна заколочены, как в русской деревне, откуда все разбежались. Знаешь почему?

После того, как приличные люди уехали в пригород, на их место вселились эти - которые лечатся. И они здесь жили-поживали, не бия палец о палец и делая по тридцать тысяч баксов в год на льготах и пособиях. Плодились. Продавали и кололи наркотики. Резали и стреляли друг друга. А потом федеральное правительство начало новую жилищную программу и стало селить их в общинах белых профессионалов. Зачем? Затем, что решило: там, вне пропитанной преступностью и бездельем городской среды, в границах другой - позитивной, трудолюбивой, рациональной культуры, их социальное поведение изменится и они начнут работать. Ну, хотя бы чтоб купить машину, без которой там не проживешь. А также воспитывать и учить детей, из которых тогда, может быть, что-нибудь толковое и получится.

Где, спрашивают, хотите жить? Те тычут пальцем в карту и въезжают к нам в Лорел. И что - начинают новую жизнь? Да черта с два! Но дома-то в Лореле падают в цене! Мне под бок привозят свору бездельников, преступников и дармоедов. И мой же дом дешевеет!

Неслыханный бред!

Он тормозит у двухэтажного коттеджа, стоящего в не тесной шеренге семи подобных, вокруг небольшой асфальтированной площади, где резвятся на роликах миловидные стройные школьницы. Дверь гаража ползет вверх, и красный спортивный "Порше" занимает положенное ему место рядом с четырехдверным "Крайслером".

- Сейчас в простых машинах ездят максимум вдвоем. А в качестве семейных - в моде джипы и вот такие минивэны. Поскольку детей по занятиям развозит Вера, эта тачка - ее.

Дверь из гаража ведет прямо в гостиную, где Вера уже стоит на пороге, держа за руки Машку и Мишку - чудных русских американских детей. Говорящие дома только по-русски, за его пределами они болтают без акцента на американском английском и ведут себя именно так, как их сверстники из семей их класса. Среднего класса.

Пять раз в неделю они берут пакет со скромным ланчем и отправляются в школу, где прилежно выполняют задания, избегают агрессии, занимаются спортом и слушаются учителей. Вернувшись домой, ходят в бассейн, упражняются на фортепиано и тетешкаются с живым хомяком. А после расходятся по комнатам второго этажа, где спят усталые игрушки и многочисленные книжки на русском языке. При этом над кроватью трехлетнего Мишки висит не гобелен с лебедями, а государственный флаг, ибо он единственный в семье гражданин Соединенных Штатов, ибо рожден в этой стране.

Их заботливая мама Вера, некогда разлученная с мужем, вернулась в Америку сразу после обретения им вожделенной работы. Когда-то без особого сожаления покинув родной Южно-Сахалинск, где снег был черен от сажи, с еще меньшим сожалением в 91-м она оставила Москву, сверкающую чистыми и пустыми полками универсамов. Высадившись на восточном побережье США, спокойная и энергичная, она принялась за оккупацию этой страны. Разобралась в ценах. Пошла работать няней. Изучила язык. Получила права. Выучилась на медсестру. Нашла работу. Потом еще лучшую работу. Потом написала роман. Потом - родила сына.

- Здесь, как и везде, роды - это, конечно, не фан. Но у нас в Штатах из них стараются сделать фан.

Вовка сидел у меня в палате и что-то свое долбил на лэп-топе, а мне больно стало так, что думаю - все, привет. Чтоб отвлечься, стала рассказывать медсестре, как рожала Машку в Москве. Та - крепкая такая тетка - слушала, поднимала брови, а потом спрашивает: мэм, Вам колоть обезболивающее, или не стоит? Вы такая выносливая... Я кричу: конечно, колите! И, всаживая шприц, она мне и говорит: Добро пожаловать в США!

И мужу: сэр, отвлекитесь. Вас беспокоят по не менее важному делу.

Тут Мишка начал рождаться на свет. Она кричит: Камера готова? Что ж это вы, сэр, сидите здесь как тютя и ни хрена не снимаете?

Вовка достал видео...

Когда младенец выбрался в этот мир, на него первым дело надели памперсы, вязаную шапочку и носочки. И таким вот футболистом положили мне на пузо.

Вова потом очень сетовал, что не разрешили, как это положено, перерезать отцовской рукой пуповину - она замоталась вокруг шейки младенца, и врачи опасались, как бы счастливый отец чего не повредил. Пришлось ему только операторствовать. Ну и везти нас домой, само собой. Кстати, здесь тебя не выпустят из роддома, если в машине нет бэби-сита - специального детского креслица с ремнями безопасности.

Ну вот - привез он нас домой и с тех пор оттягивается, воспитывая детей и призывая всех к порядку.

Он у нас папа строгий...

Тем временем строгий отец, сидя на белом кожаном диване в гостиной, отремонтированной своими руками, изучает каталоги оружейных магазинов - собирается покупать винтовку - чтоб было чем защищать свой дом от нашествия социальных паразитов и падения цен на недвижимость.

А главным образом для того, чтобы украсить ею расположенный в подвальном этаже кабинет, где по стенам висят репринтные советские плакаты двадцатых годов и подлинные наградные листы деда - с ижицами, ятями, медалями и двуглавыми орлами, а на столе имеется очень приличный компьютер "Компак", сканнер и телевизор "Сони".

- Если я что и смотрю по телевизору, так это кино. Никаких новостей. Меня очень мало интересует, что за безобразная стрельба творится на Берегу Слоновой Кости, когда сам я живу на берегах Потомака, где чудесный воздух, водятся белки, бурундуки и олени, а полиция, которую я, правда, вижу очень редко, охраняет меня, служит мне, а не третирует.

Когда телевидение начинает очередную кампанию с ужастиками о распухших глодающих детях, по которым ползают мухи, о зверской коррупции и массовых убийствах где-нибудь в самом пыльном и темном углу третьего мира, мне становится интересно: кто, как и сколько миллионов на всем этом намерен заработать. Но практически всегда мой интерес остается неудовлетворенным.

И тогда мне кажется, что лучше посмотреть хороший боевик, вылизать и покрыть воском машину или пойти на вечеринку к друзьям. Кстати, мы сейчас туда как раз и отправимся.

Обычная вечеринка - урожденные американцы и американские русские - не нью-йоркские богемщики и не гарвардские интеллектуалы, а простые трудящиеся прямо от компьютерной сохи - пили канадское пиво "Мусхэд" и калифорнийское "Мерлот", макали в соус чипсы и морковку, беседуя о том, что как бы ни истетеривались зарвавшиеся журналисты, либеральные профессора и маргиналы-популисты, все одно не погубить им Америку. А потом вежливо и сочувственно осведомлялись, как там президент Ельцин и правда ли, что я намерен вернуться в Россию...

По пути в аэропорт имени Рональда Рейгана я спросил: Вова, скажи, ну а чем ты гордишься в этой своей американской жизни?

- Тем, что приехал абсолютно никем и, по большому счету для них - ниоткуда. И за семь лет добился здесь - где ни на кого ничего с неба не падает, где добиться чего-то можно только самому - обыкновенным честным и тяжелым трудом - того, чего там большинство за целую жизнь не добивается, а меньшинство добивается обманом и воровством.

Тем, что, хотя мой президент и чудит с девицами, а мое правительство делает множество глупостей, они обо мне заботятся, защищают мои интересы от всяческих Саддамов и прочих мерзавцев. А главное, тем, что я чувствую себя важной частью огромной группы нормальных людей, живущих как я, озабоченных тем же, чем я, работающих как я, стремящихся к тому же. Тем, что я уважаемый член общества, хотя пока и не гражданин государства. Здесь это ощущение называют "интегрити" - включенность, а заодно и порядочность.

Понимаешь, я здесь живу на самом деле всего ничего, но чувствую свою включенность в эту жизнь. Я хочу быть включен в нее, стараюсь, стремлюсь к этому. А там, у вас, кто это чувствует? Кто знает - куда у вас можно быть включенным? В какую жизнь? В какое общество? В какую систему?..

Я не знал ответа на этот вопрос. У меня всегда были проблемы с включенностью. Быть может, я как раз из числа тех самых зарвавшихся либеральных маргиналов, злокозненно не желающих включаться и угрожающих устоям и основам...

Впрочем, на самом деле моего ответа Владимир и не ждал. А его ответ меня устроил.

И потому он оставался жить в штате Мэриленд, в обустроенном и обихоженном пригородном сеттлменте Лорел, в собственном доме, который в окружении юрких Чип-энд-Дейлов и грациозных Бэмби твердыней здравого смысла возвышается посреди великолепной осени, твердо противостоя всему не соответствующему. Он оставался в Америке.

А я возвращался сюда.

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru