14.01.99

К вычислению шага времени

Игорь Клех

1. "Мир без войн и контрибуций"

В "Макбете" сказано, что земля, как и вода, способна рождать пузыри. Особенным плодородием в этом отношении отличалась российская почва начала века. То были не только отмеченные Волошиным "демоны глухонемые" войн и социальных возмущений, но и нетерпеливый, увлекающий за собой, многоликий утопизм социально-политического, религиозно-философского, естественно-научного и художественного свойства.

Можно предположить, что на деле имел место выход сглаженных и умиротворенных конфликтов и войн, "проглоченных" XIX столетием. Каждое поколение раз в тридцать лет могло повоевать, но те локальные конфликты все же не приносили настоящего удовлетворения глобальной цивилизации, начавшей складываться после Наполеона. С каждым разом мир успевал все более себе опротиветь. Ограниченное разнообразие, вносимое в его жизнь техническими изобретениями, перестало удовлетворять. На двадцатый век пришелся своего рода "девятый вал" энергетического выброса. Человеческая биомасса пошла сперва на один, затем на повторный всплеск - и расходившиеся волны долго улегались в последующих поколениях. Перерыва, однако, не было. Просто следующая волна, пиком которой стал Карибский кризис, зародившаяся в 1956-м в Москве, Будапеште, где-то на Ближнем Востоке и севере Африки, в Калифорнии и Ливерпуле и сошедшая на нет в 1968-м в Праге, опять в Москве, Париже, Вудстоке и в китайской "культурной революции", оказалась удержана и погашена совместными усилиями, благодаря коллективному страху перед атомным оружием. Энергия ее разряжена, бунтарские молодежные движения абсорбированы соответствующими обществами, благодаря комплексу не всегда осознанных и продуманных мер. (Вьетнам и Афганистан соответствовали логике противостояния в "холодной войне" и использовались сверхдержавами как своего рода пограничные столбы для чесания спин.)

К середине 80-х в народонаселении СССР сложилась критическая масса людей, не удовлетворенных условиями своего существования в оседланном и стреноженном состоянии, в квазииделогическом наморднике (прокламированный коммунизм оказался "замылен" и фактически отменен). Начиная с прекращения геронтократии в СССР и Чернобыльского выброса, вулкан России заработал, в результате чего пошла цепная реакция и мир опасно накренился. Уже более десятка лет его удается совместными усилиями удерживать, локализуя выбросы энергии и не давая закружиться гигантской воронке. Не в последнюю очередь это стало возможным благодаря краху глобальных идеологий. Хотя... зарекалась свинья помои хлебать. Жить совсем без идеологий нельзя, а с ними - невозможно. Вирус бешенства всегда сидит в человеке, и только если мы не потеряем самообладания и не утратим рассудка, наши дети могут быть сохранены. Смердяковы остались без красивых идей и временно предоставлены самим себе. Наступившую эпоху исчерпывающе - авансом - определил Бродский: "Ворюги мне милей, чем кровопийцы." Количество лжи в обществе не уменьшилось, но по крайней мере ее монолит оказался разбит - тайное подверглось секуляризации и имеет тенденцию становиться частично явным. По очкам покуда выигрывает недалекий и крайне неустойчивый прагматизм. Хотя подспудное идеологическое брожение идет, и по-прежнему способна "собственных Плутонов российская земля рождать". Ситуация отчасти схожа с памятным многим москвичам пожаром торфяников. Если его удастся придержать - дело власти дать людям возможность по-людски жить и работать в изменившихся условиях - то следующая волна придет не скорее, чем лет через 15. Поскольку пик последней по времени пришелся на два путча начала 90-х, - припомните количество людей, рыщущих в те годы по улицам в поисках смерти. Плюс по шесть лет на нарастание и затухание, как и в 56-62-68-ом. То есть вся фаза "всплеска" (или "смуты") длится в среднем 12 лет, а начало ее и конец всегда отмечены кризисами.

Прошу прощения у читателя за кажущуюся точность, я знаю на самом деле не больше него. И все это только попытка автора рассуждать здраво, находясь у подножия исторического оползня. Предположить можно все, что угодно, но, в свете сказанного, интересно было бы заполучить исчерпывающую статистику стихийных бедствий и катастроф для продолжения умозаключений. Давно (Чижевским) высказано подозрение, что есть определенная связь между проявлениями социальной и природной активности, на что указывают многочисленные совпадения и непроясненная периодичность того и другого. Следует также учитывать, что возможны варианты - локальные встряски, задержки, связанные с пробуждением и выходом на историческую арену политических "тугодумов", либо с обеганием вокруг земшара волн повального сепаратизма и терроризма, подстегиваемых, посредством масс-медиа, нашим к ним кровожадным интересом.

В отличие от природных, последствия исторических катаклизмов никогда не успевают утихнуть настолько, чтобы их не перекрывало начало следующих. Виной тому, вероятно, является большая реактивность человеческой природы, которую мы зовем памятью. Я не раз задумывался: с чего это поколение моих родных и двоюродных сестер и братьев размазано по всему глобусу, не потому ли, что родились мы от участников и беженцев последней мировой войны?

Наша затянувшаяся молодость пришлась на годы стабильности, перешедшей в "застой", а когда мы, кто как умел, перебесились, в обществе начались такие стремительные перемены, что только держись. Налицо полное непопадание в такт со временем: исторически бестактное, вынужденно перевернутое, опрокинутое поколение. Тем интереснее для тех в нем, кто сохранил не только вкус к переменам, но и способность к самостоянию. А также, возможно, - для оторванного наблюдателя, следящего за ходом испытаний, если таковой отыщется.

И все же, отвлекаясь от политических одежд, трудно отделаться от представления о синусоидальном характере того, что разыгрывается сегодня по нашу сторону телевизионного экрана.

2. Что было и что будет?

Закончив безобидные расчеты, я получил отказ их опубликовать последовательно в трех редакциях весьма серьезных московских газет. Я вполне допускаю, что продуцентам новостей высказанные мной соображения представились дилетантскими, но не могу не подозревать в цеховой солидарности этих неутомимых борцов с человеческой праздностью, защищающих от посягательств самый источник своего существования. Их дело - хроника, а не обобщения, и в профессиональном отношении, скорей всего, они правы. И все же, сказав "а", я намерен сказать и "б" - предъявить скрытые движущие части синусоидальности. В максимально откровенном виде исходный тезис будет звучать так: в 86-м и несколько последующих лет мы (несколько объединившихся поколений) "замочили" отцов, - если кто этого еще не понял. Мы сделали так потому, что они не давали нам жить, не позволяли вырасти, выдерживали в коротких штанишках (это только отчасти метафора - так восстали французские "бесштанники"-санкюлоты, лет двести назад заявившие: "длинные штаны на нас, решать будем мы"). Конечно, нам слабО было справиться с ними, пока они находились в силе и даже позднее. Переданная им сила дедов заключалась в том, что они умели умирать. Что-что, а это делать они умели, было бы низким этого не признать. То есть мы справились с ними, только когда они одряхлели (вспомним геронтов-генсеков) и окончательно растеряли родительский авторитет. Вот он источник преследующего кое-кого из нас чувства вины. И все же их участь заслужена (тем более что никто их физически, прошу прощения за повтор арготизма, не "мочил": их лишили власти, прогнали, отстранили те же, что удержались у власти, - не "бывшие коммунисты", чем их любят попрекать, а сменившие идентификацию перебежчики из одной генерации в другую).

Уже догадавшись об этом всем, я узнал, что существуют книжки, в которых люди, многократно более прозорливые, все это давно описали. Это Фрейд в его последней работе "Моисей и монотеизм", это Юнг и Фрезер (читанные, но не отнесенные на собственный счет), это Серж Московичи ("низость в психологии толп всегда одна и та же..."). С незапамятных времен либо недалекие отцы "мочат" недостаточно покорных сынов, либо еще более недалекие сыновья, объединив усилия, "мочат" отца-кабана. И в отчаянии от содеянного сакрализуют его фигуру (а затем уже - "брат на брата" и "революция пожирает своих детей"). На противоположном же полюсе - "Возвращение блудного сына" Рембрандта и "Троица" Рублева. Это все один мета-сюжет, образующий едва ли не главнейший нервный узел нашей цивилизации. Добавьте сюда еще фигуру матери ("Царь Эдип", "Гамлет" и Богородичный миф), и человеческий мир в своих определяющих чертах будет описан).

И даже когда дело не доходит до насилия, проходит 25-30 лет - и выросшие дети не желают больше носить и читать то, что носили и читали их "предки". И, наконец, прямо в лоб: находящиеся в зените мощи родители, не желающие делиться властью с отпрысками, вступающими в возраст зрелости, эти родители, прекратившие подавлять сексуальность своих детей и отпустившие их из собственных семей, пожнут в результате бурю, если не начнут делиться захваченной либо полученной властью. Дети всегда правы и только потом виноваты.

От дальновидности отцов зависит, как все мы будем кататься на своих синусоидах, и не станут ли в очередной раз 30-летние, придержанные до седых волос, скидывать и изгонять в очередной раз многоопытных, но, увы, самонадеянных, заскорузлых и жадных отцов, синхронизировавшись с подоспевшими и на все готовыми 17-летними.

В свете сказанного, если не доводить большие массы людей до крайности, к тревожному 2000-ому году еще не созреет поколение, которому хотелось бы бунтовать по причинам более глубоким, нежели несвоевременная выплата зарплат и пенсий. Чего я совсем не взялся бы утверждать о пятилетии между 2010-15 годами.

Но как сказал один современный ребенок (о воскрешении мертвых, кстати):

- Э-э, когда это еще будет!..

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru